Ян Мортенсон - Убийство в Венеции
Наступившая тишина была абсолютной. Гроза продолжалась, но глухое грохотание только подчеркивало бездыханный покой в большом салоне, где свечи на окне мерцали от прикосновения ветра.
— Странно все это. — Свен Лундман склонился вперед в углу дивана и обвиняюще поднял передо мной палец. — Рубенс, ночное похищение. Кокаин. А теперь Андерс еще и гомосексуалист!
— Это называется голубой, — хихикнул Эрик, но его никто не слушал.
— Она вышла поздно ночью выгуливать собаку. Да, она живет совсем рядом с Баккой. И, прогуливаясь по берегу озера с псом, увидела Андерса, раздетого, обнимавшего за шею другого мужчину. В темноте она как следует не смогла рассмотреть, кто это был. Однако ей это показалось настолько неприятным, что она развернулась и пошла домой.
Я смотрел на них, однако все молчали. Они лишь уставились на меня, будто не хотели верить тому, что я рассказал.
— Это был убийца, — спокойно сказал я. — Андерс был более или менее в бесчувственном состоянии из-за спиртного и наркотика, который кто-то подсыпал ему в стакан. А сделать это было не так сложно. Затем тот его раздел и вытащил на мостки. Затем — в воду, и рука держит голову Андерса под поверхностью, пока он не утонул.
— Так произойти не могло. Выло бы видно из дому, — запротестовал Свен и поправил свои круглые очки.
— Отнюдь. Я был там недавно вечером. Кусты и деревья так густо растут у мостков, что снаружи ничего не видно.
— Какой же мотив? — спросила Элисабет. Наркотики или похищенное произведение искусства?
Я посмотрел на нее. Она была бледна. Может, от слабого освещения несколькими настольными лампами.
— Ты знаешь об этом больше других, — спокойно сказал я. — Ты да еще Анна Сансовино.
Она вздрогнула, и все это заметили.
— Анна Сансовино? — Маргарета вопрошающе посмотрела на меня, а затем на Элисабет.
— Агент Элисабет по продаже предметов искусства в Италии. Она посредничала в поиске клиентов. Передавала заказы и находила покупателей вещей, которые доставала Элисабет. И это был утонченный бизнес от искусства. Не какие-нибудь там нумерованные литографии Дали и Миро, а искусство времен Возрождения, великие мастера. Деньги тоже были немалые. И все производилось весьма скромно, чтобы избежать излишних формальностей с таможней и налоговыми службами.
— У нас с Анной были совершенно открытые и безупречные деловые связи, — коротко сказала Элисабет. У нее в Италии были состоятельные клиенты, которые всегда интересовались высококлассными предметами. У меня в Швеции имелись свои контакты. Люди, которые хотели продавать и делать это, не привлекая внимания. Ни таможня, ни налоговые службы здесь совершенно ни при чем. Просто-напросто речь шла о деловой тайне. Кроме того, уровень цен за рубежом — совсем другой.
— Особенно, если нужно отмыть грязные деньги, не правда ли?
— Что ты имеешь в виду?
— Среди клиентов Анны был один из крупнейших мафиози Италии. У него есть великолепное собрание работ старинных мастеров. Кроме Рубенса.
— Ты хочешь сказать, что Элисабет… — Маргарета замолчала.
— Элисабет росла в Слагсте. Она интересуется искусством и, конечно, подозревала, что та большая картина заслуживает лучшей судьбы, чем висеть где-то запрятанной. Но провести открытую экспертизу она не могла. Тогда все узнали бы о результате, и — прощайте, денежки. Но она, конечно же, знала, что Андерс — один из ведущих в мире специалистов по Рубенсу.
— Ну теперь-то ты загибаешь, — Свен Лундман с совершенно красным лицом поднялся с дивана и подошел ко мне. — Ты хочешь сказать, что Элисабет затащила сюда Андерса с повязкой на глазах, заставила подтвердить, что картина написана Рубенсом, а потом утопила его в озере Вибю?
— Я этого не говорил. Но я сделал некоторые выводы. Элисабет передает Анне, что у нее, возможно, есть Рубенс, неизвестная картина Рубенса. Клиент Анны страшно заинтересован, но не хочет покупать кота в мешке. Поэтому Анна получает совет относительно Андерса и устраивает этот маленькой ночной «частный показ». Затем картина похищается: вырезается из рамы и попадает в Италию.
— Грязные инсинуации, — сказал он. Его большие кулаки сжимались и разжимались. Было похоже, что он готов задушить меня, но сдерживал себя усилием воли.
— Мне удалось также случайно узнать, что Анна Сансовино заказала барочную раму, точную копию той, что висит наверху, в антикварной лавке в Венеции. В том же исполнении и того же размера.
Свен Лундман обернулся к Элисабет.
— Это правда?
Он сел рядом с ней, взял ее за руку.
— Ты замешана во всем этом? — спросил он тихим голосом.
— Не будь глупым. С чего бы мне быть замешанной? Не хочешь ли ты сказать, что я могла воровать предметы искусства у своей кузины?
— Воровать, не воровать, — сказал я. — Маргарета рассказала на днях, что хочет пожертвовать Слагсту и все коллекции на благотворительные цели. Ты ведь могла задуматься, справедливо ли это? Что все должно остаться в роду. И что ты сама, по меньшей мере, должна что-то получить.
ГЛАВА XXIX
— Откуда Юхану знать, что она ничего не получит? — резко спросила Маргарета. — Тебя это не касается, но с пустыми руками она не останется.
— Элисабет об этом знала?
— Ну, как сказать… — протянула Маргарета. — Я хотела сделать ей сюрприз. Небольшой post festum, так сказать. — Она улыбнулась.
— Ты хотела сказать post mortem, — сказал Эрик, и все рассмеялись, сбрасывая накопившееся напряжение. Но вскоре снова стали серьезными.
— Теперь, если отвлечься от того, Рубенс ли написал картину и кто такая эта Анна или как ее там, я хотела бы знать: я-то какое отношение имею к смерти бедного Андерса? И как сюда попал кокаин? — Маргарета испытующе смотрела на меня.
— Кокаин попадал в Швецию через мой магазин.
— Ты что, в своем уме? — Эрик Густафсон был шокирован. — Не хочешь ли ты сказать, кто занимался контрабандой наркотиков?
— Разумеется, нет. Но меня использовали. В Венеции есть фирма, владельцем которой был Леонардо Пичи. Там изготавливают точные копии старинной мебели. Я познакомился с ними через Андерса, и продажа этой мебели шла как по маслу. Зачастую вещи покупались в тот же день, когда поступали. И только, потом я понял, почему, мебель была специальным образом оборудована. Во всех бюро и письменных столах были потайные ящики, куда упрятывался кокаин. Судя по всему, это был новый и безопасный метод.
— Откуда ты все это знаешь? — Элисабет напряженно смотрела на меня.
— Мне рассказал один из работников Пичи. И, как это ни странно, Пичи тоже утонул, пропал в одном из каналов, возвращаясь с позднего ужина в ресторане. Он обнаружил, что его мебель используется для пересылки наркотиков. Он не хотел ввязываться в это и угрожал сообщить в полицию. А попал в несчастный случай. Точно так, как Андерс. В этой связи утопление, похоже, отличительная черта.
— Я теперь начинаю понимать, — заинтересованно сказал Свен. — Андерс ввозит кокаин, чтобы выкупить Бакку. А те типы в Венеции боятся, что он может их разоблачить. Они решают убить Андерса, и это делается настолько искусно, что полиция считает происшедшее несчастным случаем.
— Не попал, — сказал я. — Андерс не имел никакого отношения к наркотикам.
— Но ты ведь сам сказал, что именно он познакомил тебя с тем самым Пичи?
— Да, но использовал все это кое-кто другой. Я думаю, что кокаин использовался для оплаты картины Рубенса.
— Чем дальше, тем хуже, — рассмеялся Гунпар Норман. — Сначала — вновь обнаруженный Рубенс. Затем двойное убийство и контрабанда наркотиков.
— Я не думаю, что убийца занимался наркотиками, — спокойно сказал я, глядя на него. — Они поступали через мой магазин, приходили с мебелью. И уже в Стокгольме ими занимался какой-то крупный торговец, а деньги скрытно переводились на счет продавца. Вполне возможно, что на разные многочисленные счета в разных банках. Денег ведь было очень много.
— А сколько, собственно, может стоить картина Рубенса такого формата? — с любопытством спросила Маргарита.
— Трудно сказать, но если она была хорошего качества и такого размера, то я мог бы предположить сумму в несколько сот миллионов. Может, и больше. Это зависит от многих факторов.
— Это ты сделал! — неожиданно крикнула Элисабет. Она вскочила. Мерцающие отблески свечей придавали ее лицу неведомое драматическое измерение. Словно трагический актер из античной драмы, она обличающе указывала на своего мужа.
— Ты ревновал к нему, и ты ненавидел его! Вы ругались. Ты никогда не смирился бы с тем, что я тебя оставлю, никогда не отпустил бы меня. — И она заплакала, села и спрятала лицо в ладони. Рыдала она отчаянно и судорожно.
Маргарета села рядом с ней, обняла Элисабет, словно маленькую девочку, и погладила ее по голове.
