Андрей Бинев - Завтрак палача
— Оно не ржавое. Машина была совсем новенькая, «Мерседес», между прочим.
Эстонец коротко хлопнул ладонью по столу, на котором стояли две рюмки с ромом, и мы оба тут же заткнулись. Не говоря ни слова, Тойво пригнулся, поднял от ножки стола светлый пластиковый пакет, извлек из него пятисотграммовую банку тушенки колумбийского производства, выхватил из-за пояса здоровенный нож и тут же вспорол им плоскую верхушку банки. Он внимательно, очень близко заглянул мне в глаза и вывалил на стол из вскрытой им банки три пакетика с белым порошком.
— Это то, о чем я подумал? — спросил я упавшим голосом.
— Нет. — Приятель криво усмехнулся. — Это — чистейшая колумбийская тушенка.
— В России, как обычно, голод, — произнес свою первую фразу по-испански эстонский альбинос Тойво. — Нужно ее туда доставить морем. Пять тонн.
— Сколько? — У меня, наверное, в этот момент глаза из орбит чуть не выскочили.
— Пять тонн, — повторил за эстонца мой приятель. — Доставляешь ты в качестве экспедитора. Получишь еще в порту отплытия пятьдесят тысяч баксов кешем, а после доставки и возвращения команды, там же, еще 450 тысяч.
Тогда у меня как раз назрели очередные неприятности из-за долга в сто тысяч долларов одному бандиту. Это была дурацкая неустойка по сорвавшейся, как будто по моей вине, торговой сделке. И я, конечно, согласился с предложением эстонца Тойво. Морщился, морщился сначала, тяжело вздыхал, задумчиво перебирал пальцами пакетики с белым порошком — и все же согласно закивал.
Но обещанных ими денег я так и не получил. И вообще никогда больше не видел ни Тойво, ни своего колумбийского дружка, ни даже банок с их странной тушенкой.
Мы договорились о встрече через две недели в аэропорту Еl Dorado, но встречаться было уже не с кем. Я узнал, что колумбийца пристрелили на следующий день после наших переговоров в Bosa. Там же, кстати, в том же баре и пристрелили. Он кого-то в очередной раз ждал, потягивая свой любимый ром, а тут в бар ввалился белый парень с «кольтом» и нашпиговал этого моего приятеля свинцом так же, как была нашпигована та банка с «колумбийской тушенкой» пакетиками с белым порошком. Три выстрела — два в грудь, один в голову.
Эстонец Тойво куда-то сразу исчез.
А через полгода я узнал из газет, что в Выборге (это русский порт на границе с Финляндией) таможенники захватили иностранный корабль как раз с пятью тоннами «колумбийской тушенки».
Потом меня разыскали в Рио общие знакомые с тем убитым колумбийцем и с непонятной обидой в голосе спросили, не сболтнул ли я случайно лишнего об этой гуманитарной помощи России.
— Что я, враг себе? — ответил я.
Не знаю почему, но они очень быстро от меня отстали. Во всяком случае, я их тоже больше никогда не видел, как и того колумбийца, и альбиноса-эстонца.
А вот о Выборге слышал!
Но это уже было позже. Тут даже не пять тонн «колумбийской тушенки» прихватили, а кое-что покруче! Это как раз почти то самое, чем занимался утопленник Лукас-Хьяли, то есть имело прямое отношение к вооружению, да еще, на этот раз, к ядерному.
Речь шла о контейнере с изотопами осмия 1870с. Если кто-то не знает, осмий — самый дорогой металл в мире из платиновой группы. На черном рынке за один его грамм платят до двухсот тысяч баксов! А тут его изотопы… Там тогда многие влипли. Даже какой-то их губернатор или вице-губернатор. Но этот товар не ввозили, а наоборот, вывозили. Скандал был грандиозный. Правда, говорят, ничем так и не закончился.
Однако этот контейнер был обнаружен в дорожной сумке некоего эстонца-альбиноса. Может быть, Тойво? Тем более что тот задержанный русскими полицейскими эстонец плыл на русском же судне как раз в Колумбию, в романтичный туристический вояж. В Россию таскал наркоту, а обратно — осмий.
Не знаю, связано это или нет, но именно в это время ко мне вдруг подъехал тот самый бандит, которому я был должен сто тысяч долларов, и с бледной улыбочкой стал извиняться за «недоразумение». Мол, это не я ему, оказывается, должен, а он мне. Правда, не сто тысяч, а всего лишь двадцать. Отдал и попросил не помнить зла. Я не злопамятный. Пусть живет! Я только потом подумал, что мой долг к нему как-то очень странно совпал со звонком мне в Рио покойного колумбийца и с нашей встречей с Тойво в темном баре в Боготе. Честное слово, в мире полно всякой мистики и необъяснимых на первый взгляд совпадений!
С тех пор всякое упоминание о контрабанде оружием или наркотой у меня вызывает повышенное сердцебиение. Вот о чем я хотел сказать.
Так что Лукас-Хьяли при жизни, как и эстонец Тойво, теми еще перцами были! Каждый в своем огороде.
А я тут ни при чем.
* * *Ну вот я и добрался до Товарища Шеи. В прямом и переносном смысле. В прямом — потому что он сидит в одиночестве за столом, заставленным крошечными рюмочками с русской водкой, а я иду к нему. Перед ним скромная закуска в виде душистой исландской селедки, нежного венгерского шпика и свежего итальянского ржаного хлеба.
А в переносном — потому что наконец пришло время кое-что рассказать и об этом нашем клиенте.
Прежде чем я подхожу к нему, вспоминаю, как мне охарактеризовали его впервые: «Это тот парень, который торгует погодой в Техасе».
Сначала я подумал, что и впрямь что-то происходит в Техасе — какая-то погода на политической или финансовой ниве, или в области добычи нефти, или еще что-то материальное и дорогое. Но на меня посмотрели с веселым прищуром.
Нет, сказали мне, материальный мир тут ни при чем. Потом продолжили: мы могли бы также сказать, что он торгует воздухом или паром, или запахом барбекю, или дымом от вулкана Эйяфьятлайокудль[21], или еще чем-то таким же — воздушным и невесомым. Просто этот тип разбогател, как Крез, продавая несуществующее и нематериальное. Он — белая акула мировых бирж, пиранья рыночной экономики, багдадский вор и Синяя Борода большого кризиса. Он такой же, как один богатейший американский старец еврейского происхождения. Но тот еще как будто радеет о чем-то, что лукаво называет высокой нравственностью в политике (врет, разумеется!), а этот даже не желает знать, что такое нравственность вообще, потому что там, где он родился, это качество было свойственно лишь тем, кто высоко так и не поднялся.
Был у нас в одном штате (не очень далеко от Рио) честный старик. Не богатый, но и не бедный — это уж точно. Деньги и довольно большой кусок земли ему достались еще от отца, а тому — от деда. Старик почти всю свою жизнь проработал на этой земле, сберег ее, с нее же и кормился. У него было два сына, один старше другого на десять лет. Однажды этого старика как самого честного избрали мэром, то есть главой средних размеров муниципалитета. Поначалу показалось, просто кто-то не доглядел!
В основном в штате и в его муниципалитете, состоящем из нескольких городков и поселков, проживали черные, креолы и такие, как я, мулаты. Но были там и белые эмигранты из Италии, Испании, Германии и еще откуда-то. Этот старик был выходцем из Нидерландов, то есть оттуда приехали когда-то его дед с бабкой и с пятью сыновьями.
Первое время старик очень стеснялся своего нового поста, говорил, что недостоин. Но постепенно люди его убедили, что он лучший из них. И старик наконец уверовал.
Каждое свое выступление перед людьми он начинал с короткой и очень эмоциональной речи о том, что нравственность в политике — самое главное. Сама политика, мол, тьфу! И дело ничего не стоит, если нет нравственности и чести. Лучше тогда ее вообще не делать. Просто достал всех!
А дороги как были развалены, так и оставались убогими, дома у бедноты как рушились, так и продолжали рассыпаться, разные шайки как терроризировали население, так и занимались этим. Но старик все о нравственности в политике трындел. Больше всего его речи нравились бандитам. Они так и говорили: «Пусть себе блажит старый мул! Лишь бы не мешал в пути другим!»
Но как-то раз его младший сын, а было ему тогда лет девятнадцать, вместе с другими своими дружками попался на наркоте. Сырье вроде продавали. А когда их хватали полицейские, кто-то выстрелил в одного из офицеров и убил. Стали это дело расследовать. Тут и вылезло, что копа замочил сын старика, то есть главного человека в муниципалитете.
Наши бандиты собрались и решили, что такой болтливый и безобидный чиновник им больше подходит, чем один его вечный конкурент — хапуга и сволочь, который всех чужих прижмет к ногтю, а своей шайке даст жить припеваючи. Тот о нравственности вообще ничего не знал. Даже слова такого произнести не мог.
Вот бандиты и решили, что в убийстве копа сознается другой парень, у которого из всей семьи лишь старая больная мать и младшая сестренка. Они встретились с парнишкой в тюрьме и сказали ему, что если он сам не сознается, то его мать вообще останется одна, потому что они выкрадут сестренку и продадут ее в какой-то вертеп в Уругвае. Думаю, в тюрьме сидел их человек, который все и провернул, то есть и разговор, и остальное. Парнишка не мог не поверить таким солидным людям! Они слово умеют держать. Я-то знаю!
