Наталья Александрова - Заколдованная шкатулка
— Катя, это ты?
— Да, это я. — Катя едва смогла произнести эти простые слова, так она была удивлена и растеряна.
— Я ждала твоего звонка. Приезжай ко мне.
Катя остановилась перед внушительным зданием с вогнутой восточной крышей. Здесь, в Музее восточного искусства, работает ее тетя. Сердце ее забилось от волнения перед предстоящей встречей, но не только это было причиной волнения. Именно этот дом Катя видела во сне, именно к нему стремилась, убегая от безликого преследователя… Ну что ж, значит, этот сон был вещим, и она найдет здесь безопасное убежище, а может быть, и ответы на все свои вопросы.
К входу в музей вели широкие каменные ступени, по бокам украшенные восточными статуями — расставленными попарно чудовищами, похожими то ли на огромных собак, то ли на львов с драконьими головами, с угрожающе оскаленными пастями.
Катя поудобнее перехватила чемодан и переноску с кошкой и начала подниматься по лестнице. Как ни странно, Диана спокойно сидела в своей переноске, только с интересом посматривала на каменных чудовищ.
Высокие резные двери музея были закрыты. Катя вспомнила, что говорила ей тетя по телефону — вход в музей сбоку, через неприметную служебную дверь.
Она нашла эту дверь, толкнула ее, вошла внутрь.
Рядом с дверью сидела, листая научный журнал, сухопарая дама лет пятидесяти.
— Девушка, музей закрыт, — проговорила она машинально, но тут увидела в руках у Кати чемодан и переноску с кошкой, и глаза ее полезли на лоб от удивления.
— Я к Валентине Валерьевне, — поспешила сообщить Катя. — Она меня ждет.
— Ждет? — переспросила дежурная, не сводя глаз с кошки. — Ну, если она вас ждет… тогда идите по коридору, четвертая дверь справа… там написано…
Катя поблагодарила ее и пошла по коридору.
Коридор был полутемный, его скудно освещали включенные через одну тусклые лампы. И по мере того, как Катя шла вперед, в душе ее нарастало беспокойство.
И Диана, которая до сих пор спокойно сидела в переноске, вдруг поднялась, распушила усы, словно к чему-то принюхиваясь.
«Ничего страшного, — постаралась внушить себе Катя. — Ну, музей небогатый, экономят электричество, поэтому так темно. А что кошка беспокоится — так здесь наверняка полно мышей…»
Она остановилась перед четвертой дверью и прочитала надпись на табличке: «Начальник сектора японского искусства позднего Средневековья В. В. Минамотова».
Ну да, вот он, тетин кабинет…
Катя без стука открыла дверь и вошла внутрь.
Кабинет тоже был скудно освещен и заставлен всяким восточным хламом — шкафчики и сундуки, ширмы и светильники, вазы и курильницы стояли здесь в таком беспорядке, как будто хозяин кабинета готовился к переезду. В центре комнаты возвышался черный письменный стол, тоже заставленный и заваленный множеством вещей.
А за этим столом сидела бледная женщина средних лет. С трудом продираясь через напластования, оставленные временем, Катя узнала в этой женщине свою тетю, тетю Тину, или — полностью — Валентину Валерьевну Минамотову.
— Здравствуй, тетя Тина… — проговорила Катя смущенно.
И тут она увидела, что в тетином лице нет радости, и в растерянности остановилась перед столом. Тетя ей явно не рада, но ведь она сама позвала ее сюда, сама сказала, что поможет…
Она готова была помочь только на словах, поняла Катя, а когда увидела, что я и правда заявилась к ней с чемоданом и с кошкой, поняла, какую ответственность берет на себя, и передумала.
От этой мысли Катю охватило отчаяние.
Она ехала сюда, надеясь встретить родного, близкого человека, который поможет ей, приютит, возьмет на себя часть ее забот, часть ее переживаний.
Она ошиблась.
— Прости меня, Катя… — проговорила Валентина Валерьевна. — Прости меня…
— Я все понимаю, — ответила девушка горько. — Вы не подумали, когда позвали меня…
— Нет, дело не в этом… — И женщина посмотрела на что-то за Катиной спиной.
Удивившись, Катя медленно оглянулась… и увидела возле двери человека с пистолетом в руке. Того самого человека, которого она рисовала в метро. Человека с неприметным, незапоминающимся лицом. Впрочем, теперь у него были особые приметы — его лицо украшали кое-как замазанные тональным кремом синяки и ссадины, и рука, сжимающая пистолет, была забинтована.
— Ку-ку, — проговорил киллер насмешливо. — Давно не виделись!
Кошка в переноске изогнула спину и зашипела. Киллер взглянул на нее и скривил губы: кошка — это не ротвейлер, от нее можно не ждать опасности!
— Не держи зла на свою тетю, — проговорил киллер, сделав шаг вперед. — Когда она позвала тебя, она еще не знала, что сегодня я нанесу ей визит. Она не думала, что заманит тебя в ловушку. Честно говоря, я сам не рассчитывал на такую удачу. Впрочем, удача — это не то слово. Профессионалам всегда везет.
— Что… что вам от меня нужно? — пролепетала Катя, отступив к столу.
— Хороший вопрос. — Киллер снова скривил губы в улыбке. — Вообще говоря, мне нужно тебя устранить. Ведь ты видела мое лицо, а те, кто его видел, не должны жить. Пойми, я не имею ничего против тебя, в этом нет ничего личного — это просто мой принцип, жизненно важный принцип, благодаря которому я пока что жив.
— Ну, так делайте свое дело! — выкрикнула Катя. — Не тяните!
Душа ее переполнилась отчаянием и злостью. В то же время она поняла, что, если бы этот человек действительно хотел ее убить, он давно бы уже сделал это, без всяких пустых разговоров.
— К сожалению, я не могу это сделать сразу, — проговорил киллер раздраженно. — Прежде мне нужно получить от тебя одну вещь.
— Какую еще вещь?
— Ты знаешь, какую. Шкатулку. Она у тебя?
— Нет, — отрезала Катя.
Теперь, когда смерть подошла к ней так близко, когда она увидела ее лицо, Катя перестала бояться. Да и чего бояться? Все худшее уже случилось. Вот он, тот человек, который лишит ее жизни. Именно таким он и должен быть — неприметным, невзрачным, банальным. Где-то Катя слышала такое выражение — банальность зла.
— Ты врешь! — рявкнул киллер. — Шкатулка должна быть у тебя!
— Но у меня ее нет. — Катя развела руками. — Можете обыскать меня, проверить мои вещи. Шкатулка — это не иголка в стоге сена, не такой маленький предмет, чтобы я могла ее спрятать в укромном месте. Ну что — будете обыскивать?
Киллер пристально взглянул на нее и мрачно процедил:
— Я вижу, ты не врешь. Мне вообще почти никогда не врут. Так где же тогда эта чертова шкатулка?
— А зачем мне отвечать на этот вопрос? Ведь вы все равно меня потом убьете. Вы же мне это сказали. И меня, и тетю — ведь она тоже видела ваше лицо. Так что у меня нет причин продолжать этот разговор. У вас нет рычагов воздействия…
— Есть. У меня есть такие рычаги. Ведь ты можешь умереть легко, быстро, а можешь долго и страшно. Я могу сделать с тобой такое, что ты будешь умолять меня о смерти.
— Вряд ли вы станете пытать меня прямо здесь. Здесь все же музей, работают люди, они услышат мои крики.
— Ну, это ты зря… — Киллер склонил голову набок, оглядел Катю внимательно, как покупку в магазине. — Существует много способов… Я могу заклеить тебе рот, могу, в конце концов, увезти тебя в другое место, где тебя никто не услышит…
Вдруг он насторожился, прислушался к чему-то. Потом повернулся к Кате, направил на нее пистолет и вполголоса приказал:
— Иди туда, к своей тетке!
Прежде чем отступить, Катя наклонилась и открыла дверцу переноски:
— Кошку-то можно выпустить? Она ни в чем не виновата, а если и видела ваше лицо, то не сможет его ни нарисовать, ни описать!
Диана прижала уши, стрелой выскочила из переноски и юркнула за японский сундук.
— Быстро иди, куда я сказал! — прошипел киллер, наставив на Катю ствол пистолета.
В дверь кабинета постучали.
Посреди лесной поляны, залитой жидким серебром лунного света, возвышался полуразрушенный древний храм.
Стены этого храма, сложенные из огромных, грубо обтесанных камней, были густо оплетены вьюнком, лианами, диким виноградом. В центре выделялось изваяние: женская фигура, высеченная из такого же камня.
Хотя это изваяние было древним, как сам храм, женская фигура казалась удивительно живой. Лунный свет обливал ее своими серебряными потоками, придавая ей еще больше жизни — странной, таинственной, загадочной жизни.
И словно для того, чтобы подтвердить это представление, каменная фигура неожиданно пошевелилась. Раздался треск и скрежет, опутывающие фигуру растения натянулись, напряглись, словно они не желали ее отпускать, — и вдруг лопнули, как лопаются веревки от неимоверного напряжения.
Каменная женщина двинулась вперед, вырвалась из стены. На землю с глухим стуком посыпались обломки. Где-то в глубине стены раздался мучительный стон, словно древнему храму было больно расставаться со своей частью, — и вот уже каменная женщина стояла посреди поляны, залитая лунным светом.
