Ирина Боур - Слёзы Рублёвки
И те, кому удается вот так сначала пристроиться к миллионеру, прибиться к нему, а в некоторых случаях и стать его официальной женой… те побеждают не как люди… не как человеки. А как самки.
А почему? Да потому, что эта их программа смыкается с программой самца. Как две шестерёнки.
Я, Виктор, говорю вам эти банальности не для того, чтобы в чем-то убедить или переубедить. Ваш брак-то уж во всякому случае — союз двух людей. Именно людей, хороших, замечательных, дополняющих друг друга людей!
— Союз нерушимый
Распался внезапно… — как бы про себя прогудел Серебряков.
— Ну, — отвечаю я твёрдо. — Даже если увижу документы о разводе, не собираюсь верить, что ваш брак не существует. Он прописан на небесах, это я точно знаю. Семейные трудности бывают у всех, но вы оба предназначены друг для друга. Кто бы между вами ни встал…
Но вы меня прервали как раз на том месте, где я перехожу к главному. А главное, Виктор, заключается в том, что мужчина должен хотя бы время от времени выгонять свои гормоны из мозга. И смотреть на женщину не как на предмет. Пусть своего вожделения — но предмет. А как на человека. Бесполо на бесполое. Вот как, к примеру, вы принимаете на работу новую… ну, скажем, укладчицу.
Ведь тут вы не смотрите на неё взглядом оценивающего мужчины, так ведь? Ну, разве что очень коротко — обмерили, оценили и спрятали эту оценку в запасную кладовку. Ибо эта оценка не релевантна для вашей нынешней цели. Цели подбора не самки, а профессионального работника.
Так… Полдела сделано. Я его подвёл к главному. Теперь нужно действовать тщательно, но жёстко. Или жёстко, но тщательно.
Реакция его будет негативной, но мне главное — сказать то, что нужно, чтобы это запало ему в мозг. А оттуда уж оно само спустится в подсознание. А там — и в сердце.
Оружие, конечно, обоюдоострое. Отстранённого, не мужского взгляда-анализа не всегда выдерживают и родные жёны…
Но тут у меня вариантов нет.
Сейчас нужен психологический скальпель…
— Так вот, Виктор, к чему я всё это говорю, — сосредоточенно, увесисто начинаю я. — Многие видные, богатые, сильные мужчины попадаются на крючок женщины в ипостаси самки потому, что не в состоянии отделить свое человеческое естество от своего мужского же. Они не могут очистить глаза от поволоки гормонального выплеска.
Я вам только что говорил про две шестерёнки. В этом — самая главная проблема даже счастливой семейной жизни. Два человека постепенно приходят в гормональное равновесие. Как внутри себя, так и друг с другом. И, как говорят, глаза у них открываются. Сразу же начинают видеть в супруге недостатки, которых не замечали раньше. Сразу же начинаются споры по поводу того, как надо жить, вести хозяйство, — это два бесполых менеджера дискутируют о лучшей технологической схеме. Сразу же начинают вызывать раздражение отдельные привычки — как вы не любите, войдя в кабинет, видеть в нём мебель, расставленную по прихоти уборщицы, а не так, как хотите вы…
* * *
Мы просидели с ним ещё час. Я его не сильно убедил.
— Ерунда это всё, доктор, — наконец, сказал он, вставая. — Есть простой закон бытия. Кто-то из немцев, забыл, написал в стихе:
Und immer lockt das Weib…
Очень многозначно, уверяю вас. 'А женщина манит всегда…' — так можно перевести по простоте. А задумаешься, то Weib — это не только женщина, но и баба, и просто самка. А locken — lockt как глагол в третьем лице — означает ещё и 'завлекать'. Вот и составляйте пасьянс, как угодно. Особенно, если принять во внимание, что Locken — от этого же глагола происходящее — вообще призывную повестку означает…
Бабы зовут, доктор. И у жён здесь один выход — смиряться…
* * *
После приёма Виктор сразу уехал к себе, на Чистые пруды. Нашёл там местечко на скамейке и долго сидел, не обращая внимания на разноцветную и голосистую толпу, что мельтешила вокруг. Смотрел на воду, зелёную, стоячую. Отключил оба мобильника.
Отчего-то вспоминал, как они мальчишками у себя в посёлке подкладывали под колеса тепловозов и дрезин гвозди, что воровали со стройки в черепановском дворе. Как однажды маленький маневровый паровозик остановился, и помощник машиниста погнался за ними. Или обозначил погоню — Виктор уж взрослым понял, что не за колеса железные он боялся. И не мальчишек наказать хотел. Он их на будущее пугал, чтобы от опасности подальше держались. Чтобы под другой поезд не попали…
Интересно, где сейчас Черепанов? Где Стасик Ковалевский, где Коржаневич… как его звали, забыл. Где этот Арбузов, над которым смеялся весь класс, когда он моргал, — потому что кто-то пустил идею, что Арбуз моргает, когда врёт… а моргал тот почти всегда. Такой уж, видно, был организм у парня. Что-то нервное, видать.
Теперь он всех своих школьных приятелей растерял. Зато вот смог обосноваться в центре самой Москвы! Мать счастлива была бы. Жаль, не дожила…
Бешеных денег стоило! Тогда — бешеных! Хотя это не было чистой покупкой, а пришлось сотворить длинную, густо оплачиваемую цепочку обменов.
А потом он привёл сюда Анастасию…
Настю.
А теперь вот как-то без неё.
Наталья не наполнила эту квартиру. Нет. Настя её тогда наполняла. А эта — нет. Так и осталась любовницей.
Нет, всё же правильно он поступил, что обратился к этому Антону Геннадьевичу. По крайней мере, кажется, что мужик он вдумчивый и понимающий. А он, Виктор, честно говоря, уже и сам не рад, что затеял всю эту фигню с Наташкой. Не нарочно, конечно, затеял, так получилось… Но что она дала ему? Ничего, кроме ночных удовлетворений… И честно говоря, для мужчины они физиологически все одинаковы, эти удовлетворения…
Морок какой-то. Ведь оказывается, всегда любил он Настю!
* * *
Бабы его зовут? Посмотрим, что это за бабы. Кто и зачем его зовёт, отдирает от семьи. Тоже мне, Одиссей и сирены…
С той давней студенческой поры, когда так неосторожно 'пообщался' с так и оставшимся непонятным монстром, я относительно надёжно освоил технику передвижения во время управляемых снов к интересующим меня объектам. Сегодня техники 'выхода из тела' мне даются гораздо легче, чем тогда, в годы, когда я только осваивал это искусство. Но, между прочим, всё равно это искусство и есть — никакого автоматизма. Каждый новый выход — отдельная история, неповторимая. Нет, опыт, конечно, помогает. Но не раз так выходило, что никак не выходило…
Улыбнуло.
Правда, сил такие 'путешествия' отнимали немерено — на полтора-два дня унылого безмыслия. Но сейчас просто необходимо повторить один из таких опытов. В интересах семьи Серебряковых.
Нужно посмотреть, что делается вокруг них. Какое энергоинформационное поле их окружает. С каких сторон и какие идут на него воздействия. Насколько далеко зашли его повреждения — есть ли вообще шанс что-то там 'залечить'?
Ну, что ж. Надо лечь. Просмотреть каждую мышцу. Расслабить их все. Вплоть до сердечной. Помедленнее, помедленнее, дружище… Оглядеть себя внутренним взглядом, но как бы и снаружи. А затем — вытянуть себя! Вслед за этим взглядом, наверх.
Любопытно: каждый раз вспоминаю наблюдение одного из известных психоэкспериментаторов Роберта Аллана Монро. Он во время попыток 'выйти из тела' обнаружил, что оно, когда смотришь на него снаружи, имеет важную особенность. Вот лежит оно на постели, а, скажем, шрам, что в обычном мире был на левой ноге, в данном состоянии оказался на правой.
Всегда невольно проверяю. Так и есть. Мой коллега из лаборатории 'Али-Бабы' и хороший друг Коля Филин — который, собственно, и рассказал мне впервые об этом наблюдении, когда я сам ещё выходить не умел, объяснял это следующим образом. Наш 'приёмник' — тело — судя по всему, создаёт и использует для созерцания некую зеркальную копию реальности. Или, точнее, мозг зачем-то творит такую копию. А в реальности мир именно таков, каким мы его видим в зеркале. По мнению Николая, за годы духовной практики шаманы прошлого, так же как и Монро, заметили эту особенность потусторонней реальности. Но если первый просто констатировал факт, то древние 'экстрасенсы' пришли к ошибочному мнению о том, что в воде и зеркале мы видим 'перевёрнутый' слева направо потусторонний мир. И потому вода (а позднее и зеркала) были признаны путём-проводником в мир умерших…
Интересно, что в глубине души каждый это знает. Сколько раз мы при взгляде на собственную фотографию кривились, увидев в ней… скажем, неожиданное лицо? Не то, что в зеркале. И дело не в выражении лица или привычке. Артисты кино, скажем, одинаково хорошо привыкают видеть себя и в зеркале, и со стороны — на экране. Но к зеркальному портрету тоже испытывают куда более тёплые чувства, нежели к тому, что видят внешним взглядом. А ведь, казалось бы, должно быть наоборот: в зеркале — искажение, автоматически влекущее отчуждение, а на фотографии ты такой, как на самом деле. Но нет! Что-то в глубине подсознания говорит нам, что как раз в первом случае мы — подлинные. А во втором через прямоугольную дыру из потустороннего мира на нас смотрит… покойник. Наш вечно мёртвый двойник.
