Светлана Алешина - Сладкая приманка (сборник)
Но все это случалось с кем-то, с неизвестными мне людьми, с абстрактными личностями. Здесь же это произошло со мной самой, и я потом долго вспоминала и анализировала свои ощущения, пытаясь проникнуть в психологический механизм этого явления…
Мне удалось разжать его челюсти, хотя я чувствовала, как он отчаянно сопротивляется… Вода хлынула ему в горло. Он рванулся вверх, оттолкнулся от меня руками, и я сразу же почувствовала, как ослабла тяжесть, прижимающая меня ко дну…
Оставался только радиатор, лежащий на моих ногах. Профессор сидел где-то рядом со мной и выплевывал воду. Мне удалось на несколько секунд поднять голову из воды, и я увидела его лицо…
Более ужасной картины я, кажется, не видела никогда. Лицо было сплошь покрыто ожогами. Не волдырями даже, а лохмотьями кожи, язвами, делавшими его неузнаваемым. Но главное…
Я не видела его глаз. Их у него просто не было… Не знаю, что случилось, но вместо глаз у него были две глубокие впадины, затянутые изъязвленной кожей. Мне потом рассказывали медики, лечившие меня от ожогов, что глаза не выдерживают сильного жара, вытекают… Профессор был слеп!
Он набрал в легкие воздуха и стал шарить левой рукой по моему телу. Правой он не мог этого делать, она была прикована к радиатору, а сил снова поднять его у него, как видно, не хватало…
Зато левая очень успешно продвигалась вверх по моему телу. Он уже нащупал мою грудь, но его интересовало явно не это. Рука двигалась выше, и я скоро ощутила его пальцы на своем горле.
Руки мои внезапно ослабели, и я не могла оказать ему ни малейшего сопротивления.
Его пальцы сжались на моем горле, и мое сознание понемногу начало гаснуть.
Я еще успела подумать о двух вещах — о том, что, судя по всему, вспышка максимальной энергии происходит очень кратковременно и во время ее расходуется очень много сил, потому что непосредственно после этого появляется их полный упадок и состояние апатии, а также о том, что слишком нелепо получится, если он меня сейчас задушит, ведь я не сгорела, не утонула, так неужели моя судьба быть задушенной?..
И все, лишь разноцветные концентрические круги поплыли перед глазами…
…Очнулась я в темноте. Вокруг было что-то душное и влажное, но воздух поступал в мои легкие. Теплый, влажный, противный воздух с запахом какой-то залежавшейся, пропитанной грязью и мазутом мокрой ваты, но это был воздух, и им можно было дышать…
Еще через секунду я поняла, что голова моя лежит на коленях у какого-то человека, который накрылся вместе со мной мокрой телогрейкой и тем самым защитил мое лицо от жара… Но соображала я еще очень плохо…
«Сережа? — подумала я рассеянно. — Откуда он взялся здесь, в лесу?»
Человек сидел, низко наклонившись надо мной, чтобы края телогрейки оказались опущенными в воду. Его лицо было рядом с моим. Но сколько я ни напрягала глаза, разглядеть его не могла.
— Сережа… — сказала я. — Как ты меня нашел?
Человек зашевелился, и я услышала голос, который никак не мог принадлежать Сереже. Уверенный мужской голос, не допускающий никаких сомнений в правильности действий его хозяина.
— Ожила? — спросил человек. — Тогда ныряем, а то крыша у нас горит…
Он опустил мою голову под воду и сам погрузился вместе со мной…
Вода мигом прочистила мои мозги, сбитые с толку дымом и цепкими пальцами Профессора.
«Это же Гиря! — воскликнула я про себя. — Какой Сережа? Вот дура!»
Не дав мне захлебнуться, Гиря опять поднял мою голову над водой. Вода текла с телогрейки на мое лицо, и это было приятно обожженной коже…
Странно, но я в этот момент подумала о том, что, встреться этот Гиря мне раньше, я бы не смогла от него отделаться, даже если бы сильно захотела. Он не спрашивал бы моего мнения о том, как ему следует поступать. Он просто делал бы так, как считал нужным. И не давал бы мне повода для сомнений в правомерности его действий. Его грубые руки так бережно поддерживали над водой мою голову, что я чуть не забыла, где я нахожусь и что со мной произошло…
Честное слово, на мгновение мне показалось даже, что я его захотела…
У меня возникло желание сказать ему что-нибудь ласковое и услышать в ответ его голос…
…Он сам или судьба не дали мне этого сделать, и я до сих пор благодарна им за это… Слово «милый» уже готово было сорваться с моих губ, как вдруг Гиря сбросил с головы телогрейку, и я окончательно пришла в себя и увидела окружающий мир…
Вокруг нас торчали из воды головы заключенных. Кусты на берегу догорели. От прибрежного подлеска остались только черные дымящиеся столбики. Лишь стволы высоких деревьев еще лизали языки пламени.
Но жара такого, как несколько минут назад, уже не было… Можно было терпеть боль от ожогов и дышать хоть и насыщенным дымом, но все же пригодным для этого привычного нам занятия воздухом.
Я села в воде рядом с Гирей и оглянулась. В двух шагах от нас из воды торчали ноги Профессора. Верхняя половина туловища находилась в воде, и он не делал никаких попыток вынырнуть…
— Что ты с ним сделал? — спросила я Гирю сдавленным хриплым голосом.
— Положил ему на голову его чугунный чемодан, с которым он не хотел расставаться, — усмехнулся Гиря. — Он наконец избавился от всей этой суеты. Проблемы власти его больше не интересуют…
Я заметила, что вода над тем местом, где должна была находиться голова Профессора, красного цвета, который еле заметное течение воды в ручье потихоньку сносило в сторону от нас…
Сидеть в воде рядом с мертвым Профессором было выше моих сил…
Я встала.
— Нам нужно выбираться… — сказала я. — У всех ожоги. Нам нужен врач…
— Да, — согласился Гиря. — Конечно, выбираться нужно…
Что-то в его тоне мне очень не понравилось. Какая-то серьезная опасность для всех нас, о которой он почему-то умалчивал…
Мы вылезли на берег. Глядя на нас с Гирей, из ручья стали выбираться другие люди… Они стягивали с себя телогрейки, бросали их в ручей, трогали руками обожженную кожу на своих лицах…
— Мы как дерьмо, — крикнул радостно кто-то из выбравшихся на берег, — в воде не тонем, в огне не горим… Одно слово — зеки!
— Жив! — воскликнул другой удивленно. — Сам не верю! Жив!
— Рано радуетесь! — крикнул громко Гиря, обращаясь ко всем, кто уже вылез из воды. — Что дальше-то собираетесь делать?
Мне показалось очень странным, что он задал этот вопрос. Каким образом это могло его интересовать теперь? Эти люди избежали опасности. Теперь они не будут воспринимать его как лидера, как главного над собой. Это психологический закон. Теперь каждый почувствует самостоятельность и свободу…
Эти люди долго не видели свободы. Она подействует на них как хороший глоток чистого спирта — опьяняюще… И Гиря это прекрасно знает, но ведет себя неадекватно, не соответственно ситуации. Это очень странно. Он явно что-то скрывает…
— А тебе-то какая корысть это знать? — начал наступать на Гирю тщедушный старичок с острым носом и не менее острыми глазами, бегающими по сторонам быстро-быстро. — Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя, милок, мне уйти сам Бог велел. Кто хочет в лагерь возвращаться, оставайтесь, а мне неколи с вами валандаться… Пошел я от вас…
— Куда пойдешь-то? — снова спросил Гиря. — В какую сторону?
Спрашивал он безразличным, равнодушным тоном. Остроносый старичок так же, как и я, не понял, зачем, собственно, это ему нужно.
— А и пойду! — крикнул старичок. — Туда вот, к примеру!
Он махнул в сторону, противоположную лагерю, в прогоревший лес.
Гиря усмехнулся и сказал лениво:
— А и иди! — Никто не держит… Спасенному — рай! Ты сам себе голова… Только вот…
Он замолк, глядя на старикашку. Тот заволновался.
— Что вот-то? Что вот? Ты на что намекаешь, костолом чертов?
— Да нет, иди, коли решил, — сказал Гиря. — Я просто подумал: гарь там, не знаю, дойдешь ли целый-то?.. Ничего с тобой не случится?
— А че мне? Гарь я не видал, что ли? — засмеялся старик всем черным от размазанной сажи лицом. — Уж мы сейчас такое прошли! Теперь ничего не страшно! Ни мороз мне не страшен, ни жара!..
— Ну, прощай, коли так! — сказал Гиря.
Старик не ответил, а повернулся и пошел, не оборачиваясь, прочь от нас… Его фигура постепенно удалялась, мелькая между обгорелых дымящихся черных стволов, лишенных веток…
Я обратила внимание, что дыма было по-прежнему много, хотя стволы не так сильно и дымили… Смутное подозрение шевельнулось у меня в голове…
Я внимательно присмотрелась к шагающему уже вдалеке старику.
Дым шел прямо из почвы… Я не знала точно, правильна ли моя догадка, но тут же закричала вслед мелькавшему вдалеке старику:
— Эй! Вернись!
Старик, видно, услышал, но даже не оглянулся, только досадливо махнул рукой…
