Эдриан Маккинти - Миг – и нет меня
Теперь Скотчи уже не думал о фазах луны – он горел желанием как можно скорее выбраться из тюрьмы на волю. Ночи стали заметно прохладнее; после дождей камера высыхала плохо, и в ней всегда было промозгло и сыро. С каждым днем мы все больше слабели, и нам обоим было ясно, что ждать больше нельзя.
Через пять дней Скотчи сумел снять замки на своих ножных цепях, а на следующее утро освободил и меня. Слава богу, это не был третий день и нам не нужно было идти на прогулку. Мы были готовы бежать, как только упали цепи, приковывавшие нас к рым-болтам, но Скотчи все же потратил еще несколько часов, возясь с ручными кандалами. Нам это казалось не особенно важным: мы оба были уверены, что сумеем каким-то образом выбраться даже со скованными руками. Как выяснилось впоследствии, мы не могли заблуждаться сильнее. Скотчи продолжал возиться с замками из чисто спортивного интереса. Примерно к полудню он справился со своим замком, а еще через пару часов освободил и меня, как раз когда в камеру и вошел охранник, принесший нам еду.
В тот момент я все еще сидел, наклонившись к Скотчи. Увидев охранника, я поспешно выпрямился и постарался уложить цепь и замок так, чтобы они выглядели надежно запертыми. Скотчи же громко раскашлялся, стараясь отвлечь внимание охранника на себя.
На этот раз еду нам принес Косой – обладатель двойного подбородка и небольшого бельма на глазу. Из всей шайки он был, пожалуй, самым приемлемым. Иногда – редко – он даже отпускал какое-то замечание на ломаном английском.
Но сегодня, впервые за все время нашего пребывания в тюрьме, ему пришло в голову остаться с нами в камере до тех пор, пока мы не закончим есть.
Скотчи сразу как-то подобрался и напружинил мускулы, готовясь действовать. Замки на наших ножных и ручных цепях были открыты, и не заметить этого было невозможно. Я был уверен, что в мозгу у Скотчи зреет самоубийственный план. Как только Косой увидит, что замки не в порядке, Скотчи сразу же прыгнет на него и прикончит – задушит или ударит в висок тяжелыми ручными «браслетами». После этого нам останется только одно: бежать во всю прыть через двор, каким-то образом одолеть второго охранника, завладеть его оружием, перебраться через ворота, захватить машину… Одним словом – верная смерть.
Косой тем временем практиковался в своем ужасном английском:
– Бейсбол – не есть хорошо. Fitbol – si [33]. Бейсбол – плохо. Лучше играть футбол. Футбол все играть!
Обычно я старался подольститься к Косому, надеясь выцыганить у него добавочную порцию риса, но сегодня я желал только, чтобы он убрался как можно скорее, пока Скотчи не сделал какую-нибудь глупость. С другой стороны, я чувствовал, что должен вести себя как обычно, чтобы охранник не насторожился.
– В Ирландии, – громко, с расстановкой сказал я, – все играют в футбол. Мы из Ирландии, понимаешь? Не американцы, а ирландцы. Ирландцы играют только в футбол. Бейсбол – ерунда. Ферштейн?
Косой ухмыльнулся и, задрав голову, посмотрел на потолок.
И показал на него пальцем.
Открытых замков он не заметил, но большую дыру в крыше не заметить невозможно. Вот сейчас он ее увидит и…
– Твою мать! – прошептал я. Скотчи начал приподниматься.
Косой опустил руку и сделал вид, будто дрожит от холода.
– Huracan, – сказал он. – Ураган. Большой ветер.
– Будет ураган? – переспросил я и, встретившись взглядом со Скотчи, попытался внушить ему, чтобы он сидел на месте и не рыпался.
– Ураган, – подтвердил Косой и еще раз улыбнулся. – Сильно ветер.
– Может быть, он сдует тюрьму и мы все окажемся на свободе, – сказал я с принужденным смехом.
Косой ничего не понял, но рассмеялся в ответ и, забрав наши миски, вышел за дверь.
Как только щелкнул ключ в замке, Скотчи наклонился ко мне и хлопнул по плечу:
– Здорово ты его, Брюс.
Все оставшиеся дневные часы я потратил на то, чтобы удержать съеденный рис в желудке, и мне это в основном удалось.
Наконец наступил долгожданный вечер. Как только темнота достаточно сгустилась, мы начали действовать. Вылезти в дыру в потолке, когда мы были втроем, было достаточно просто. Сейчас нас осталось только двое, но мы знали, что делать.
– Готов? – спросил я.
Скотчи кивнул.
Я подсадил его к себе на плечи, и он занялся битумной пленкой. Скоро в крыше зазияло отверстие, сквозь которое мы увидели яркие звезды. Выбраться из камеры вдвоем было нелегко, но мы все обдумали и надеялись, что сумеем это сделать. Скотчи не полез в расчищенную дыру. Вместо этого он спрыгнул на пол, а я сел к нему на плечи. Скотчи едва выдерживал мой вес, поэтому я старался подтягиваться побыстрее. Снаружи оказалось немыслимо светло – все небо было сплошь усеяно крупными южными звездами. Лучи прожекторов на занятых охранниками вышках беспорядочно скользили по двору, по воротам и по крыше тюрьмы.
Когда я вылез из дыры настолько, что смог упереться в крышу локтями, Скотчи внизу подпрыгнул и схватил меня за ноги. Он оказался тяжелее, чем я думал, и мне пришлось напрячь все силы, чтобы не сорваться назад, в камеру. Стиснув зубы, я продолжал подтягиваться, таща за собой Скотчи. Гнев, который я испытывал, придал мне сил, и хотя стоявшая передо мной задача была почти невыполнимой, я сумел с ней справиться. Когда мои бедра оказались снаружи, я лег на крышу и пополз прочь от дыры, изо всех сил стараясь держать ноги прямо, чтобы они играли роль рычага. Скотчи, не имея возможности ничем мне помочь, висел на мне мертвым грузом, но я все полз и полз к краю крыши. В какой-то момент Скотчи выпустил мои ноги и уцепился за край дыры. Почувствовав это, я развернулся и, схватив ублюдка за остатки майки, рывком вытянул наружу.
Мы были на крыше. Никто нас не заметил, и несколько мгновений мы лежали, переводя дух. Прожекторы лениво прорезали темноту у дальнего конца нашего блока, к тому же они были не слишком мощными.
– Как просто! – шепнул Скотчи.
Я ухмыльнулся.
– Для кого как, – ответил я.
Потом мы подползли к противоположному краю крыши (пробиваться через ворота было бы безумием, и мы решили, что попробуем перелезть через ограду за тюрьмой) и посмотрели вниз, чтобы понять, как мы будем спускаться. До земли было футов пятнадцать – намного больше, чем высота потолка в камере. Очевидно, тюрьма стояла на довольно мощном фундаменте, и я порадовался, что мы не стали делать подкоп.
Пора было спрыгнуть, но я понимал, что если мы сделаем это, то назад уже не заберемся. Как только мы окажемся внизу, обратного пути не будет. Мы не сможем обследовать ограду и вернуться в камеру, чтобы на следующую ночь повторить попытку, точно зная, на что можно рассчитывать. Значит, сегодня или никогда…
– Здесь высоко, – шепнул я Скотчи. – Если мы спрыгнем, то уже не сможем вернуться.
– А на хрена нам возвращаться? – удивился он.
– Не знаю.
– То-то и оно, что не знаешь. Давай прыгай, девчонка!
Я пополз прочь от дыры к самому краю крыши, потом еще раз взглянул вниз, развернулся и начал осторожно сползать с крыши ногами вперед. Наконец я повис на руках, сгруппировался и прыгнул. Едва коснувшись земли, я сразу повалился на бок, и приземление прошло удачно. Удар смягчила и солома, которую я запихал под футболку и в джинсы, чтобы лезть через колючую проволоку. Как бы там ни было, я ничего себе не отшиб, не сломал и встал на ноги. Поднявшись, я поспешил отойти в сторону, чтобы освободить место для Скотчи. Буквально через три ярда мне стало ясно, почему другие узники не додумались до столь блестящего плана. Земля под ногами заколыхалась, и я по колено провалился в болото. Оглядевшись, я увидел, что здание тюрьмы почти со всех сторон окружено топью. Теперь мне все стало ясно: тюрьму выстроили на небольшом, вдававшемся в болото наподобие полуострова каменистом участке, еще и укрепленном бетоном. Ворота с караульным флигелем разместились на узком перешейке, соединявшем полуостров с твердой землей, однако в десяти футах от северной, восточной и западной стен тюрьмы лежала самая настоящая трясина. Возможно, так задумывалось с самого начала (болото и в самом деле могло служить дополнительной гарантией от побегов), но я в этом сомневался. Похоже, вся местность была сплошным болотом и тюрьму выстроили на единственном более или менее сухом участке земли, болото же вокруг явилось добавочным плюсом. Достаточно было обнести тюрьму забором из «колючки», чтобы сделать побег и вовсе невозможным. Единственным входом (и выходом) из тюрьмы оставалась дорога у ворот, но именно там были сосредоточены главные силы охраны. Одним словом, для отсталой страны третьего мира тюрьма была устроена достаточно искусно и с выдумкой, и если бы не ужас и отчаяние, владевшие мной в эти минуты, я мог бы даже похвалить строителей.
Насколько я мог судить, у нас со Скотчи оставался только один выход: добраться до караульного помещения, каким-то образом вернуться во двор и попытаться перелезть через ворота. Но как Фергал, этот безмозглый кретин, после всех наблюдений ухитрился не понять, что перед ним топкое, непроходимое болото, а не поросшая сочной травой лужайка? Это было просто уму непостижимо! Надо же было уродиться таким идиотом!
