Войтек Стеклач - Современный чехословацкий детектив
9. Думаю, ты обо мне еще услышишь
Якуб Калас зашел перекусить в кафе-экспресс. За разрисованными окнами виднелось здание окружного отделения милиции. «Даже до службы в угрозыске я не дотянул, — укорял он себя, — неужто мне не по плечу было работать в этом здании?»
Вечно в участке или на улицах! Которые помоложе, отлынивали, как могли, а он добросовестно патрулировал — в жару, в дождь, в метель. Не засиживался, двигался больше, чем положено, и вот надо же — прилепился этот подлый диабет. Начальник Комлош чуть не лопается от жиру, раздобрел на кусищах пуншевого торта, пирожных наполеон и всяких там кексах, а преспокойно продолжает служить и здоров как бык!
Он запил ветчину чашечкой чая. Пакетик с сахаром бросил в пепельницу. Монголы пьют соленый чай, отчего бы и мне не пить хотя бы без сахара или сахарина? Горячая жидкость застревала в горле, но Калас выпил чашку до дна. Это был почти геройский поступок, Якуб и сам не понимал, за что так себя наказывает. А может, не наказывает, просто заливает горячим чаем печаль? Но о чем печалиться?… Беньямин Крч умер, вот и все. А что, если он умер именно потому, что сам вершил бесправие? Все это сложно, очень сложно. Законы упрощают жизнь, но ничего лучшего люди пока не придумали. Только законы да милицию. Якуб Калас никогда не любил Крча, никогда они не были близки, но уважение к закону и прежняя служба в милиции вынуждали его не сидеть сложа руки. За его стремлением докопаться до причин смерти Крча не скрывалось никаких сантиментов, никакой жалости. Этому чувству он не поддался даже в те дни, когда его покинула жена. Выстоял, хоть и остался один как перст. Человек многое может вынести, главное — иметь перед собой цель, не страшиться картины ожидающих тебя долгих, ничем не наполненных дней. Не случайно самое ужасное наказание — камера-одиночка. Ведь от одиночества всего шаг до безумия. Якуб Калас засмеялся: может, лейтенант и вправду думает, что одиночество дурно на меня подействовало! Что ты, браток! Голову на отрез не дам, но думаю, ты об мне еще услышишь!
Очень, очень хотелось Каласу самостоятельно найти убийцу.
10. На обнаженной натуре я не специализируюсь
Братислава так и сверкала весенними красками. Серо-черный асфальт, захваченный врасплох слепящими лучами солнца, быстро нагревался, мягчел, пружинил под ногами. Якубом Кал асом овладело нервное напряжение. Ему казалось, будто он бредет по болоту. Перешел на бетонированный край тротуара — неприятное ощущение не оставляло его. Городская суета действовала на нервы. Он представлялся себе неотесанным деревенщиной. «Постепенно становлюсь дикарем», — мрачно думал Якуб и сердился на себя. Вокруг сновали люди, все куда-то торопились, чужие, с серьезными минами, с модными прическами и бритыми застывшими лицами, никто ни на кого не обращал внимания, ни с кем не заговаривал. Город поднимался как на дрожжах, бродил, надувался гордостью, раздавался вширь, а ты, человек, скрючься в тени истуканов и истуканш, свои деревенские привычки преспокойно можешь повесить на гвоздь, дружелюбие и общительность здесь перевелись — до чего бы мы дошли, если бы каждый вступал в разговор со встречным-поперечным? Эти лица, эта бесконечно движущаяся масса безымянных людей раздражали Каласа, впервые в жизни захотелось что-нибудь этакое выкинуть — взять и окликнуть случайного прохожего: послушайте, соседушка, куда вы так торопитесь, что гонит вас по улице, какие-нибудь заботы, дела? Но ни с кем он не заговорил, даже не стал спрашивать адрес редакции, как-то все не решался. Долго блуждал по улицам, избегая встреч с надутыми снобами или разбитными студентами, которые то ли сами себе устроили, то ли и правда имели свободное расписание и заполняли в этот час все улицы. Он останавливался перед витринами, чтоб хоть немного успокоиться и отвлечься. Обувь, книги, сигареты, тонкое белье, мужские рубашки, дамские трусики, грампластинки, кондитерские изделия, сыры, вино, пиво, крепкие напитки, выставка плакатов, газеты, почтовые марки, лотерейные билеты… Мир практичных вещей, который служит тебе по мере надобности, ничем не угрожает, не скалит на тебя зубы, не выказывает к тебе равнодушия. Покупай! Были б только деньги! Как же сблизиться с людьми, преодолеть в себе — и в них — барьер недоверия, а то и заносчивости, неуважения?
Наконец Калас нашел, что искал. Табличку с надписью «Современная женщина» он обнаружил среди множества подобных ей табличек. За дверью, оклеенной журнальными обложками, начинался длинный коридор со множеством дверей. Все они были приоткрыты. Якуб Калас шел по коридору, заглядывая в кабинеты по обе стороны. Никто не обращал на него внимания. Согнувшись над столами, заваленными кучами газет или рукописей, редакторы курили, пили кофе, читали, разговаривали, дискутировали, вид у них был умный, важный, но Якуб Калас хорошо понимал, что мог бы преспокойно вынести полздания и никто даже не попытался бы его задержать. Он сразу почувствовал себя уверенным, здоровым.
В конце концов им занялась девица с живым личиком. Да, Любомир Фляшка — сотрудник их редакции, но в настоящее время, вернувшись из командировки, работает дома, так что застать его здесь можно будет только завтра, а возможно, и послезавтра, в крайнем случае дня через три, у товарища Фляшки и дома есть фотолаборатория, чаще всего он появляется в редакции уже с готовыми снимками.
Якуб Калас слушал ее с интересом. Девица ему нравилась, она вовсе не была похожа на редакторшу, скорее на обыкновенную школьницу, этакую милую куколку, каких он встречал в школьных коридорах, когда расследовал разные выходки учащихся. Невинные забавы нередко кончались ограблением табачной лавки, учительской, физкультурного зала, актами вандализма в городском парке, когда перевертывались скамейки, выламывались планки заборов, уничтожались кусты, или — если речь шла о словесных поединках — дело ограничивалось жалобой какого-нибудь возмущенного гражданина, успевшего забыть о годах собственного буйного отрочества. Калас, недолго думая, пригласил девушку, так охотно все ему рассказавшую, на чашку кофе. Но она с улыбкой отказалась. «Не могу отлучаться, — сказала она с оттенком сожаления, но не без гордости, — приемная не должна пустовать, наша главная не любит, когда тут никого нет, ведь у нас постоянно звонит телефон». Ах, так! Он вежливо посочувствовал девушке и направился к выходу. Редакцию он покидал с приятным ощущением, что по крайней мере уносит в кармане домашний адрес Фляшки. «Быть может, так оно и лучше, — думал он, направляясь по этому адресу, — хоть без помех поговорю с паном фотографом».
По дороге заглянул в магазин-другой, купил смесь из индийских пряностей «Витаско», югославскую «Дафинку», французские маслины, австрийский «кетчуп», копченой колбасы из Нитры, а в москательной лавке — прокладку для колодца. Удачный выдался день!
Зато в течение двух следующих часов он успел тысячу раз проклясть Любомира Фляшку, Беньямина Крча и собственную беспокойную натуру, пока не выбрался за черту старого города и не попал в джунгли совершенно одинаковых стандартных домов. Там он отыскал нужный номер и на самом верхнем, тринадцатом, этаже обнаружил дверь с табличкой, на которой значилось имя Любомира Фляшки. Заметил и фривольную подпись внизу: «Филиал „Современной женщины"». «Если его нет дома, меня хватит кондрашка», — подумал Калас и позвонил. Долго за дверью было тихо, он уже стал нервничать, наконец послышались шаркающие шаги, и неприветливый голос спросил:
— Кто там?
— Калас. Якуб Калас, — назвался старшина и похвалил себя, что не добавил «участковый на пенсии».
— Не знаю такого, — послышалось из-за двери.
— Пожалуйста, вот мой паспорт, — выставил он книжечку перед дверным глазком.
Звякнул ключ. Перед Якубом Каласом стоял молодой человек небольшого роста, сонный и взлохмаченный — «странный тип», как позднее отметил про себя старшина. Из-под длинного халата выглядывали тощие белые ноги. «Ну, уж ты, братец, ни в коем разе не убийца», — подумал Калас, переступая порог.
И сразу же стал изображать святую наивность:
— Простите, пожалуйста, я, кажется, вам помешал. Поверьте, ни за что на свете не решился бы затруднить вас своим вторжением, ведь у себя дома каждый имеет право на покой, но в редакции мне сказали, что только тут я мог бы вас застать… Я, знаете ли, приехал из деревни, а в моем возрасте нелегко еще раз отважиться на такое путешествие.
— Входите, прошу! — Фоторепортер подтолкнул гостя в комнату, где царил ужасный беспорядок. — Сейчас оденусь и буду в вашем распоряжении.
— Да, да, — учтиво закивал Калас, — разумеется, с удовольствием обожду! Позвольте представиться: Якуб Калас, в настоящее время пенсионер по инвалидности. Диабет, приятного мало, хотя, конечно, лучше, чем сердечное заболевание или, не дай бог, рак, не правда ли?
