Ирина Градова - Чужое сердце
– Три, – удивленно глядя на него, ответил Надежда. – Один на внешней и два – на внутренней, но я обычно закрываю только...
– А здесь пять ключей, – прервал женщину глава ОМР.
– Да, вот этот – от почтового ящика. А этот... Честно говоря не знаю, от чего этот ключ.
– Можно мы его прихватим? – спросил Лицкявичус.
Надежда с сомнением поглядела на него, не зная, соглашаться на это или нет.
– Вы говорили, что вашу квартиру и жилище дочери обыскивали, – продолжал Лицкявичус. – Если это правда, а я склонен вам верить, это означает, что там чтото хотели найти. Возможно, нашли, но, вполне вероятно, что нет. Этот ключ может помочь чтонибудь выяснить.
– Но как вы узнаете, от чего он? – недоумевала Надежда.
– Предоставьте это нам.
Выйдя из квартиры и уже спускаясь по лестнице, я спросила у Лицкявичуса, как он намеревается узнать, какую дверь открывает этот «лишний» ключ.
– Ну, – пожал он плечами, – Шанькина богачкой не была и вряд ли стала бы хранить компромат на Немова в банке. Скорее всего, они от абонентского ящика на почте по месту жительства.
Это звучало разумно, и я в очередной раз поразилась внимательности Лицкявичуса к деталям: мне бы и в голову не пришло, что ключи, висящие при входе в квартиру, могут иметь отношение к расследованию! Когда я уже усаживалась на переднее сиденье машины, зазвонил телефон Лицкявичуса. По его коротким репликам я только поняла, что звонил Карпухин.
– Нашли фургон, – пояснил глава ОМР, повесив трубку.
– А Рома? – с замиранием сердца спросила я.
Он покачал головой.
– Но машину обнаружили на выезде из города, на автозаправке. Там подонки пересели в другой автомобиль. Дело было поздно вечером, и дежурный запомнил марку.
– Значит, теперь...
– Это дело времени, Агния. Будем надеяться, что мальчик не успеет пострадать.
* * *
Я сидела на диване, закинув ноги на колени к Шилову, и ела огромное нитратное яблоко в ожидании, пока ужин разогреется. Мы недавно вернулись из гостей, но пока ехали, успели проголодаться. Олег пыхтел, стараясь аккуратно покрасить мне ногти.
– Эй, чтото у вас руки дрожат, товарищ хирург! – неодобрительно заметила я, видя, что яркосиреневый лак размазался по мизинцу.
– На вас не угодишь, мадам! – буркнул Олег, тщательно снимая лишний лак при помощи ватной палочки, смоченной в ацетоне. – Делала бы сама тогда...
Но я знала, что он не имеет этого в виду. На самом деле у Олега имелся один фетиш – красивые женские ноги, а конкретно – ступни. Я смеялась, говоря, что профессия ортопеда наложила на Шилова свой отпечаток, но с тех пор, как поняла, что он обожает целовать мои пальцы, стала не просто очень тщательно мыть ступни, но и стараться ухаживать за ними не хуже, чем за руками.
– Как там Никитка? – спросила я, прожевав особенно большой кусок, едва не застрявший у меня в горле.
– Рвется в бой, – ухмыльнулся Шилов. – Едва уговорил его сделать рентген и КТ головы, представляешь? Это дело серьезное, с мозгами ведь не шутят!
– Ну, мозги... кому они, в сущности, нужны? И без них живут. Есть ведь еще сила духа там, сила воли – у Никиты этого добра в избытке!
– Злая ты, Агния Кирилловна, как ехидна, честное слово!
– Нет, я Никитку люблю, ты не подумай – просто обожаю...
– Чегочего?
– Обо...
Отставив в сторону флакончик с лаком, Шилов сдвинул брови на переносице. У него это получилось так забавно, что я не выдержала и прыснула.
– Женщина, ты только что призналась, что любишь какогото чужого мужика?!
– Не губи, хозяин! – пискнула я. – Бес попутал...
Нашу любовную игру прервал звонок в дверь. Идя к двери, я мельком посмотрела на часы: половина двенадцатого. На пороге стояла Вика.
– Вы уж извините, Агния, что я без звонка, – выпалила она прямо с порога, – но меня подрядили курьером поработать: вот, разношу копии документов, обнаруженных в абонентском ящике Татьяны Шанькиной! Вам один экземпляр тоже полагается, – и она протянула мне тонкую папку.
Потянув носом, девушка спросила:
– Чем это так вкусно пахнет, а?
– Ой, Вик, ты, наверное, голодная? – спохватилась я. – Заходи, покушаешь с нами!
Она сконфуженно помялась у двери.
– Это, выходит, я напросилась, да?
– Ерунда какая! – отмахнулась я. – Ты все носишься, как беговая лошадь, вон, худая стала, как щепка. Тебе надо питаться как следует, куда только твои родители смотрят?
– Они, как правило, смотрят в ресторанное меню, – беззаботно ответила Вика, влетая на кухню вслед за мной. – Мы редко едим дома... ой, что это такое?
Склонившись над кастрюльками, стоящими на плите, девушка принялась по очереди приподнимать крышки и разглядывать их содержимое.
– У нас гости к ужину? – поинтересовался Олег, входя. Он улыбался. Это – еще одно качество, которое я в нем очень уважаю: несмотря на то, что Шилов с гораздо большим удовольствием провел бы вечер со мной наедине, тем более что завтра – понедельник, а это означает, что мы опять всю неделю будем редко встречаться в приватной обстановке, он приветливо принял голодную Вику.
– Мы же не можем отказать голодающему человеку? – сказала я, смеясь.
– Разумеется, не можем – это было бы прямым нарушением клятвы Гиппократа! – согласился Шилов. – Иди руки мой, – обратился он к Вике.
Когда она ускакала в ванную, Олег обратил внимание на лежащую на столе папку.
– А это что?
– Это – по работе, – ответила я. – Документы. Вернее, компромат, собранный одной женщиной на Немова, – помнишь, я тебе рассказывала?
– Аа, его любовницей? – кивнул Шилов. – Значит, всетаки заполучили бумаги?
– Она сняла абонентский ящик на почте, и Лицкявичус с Карпухиным собирались его вскрыть.
– Погоди, но ты же говорила, что эта женщина умерла несколько месяцев назад, да? Как же получилось, что работники почты не вскрыли его раньше?
– Вам, Олег Валентинович, надо дознавателем работать! – восхищенно произнесла Вика, незаметно вернувшаяся на кухню. – Шанькина оплатила ящик за три месяца – очевидно, она надеялась, что за это время успеет все провернуть наилучшим образом. По истечении этого времени работница почты попыталась связаться с Татьяной – она ведь не знала, что Шанькиной уже нет в живых! Так как у нее ничего не вышло, то ящик вскрыли. К счастью, увидев, что там документы, выбрасывать не рискнули, а решили подождать, может, кто объявится. И мы объявились!
Уплетая приготовленную Шиловым курицу карри и зеленую чечевицу с овощами, Вика продолжала рассказывать о том, что произошло, пока мы с Олегом хорошо проводили время в гостях.
– Представляете, Карпухин заставил директора почты приехать на рабочее место в воскресенье и выдать им документы Татьяны! Она упиралась, не хотела этого делать, но Андрей Эдуардович позвонил лично губернатору и сказал, что это – вопрос жизни и смерти похищенного ребенка. Так эта тетка с почты прискакала как ошпаренная и как миленькая все оформила в лучшем виде!
– А что там, в этих документах? – поинтересовался Шилов.
– Ой, это вообще отдельный разговор! – всплеснула маленькими ручками Вика. Она уже порядком наелась, и ее заостренное личико приобрело удовлетворенное выражение, какое появляется на кошачьей мордочке после обильной трапезы. – Там, конечно же, ничего толком не понятно – только какието таблицы, а все имена пациентов, похоже, зашифрованы. В общем, предстоит разбираться! Поэтому Андрей Эдуардович и отдал всем по копии в надежде, что несколько голов сработают плодотворнее, чем одна. Что касается Немова, то Карпухин пытался добиться ордера на его задержание и на арест всех его личных банковских счетов и счетов «Шага в будущее».
– И как – успешно? – спросила я.
– Господи, да нет, конечно! «Доказательств вины Немова недостаточно» – вот что они говорят. Кроме того, сегодня же выходной – сами понимаете, как народ «горит желанием» разбираться в сложных проблемах.
– Лицкявичус и Карпухин считают, что Немов способен удрать куданибудь за границу? – спросила я. – Ну, пока дело буксует?
– Карпухин сказал, что за бугор наш доктор точно не свалит – у него свои ребята в международном аэропорту работают, – если решится, они найдут, к чему придраться, чтобы не выпустить.
– Так это в нашем аэропорту, – заметил Олег. – А если он, скажем, решит воспользоваться железной дорогой? Или вообще доедет на авто до финской границы, а там – ищи его, свищи!
– Ребята Карпухина с него глаз не спускают, – улыбнулась Вика. – Он решил, что в лепешку расшибется, но не даст мужику схлынуть: в конце концов, он, возможно, единственный, кто знает, где Рома Решетилов.
