Уильям Айриш - Леди–призрак. Я вышла замуж за покойника
Он не говорил с ней, не смотрел на нее и видел лишь мельком в зеркале.
Через некоторое время Ломбард заметил, что все прошло. Она опустила руки и сказала, обращаясь больше к себе самой, чем к своему спутнику:
— Чувствуешь такое облегчение, когда решаешься сделать то, чего раньше боялась…
Дальше они ехали молча. Он не стал включать свет в салоне. Движение стало более редким; если раньше машины шли в обоих направлениях, то теперь в основном навстречу им. Они выехали за пределы города и теперь мчались по ухоженному, прямому, как стрела, загородному шоссе. Встречные автомобили мелькали в боковом окне размытыми полосками света.
— Почему мы так далеко отъехали от города? — вдруг спросила она с печальным недоумением. — Разве нам надо не в здание уголовного суда?..
— Я везу вас прямо в тюрьму, — напряженным голосом ответил он. — Так будет скорее. Тогда мы, может быть, успеем прежде, чем…
— Сегодня, вы сказали?
— В ближайшие полтора часа. Мы должны успеть.
Теперь дорога шла через лес. В темноте можно было различить лишь деревья и белые столбики по обеим сторонам шоссе. Никаких огней вокруг, разве что случайный встречный автомобиль, приближаясь, зажжет ближний свет и приветственно помигает фарами, словно прохожий, вежливо приподнимающий шляпу.
— А если что–нибудь задержит нас? Колесо спустят или что–нибудь в этом роде? Может быть, лучше было позвонить?
— Я знаю, что делаю. А вы–то что вдруг забеспокоились?
— Да, я беспокоюсь, — выдохнула она. — Я была слепа, просто слепа. Теперь я вижу, что было во сне, а что на самом деле.
— Какое превращение, — проворчал он. — Целых пять месяцев вы и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ему. А теперь не прошло и каких–то пятнадцати минут, как вы сгораете от нетерпения.
— Да, — согласилась она смиренно. — Теперь мне кажется, что все это вовсе не имеет значения. Я имею в виду моего мужа, и его угрозы отправить меня в лечебницу, и все остальное. Вы заставили меня увидеть все в другом свете. — Она устало провела тыльной стороной ладони по лбу. — Я хочу совершить, наконец, хоть один смелый поступок. Мне надоело всю жизнь быть трусихой!
Какое–то время они опять ехали молча. Потом девушка спросила, почти что с тревогой:
— А моего свидетельства под присягой будет достаточно, чтобы спасти его?
— Его будет достаточно, чтобы отложить то, что было намечено на сегодня. И как только мы этого добьемся, дело перейдет к юристам, а они уже проследят за всем остальным.
Вдруг она заметила, что на развилке они свернули налево, на пустынную сельскую дорогу, неровную и с плохим покрытием. Должно быть, она не сразу обратила на это внимание. Машина теперь двигалась рывками. Параллельная дорога постепенно становилась все уже и наконец исчезла. Вокруг не было никаких признаков жизни.
— Почему мы свернули? Я думала, что шоссе, идущее с севера на юг, как раз и приведет нас в тюрьму штата, разве он не там?..
— Это кратчайший путь, — быстро ответил он. — Проселочная дорога, так мы сэкономим время.
Ветер, казалось, немного усилился, его шум теперь напоминал стоны. Они продолжали свой путь.
Ломбард заговорил, пригнувшись, почти касаясь подбородка руля, глядя на дорогу неподвижными, бесстрастными глазами:
— Туда, куда мы едем, мы приедем вовремя.
Теперь в машине их было не двое. Пока они молчали, в какой–то неопределенный момент явился некто третий и уселся между ними. Ледяной, бесформенный ужас, чьи невидимые руки заключили девушку в холодные объятия, а пальцы сдавили горло.
За последние десять минут они не видели ни одного огня, кроме огней собственной машины. Они не обменялись ни словом. Деревья, темневшие по обеим сторонам дороги, напоминали клубы дыма. Ветер предупреждал об опасности, но это предостережение все еще оставалось без внимания. Два призрачных лица отражались в лобовом стекле.
Он сбавил скорость, затормозил и еще раз свернул в сторону, на этот раз на незаасфальтированную грунтовую дорогу, лишь немного шире лесной тропы. Машину трясло на ухабах, позади шелестели сухие листья, разлетающиеся в стороны от выхлопной трубы, колеса взбирались на торчащие корни, крылья задевали стволы деревьев, стоявших прямо на дороге. Игра света от фар превращала лес в таинственные пещеры, ближайшие деревья казались мерцающими сталагмитами, а те, которые росли подальше, оставались укутанными мглой. Это место словно явилось из детской сказки — заколдованная злыми духами тропинка в таинственном волшебном лесу, где случаются всякие жуткие вещи.
Она сдавленно прошептала:
— Ах нет; что это вы делаете? — Страх еще крепче сжал ее в своих объятиях, ледяным дыханием обжег шею. — Мне не нравится, как вы себя ведете. Зачем вы это делаете?
Вдруг они остановились, и все кончилось. Скрип тормозов дошел до ее сознания уже после того, как машина встала. Он заглушил мотор, и наступила полная тишина. В машине и вокруг нее. Все было неподвижно: машина, он сам, она и ее страх.
Но нет; кое–что еще шевелилось. Три пальца, лежавшие на ободе руля, продолжали беспокойно двигаться, вверх и вниз, по кругу, как будто он наигрывал на пианино, пытаясь на слух подобрать мелодию.
Она повернулась и в бессильной ярости принялась колотить его кулаками.
— Что это значит? Скажите что–нибудь! Скажите же мне хоть что–нибудь! Не сидите просто так! Зачем мы здесь остановились? Что у вас на уме, почему вы так на меня смотрите?
— Выходи, — сказал он, дернув подбородком.
— Нет. Что вы собираетесь делать? Нет. — Она не двигалась с места, глядя на него расширившимися от ужаса глазами.
Ломбард перегнулся через нее, дотянулся до дверцы и открыл замок с ее стороны.
— Я сказал, выходи.
— Нет! Вы что–то замышляете. Я вижу по вашему лицу.
Он одной рукой вытолкнул ее и вышел сам. Спустя минуту они оба стояли у машины, по щиколотку утопая в шершавых желто–коричневых листьях. Он захлопнул за собой дверцу. Здесь, под деревьями, стояла пронизывающая сырость, густая темнота окружала их со всех сторон, и только свет невыключенных фар пробивал в ней призрачный туннель.
— Пойдемте со мной, — сказал он спокойно и пошел вдоль луча света, придерживая девушку за локоть, чтобы знать наверняка, что она идет рядом. В неестественной тишине слышался лишь шорох листьев и потрескивание веток под ногами. Автомобиль остался где–то позади, они продолжали идти все дальше. Она семенила боком, глядя в его непроницаемое лицо. Она слышала свое собственное дыхание, которое эхом отдавалось в кронах деревьев. Его дыхание было спокойнее.
Так они шли, молча, словно разыгрывая странную пантомиму, пока не достигли той точки, куда почти не доходил свет фар. Здесь, на границе между светом и тенью, он остановился и убрал руку. Девушка бессознательно сделала еще несколько шагов, он схватил ее, придержал и опять убрал руку.
Ломбард достал сигарету и предложил ей. Она попыталась отказаться.
— Ну же, — рявкнул он и воткнул сигарету ей в рот. — Лучше закури.
Ломбард чиркнул спичкой и дал ей прикурить, прикрывая пламя сложенными ладонями. В этом маленьком знаке внимания было что–то ритуальное, это не успокоило ее, а лишь удвоило страх. Она сделала одну затяжку, потом сигарета выпала из непослушных губ. Ломбард наступил на нее и затоптал, чтобы полая листва не занялась.
— Ладно, — сказал он. — Теперь иди обратно к машине. Иди по этой тропинке, — она достаточно освещена, — сядешь в машину и будешь ждать меня там. И не смотри по сторонам, просто иди себе прямо вперед.
Казалось, девушка не понимает слов, или же страх настолько парализовал ее, что она не может двинуться с места. Ломбарду пришлось слегка подтолкнуть ее, чтобы она пошла. Она, спотыкаясь, сделала несколько неуверенных шагов по заваленной листьями тропинке.
— Иди вперед, иди прямо к машине, вдоль луча света, как я сказал тебе, — крикнул он вслед. — И не оглядывайся.
Она была женщиной, и к тому же сильно испуганной. Предостережение оказало прямо противоположное действие, оно заставило ее непроизвольно обернуться.
Ломбард уже достал пистолет, хотя и не успел прицелиться — он только поднимал руку. Должно быть, вытащил оружие бесшумно, как только девица повернулась, чтобы идти.
Она вскрикнула, как подбитая и умирающая птица, которая еще исхитрится в последний раз взмыть в небо, прежде чем рухнуть на землю. Она шагнула было к нему, словно в этом было спасение, а опасность заключалась в том, что она отошла от своего провожатого на какое–то расстояние.
— Стой! — жестко приказал он. — Я хотел, чтобы тебе было легче, я велел тебе не оборачиваться.
— Не надо! За что? — взмолилась она. — Я же обещала все рассказать, все, что вам надо! Я обещала! И я расскажу, расскажу!
