Анна и Сергей Литвиновы - Ревность волхвов
— В том-то и дело! — воскликнула Леся.
Ратрак шумел мотором где-то уже далеко впереди, и нас опять со всех сторон обступала полярная ночь.
— Вот скажи мне, — вдруг неожиданно перескочила девушка на другую тему, — только честно… Я просто не могу проникнуть в тайны вашей загадочной, как пять копеек, мужской, блин, психологии… Допустим, ты лежишь, болеешь, совсем один в коттедже. И к тебе вдруг приходит женщина. И начинает ворковать: ля-ля-ля, три рубля, я тебя люблю, я тебя хочу, я отдам тебе самое дорогое, что у меня есть. И срывает с себя одежды… Как ты поступишь?
— А женщина красивая?
— А есть разница? — обернулась и уставилась на меня Леся.
— Конечно, есть.
— Значит, красивой ты бы сказал: прыгай, дорогая, ко мне в койку?
— Ну, наверно.
— Ага. Впрочем, в тебе я и не сомневалась… Значит, для мужчины не имеет значения, любит он ее или нет?
— Не имеет.
— А играет роль, было ли у него с нею что-то раньше?
— Абсолютно нет. На новенького даже лучше.
— Хм, вот как? Но это лишь твое мнение, а ты у нас известный… — Она оборвала свою мысль, но я понял, что она хотела назвать меня бабником, и мне была, в общем-то, лестна подобная репутация.
Однако я возразил:
— Знаешь, Леся, мужики, по-моему, по сути своей все одинаковые.
— То есть Вадим тоже сказал бы «да» любой?
— Ну, если она не окончательная уродка или старуха… И знаешь, почему мы обычно говорим «да»? Потому что женщинам нельзя отказывать. Они в таком случае после смерти в гарпий превращаются. Или в фурий, точно не помню.
— Вот ты как все повернул! — усмехнулась она. — Женщины, значит, во всем виноваты.
— Конечно, — убежденно сказал я. — Вы — сосуд диавольский, соблазняющий…
— Да уж тебе, конечно, лучше знать насчет сосудов соблазняющих… — саркастически протянула Леся.
Она развернулась и пошла дальше, не разбирая дороги, оставляя следы на ровном снегу. Я догнал ее и пошел рядом. И в самом деле, что жалеть только что разглаженное белое полотно, — все равно завтра лыжники его разъездят.
— Ну, — повернулась она ко мне, — а на такую, как Валентина, Вадим бы клюнул?
Я минуту подумал и кивнул.
— Пожалуй, да. Она хоть и не королева красоты, да и постарше его будет, но вполне даже ничего… Но главное тут не сама Валентина…
— А что же? — воззрилась на меня сыщица.
— Главное — у него в башке сидела бы мысль о том, что, переспав с ней, Вадим Кену — которого, по-моему, не сильно любил — рога наставляет. То есть мстит ему и унижает.
— Ах вот оно как… — протянула Леся. — У вас тут тоже целая психология…
— Но почему ты решила, — воскликнул я, — что в убийстве есть какой-то сексуальный момент?
— Ты что, еще не понял?
— Пока нет.
— Вадим лежал на кровати голый. Абсолютно голый.
— Ну и что? У нас, знаешь ли, в коттедже отлично топят.
— У нас тоже. Но…
Она запнулась.
— Что «но»?
— Ни финские полицейские, когда обыскивали после убийства ваш коттедж — а они искали очень тщательно, могу тебя уверить, — ни мы с тобой, когда осматривали давеча наш дом, не нашли ни одной окровавленной вещички. Ни единого предмета гардероба. А ведь крови было много, очень много — ну, ты сам видел… Спрашивается: почему убийца не испачкался?
В этот момент ратрак развернулся и зачем-то пополз в нашу сторону. Почему он вдруг решил возвращаться? Неужели единожды пройденное полотно показалось ему недостаточно ровным? Его прожектора били нам прямо в глаза, слепили, и тут я, против воли, подумал, что место и время сейчас идеально подходят для убийства. Для того, чтоб убили — нас.
Мы с Лесей в свете фар как на ладони. Одни в лесу. Вокруг ни души. Никто не услышит выстрелов. А даже если услышат, никто не обратит внимания. А тела — наши тела! — можно будет закопать в снег, и до весны — а она здесь наступает в мае — нас никто не найдет, как до сих пор не нашли Петю. Да и потом косточки наши (как и его бедные кости) могут растащить волки и лисы — которых здесь во множестве…
И я, не рассуждая, с силой дернул Лесю за руку. Она не ожидала и рухнула в темноту, в снег. Сам я упал сверху и прикрыл ее своим телом.
— Ты что? — прошептала она. Дыхание стало учащенным.
Я прижал палец к губам: молчи, мол. Она послушалась.
Тут мимо нас прополз ратрак. Краем глаза я увидел, что в кабине сидит все тот же меланхоличный финн. Вряд ли он собирался нас убивать…
— Ты что, покушения боишься? — вдруг хихикнула Леся.
Я не ответил. Мы лежали в снегу, и наши лица оказались совсем близко друг от друга. От ее кожи вдруг пахнуло одуряющим, головокружительным ароматом духов, и я поцеловал ее в губы. Она коротко ответила на мой поцелуй, а потом вдруг рывком отстранилась и вскочила на ноги.
— Не сейчас, — тихо и волнующе проговорила она.
— Опять «не сейчас», — пробурчал под нос я. Я не спешил подниматься. — А когда будет «сейчас»?
Как ни странно, она расслышала и сверху вниз пропела мне в ответ:
— Во-первых, ты пока не прощен. А во-вторых, еще не заслужил.
Про себя я усмехнулся: «Тоже мне, провинциальная Снежная королева!.. Я ей служить должен!..» — но вслух ничего не сказал. Все равно сейчас не время и не место для решающей атаки на ее бастионы.
Я поднялся и отряхнул свою одежду от снега.
— Расскажи мне про Женю, — вдруг попросила Леся.
— Что именно? — я нахмурился и, кажется, покраснел. Очень уж неожиданно прозвучал ее вопрос.
— Меня НЕ интересует, хороша ли она в постели и все такое. А вот как все было? О чем она с тобой говорила?
— Зачем тебе знать?
— Чтобы дополнить психологический портрет подследственной. В сексе, знаешь ли, люди обнажают не только тела, но и, прости за выспренность, свои души.
— Не знаю я ничего, не помню.
— Я понимаю, тебе, должно быть, неловко. И все-таки, — твердо сказала Леся. — Пожалуйста, расскажи.
Что ж, подумал я, ревность — мощный афродизияк. Может, когда Леся узнает подробности нашей с Женей короткой любви, она ко мне станет внимательней?
За разговором мы и не заметили, как дошли до нижней станции гондолы. Подъемник, естественно, был закрыт — так же как и магазины, и бары. Фонари на трассе светились в одну десятую своего накала — но все-таки горели, придавая пустынной черной трассе, вздымающейся круто в гору, инопланетный, потусторонний вид.
Я начал подробный рассказ про свое приключение с Женей.
Мы не спеша шли в сторону дома — по лыжне, ведущей по лесу у подножия горы. Мы столько раз катались по ней, что она должна была стать нам родной. Однако в темноте, когда даже фонари, обычно освещавшие ее утром и вечером, погасили, дорога показалась мне совершенно незнакомой и даже опасной. Лес подступал со всех сторон, холодные звезды светили с небес, и в тот момент я вдруг понял, как мне надоела зима, холод, полярная ночь… Захотелось оказаться где-нибудь на солнечном острове, у бирюзового океана, в одних плавках… И чтобы Леся была рядом… Я мечтал об этом, однако рассказывал юной сыщице о моем с Женей коротком свидании, случившемся темной ночью в морозном тумане…
Когда я закончил, мне не показалось, что Леся так уж взревновала. Для нее, по-моему, работа означала больше, чем секс и любовь, вместе взятые.
— Понятно, — сказала она. — Значит, Женя постаралась подставить собственного мужа.
— Возможно. А может, и правду сказала.
— А тебе не показалось, Иван, что она тебя просто использовала? Тебе не противно?
Я усмехнулся.
— Ну, так ведь и я ее просто использовал. И неизвестно, кто кого пользовал больше.
— Не надо пошлостей, — строго проговорила девушка.
— Ты сама попросила.
— О’кей, пусть так. А теперь, пожалуйста, столь же подробно расскажи мне про вашу дуэль с Петром. Желательно дословно: кто что сказал, и как вы вместе оказались на горе, и как он прыгнул…
— Ладно, расскажу. Но только тебе. Одной. Если меня будут спрашивать финские полицейские или этот Боков из посольства, я буду все отрицать. Не хочу, чтобы меня замешали в это дело.
— Спасибо за доверие.
Я поведал Лесе историю с дуэлью. Она задала пару уточняющих вопросов, я ответил. И тут она вдруг сказала мне спасибо.
— За что?
— Ты мне очень помог.
— Ты что, вычислила, кто убийца? — со смешком спросил я.
Она вздохнула всерьез.
— Я по-прежнему ничего не понимаю. И на самом деле убить мог кто угодно. И Валентина с Иннокентием. И Стелла с Родионом. И Стелла в одиночку — чтобы отомстить за свою сестру Марфу. И сам Родион — если он наркоделец, а Вадим увидел или узнал нечто запретное и стал для мафии опасен… И даже Саня и Света — по неочевидным пока мотивам…
Мы подходили к нашему лесному «микрорайону». Все коттеджи, и обитаемые, и необитаемые, спали — только вокруг редких жилых горели фонари и тосковали машины. Хрустальные звезды ледяными глазами сверху смотрели на нас.
