Гуннар Столесен - Ночью все волки серы
— Что же было потом?
Он поморщился.
— Мы сделали то, что собирались. Война научила нас жестокости. Без этого было нельзя. И в тот раз, за пакгаузами, мы встретились лицом к лицу с нашим закоренелым врагом. Юхан зашел к нему сзади, а я вышел на свет, чтобы он увидел меня. Шел слабый снег, кружились снежинки, было холодно и промозгло. С моря дул колючий ветер. Я понял, что он узнал меня. Он хотел закричать, но я сделал знак Юхану, и тот сзади ударил его железным прутом.
— Потом вы превратили его в отбивную?
— Но мы не мучили его так, как фашисты мучили в застенках наших товарищей. Наверное, что-то давно копившееся в нас прорвалось, но мы убили его сразу. В отбивную мы превратили его уже потом.
— Не слишком симпатичная история.
— Война вообще ведь несимпатичная, Веум.
— Конечно, но еще хуже, если она продолжается спустя четверть века после победы.
— Мы слишком долго воевали, Веум. Война для нас не окончена и сегодня.
— Что ж, не мне тебя судить… Значит, Юхан Ульсен выехал из страны с твоей помощью?
— Да.
— И с тех пор ты не получил от него ни весточки?
— Ни строчки.
— Ты об этом рассказывал кому-нибудь еще?
— Я же сказал, что об этом знаем только мы с тобой, — в его голосе послышалась угроза.
— И еще Юхан Ульсен, — напомнил я.
— И Юхан Ульсен, — согласился он.
— Но какое все это имеет отношение к Ялмару Нюмарку? Концы не сходятся, Фанебюст. И как объяснить то, что случилось с Ольгой Серенсен? Может быть, скажешь, что Юхан Ульсен вернулся из своего заграничного турне? Ведь он-то точно хромал? Может быть, он и к тебе заглянет, как уже заглянул к Ольге Серенсен?
— Эту историю я рассказал тебе, Веум, только для того, чтобы ты не шел по ложному пути. К Ялмару это не имеет никакого отношения. Он об этом ничего не знал. Даже не догадывался. Я думаю, что тебе надо постараться взглянуть на дело с другой стороны.
— Но почему ты так настоятельно просил меня отыскать Харальда Ульвена? Зачем было врать, будто он жив?
— Пойми и ты меня, Веум. В это я играю уже много лет и теперь продолжаю играть уже автоматически, из соображений конспирации. Я ведь остался в живых только благодаря умелому камуфляжу. Что же касается Ялмара, он и правда умер при странных обстоятельствах. И если бы отыскался убийца, я бы с удовольствием заплатил тебе гонорар.
— Не уверен, что смог бы принять его.
— Почему же?
— Слишком походило бы на плату за молчание.
— Но ведь об этом знаем только ты и я.
— Вот именно. Вот это меня и настораживает.
Он ничего не ответил, только посмотрел на меня с обидой. Говорить нам больше было не о чем. А то, что я услышал, надо было обдумать.
— Ты когда-нибудь имел дело с Хагбартом Хелле? — спросил я.
— Что-то не припомню, — ответил он, не задумываясь. — Но в нашем деле… Впрочем, я кое-что знаю о нем. Некоторые из его компаний — фикция. Они существуют только на бумаге. В бизнесе не всегда идешь прямым путем. Ты видел сегодняшние газеты? В такой ситуации без подставных лиц долго не просуществуешь.
— А имя Карстен Вииг тебе что-нибудь говорит?
— Ничего. Кто это?
— Так, один парень. Обожает эпитафии и порой торопится их произносить.
— Ах, вот оно что… Прошу извинить меня, — он протянул руку к лежавшей на столе папке. — Мне еще нужно разобраться с бумагами. И помни…
— Да?
— Я тебе ничего не рассказывал, верно?
— Не сомневайся. До свидания.
— До свидания.
И не успел я закрыть за собой дверь, как уже услышал скрип его пера. Он не терял времени даром. Впрочем, и его секретарша не улыбалась кому попало. Они прекрасно дополняли друг друга.
43
Я пообедал в городе. В китайском ресторане с видом на Рыночную площадь за умеренную плату подавали внушительные порции, а тихая восточная музыка, звучавшая из динамика, не заглушала мыслей. Подумать было над чем. Кое-какие контуры уже становились различимы.
Пообедав, я быстро добрался до Весенбергского тупика и позвонил в дверь дома, где жила Элисе Блом. Мне не открыли. На этот счет у меня было две версии. О третьей я даже думать не хотел. Для начала я отправился в бинго.
Поднявшись по крутой лестнице, постоял у дверей и огляделся. С прошлого раза обстановка совсем не изменилась: сидящие здесь люди все так же сосредоточенно внимали и покорялись воле цифр, доносившихся из хриплого громкоговорителя. И я вновь подумал, что такие заведения могут быть заполнены народом только там, где религия не имеет никакой опоры в обществе. Весь ход этой игры и завораживающая магия чисел восполняют какие-то потребности человека. Может быть, яркая, бьющая в глаза реклама вытеснила из нашего сознания церковные витражи, а постоянно меняющиеся ряды цифр заменили нам латинскую литургию. Жрицы двадцатого столетия явились к нам в образах девушек, работающих в бинго.
Элисе Блом я там не нашел и опять оказался на улице.
Из ресторана, где мы когда-то были вместе, толстый швейцар выпроваживал крепко подвыпившую дамочку. Они уже были на середине лестницы, и я остановился, чтобы посмотреть на них.
Швейцар в своей грязно-зеленой униформе был похож на телохранителя какого-нибудь босса. На женщине было безобразное сиреневое платьице с замысловатой пелеринкой, которая болталась на ней, как на вешалке. Она не замечала, что парик съехал набок, а на затылке видны ее собственные волосы. Ярко-красная помада неровно покрывала ее рот. В общем, красотка. Но это никак не мешало, ей поливать отборными ругательствами невозмутимого швейцара. На нижней ступеньке женщина неожиданно вырвалась из объятий швейцара и устремилась наверх, к дверям. Тут подвернулся я и схватил ее.
В моих руках она обмякла, как мешок с картошкой, притом довольно подгнившей, таким рыхлым и бесформенным показалось мне ее тело. Немалых усилий ей стоило сосредоточить свой взгляд на мне. Пивом несло от нее ужасно, и узнала она меня не сразу. Да, это была Элисе Блом собственной персоной.
Швейцар тут же удалился, словно перепоручил ее моим заботам.
Когда я наконец оказался в поле ее зрения, она попыталась заговорить со мной. По некоторым признакам, появившимся на ее расплывшемся лице, я понял, что она, кажется, меня припоминает. Я почувствовал, как она старается обрести почву под ногами, чтобы оторваться от меня. Откуда-то из ее глубин донесся срывающийся голос: «Ве-ум?»
Я кивнул.
— Грязная свинья!
— Вот слова, идущие из самого сердца.
Она искривила губы:
— Из задницы они идут!
— Возможно. У некоторых это одно и то же.
Она неодобрительно поглядывала на меня.
— Что тебе надо? Мало ты пакостей натворил? Все что ты плел про Харальда, свинство. Он не такой.
— Ну хорошо, хорошо, — соглашался я. — Просто я хотел задать тебе несколько вопросов. Давай договоримся. Ты ведь одна не дойдешь до дома, если, конечно, ты туда собираешься. Я провожу тебя, а по дороге мы с тобой потолкуем.
Она посмотрела на меня с подозрением:
— А о чем? О чем ты собираешься со мной говорить?
— О деньгах.
— О деньгах? — Ей это совсем не понравилось. — Нет у меня денег.
— Теперь, конечно, нет, — быстро проговорил я и открыл дверь на улицу. — Но в пятьдесят пятом…
Она вцепилась в мою руку и зашлепала по тротуару со мной рядом.
— В пятьдесят пятом у тебя были деньги.
— Откуда ты знаешь?
— Ты же купила дом. А работала тогда скромной секретаршей. Как тебе это удалось?
— Как удалось, как удалось, — передразнила она меня, беря курс на ближайший угол. Ей пришлось опереться о стену. Не пройдя и двух шагов, она встала как вкопанная. Голова ее болталась из стороны в сторону, взгляд был безумный. Видно, ей совсем стало плохо. Я подошел к ней поближе и протянул руку, чтобы поддержать ее. Она схватила меня за локоть и потащила за собой.
— А коллега твоя, фрекен Педерсен? Откуда у нее взялись средства, чтобы поселиться в Испании? Ведь даже до пенсии не доработала.
Она могла теперь идти, прислонившись к моему плечу. Мы завернули за угол и медленно приближались к рынку. Взгляд ее немного прояснился. Свежий воздух пошел ей на пользу.
— Она накопила, — с вызовом ответила Элисе.
— Такую сумму?
Она ничего не ответила. Мы пересекли Страндгатен и, когда вышли на угол Страндкайен, почувствовали освежающее дыхание ветра. Моя шевелюра разлеталась во все стороны, но ее парик лежал, как шкура животного.
Тщательно вымытая Рыночная площадь еще не просохла окончательно. И кое-где в лужицах отражались наши нелепые перевернутые фигуры.
— Две дамы, — пустился я в рассуждения, — служили на предприятии, которое сгорело дотла. Некоторые считают, что произошло это потому, что администрация не прислушалась к сигналам, поступавшим от бригадира. Известно, что бригадир неоднократно обращался в контору — и к фрекен Педерсен, и к тебе. Но все безрезультатно. И оказывается, что во время пожара он-то и погиб, но потом никто из вас ничего не сказал о его предупреждениях. Для вас же обеих эта история обернулась заметной экономической выгодой. Я уж не говорю о самом Хеллебюсте. Она медленно повернулась ко мне:
