Наталья Борохова - Адвокат амазонки
В назначенный день я сделал ей инъекцию. Мне это не составило труда, ведь я врач, и, бог знает, сколько инъекций сделал за всю свою жизнь. Вероника умерла без страданий. Жаль, но я не подозревал тогда, что мои страдания только начинаются...
Он замолчал, пожевывая травинку.
– Теперь, как я понимаю, Алена останется с пустыми руками, – с горькой усмешкой заметила Дубровская. – Ведь она не участвовала в вашей сделке.
– Пусть ее судьба тебя не волнует. Алена получит вознаграждение, ведь она выполнила свою часть работы. Кстати, именно она передала тебе деньги, когда я находился в изоляторе. Теперь ты понимаешь, что она не могла себе позволить встретиться с тобой лично. Алена и мой дневник для меня были страховочными вариантами.
– Но неужели твоя практичная Вероника не дала никаких распоряжений насчет своей дочери?
– Насчет дочери? – удивился Виталий. – Ты о чем? А... Неужели ты еще не поняла, Алена не была дочерью Вероники. Так что даже по закону я чист перед ней в плане обязательств.
– А где же дочь Вероники? – поразилась Дубровская. Ей казалось, что она сейчас пытается обнаружить в коробке сюрприз, но, открывая ее, находит внутри только еще одну коробку, в которой прячется еще одна, затем еще...
– А шут ее знает, – пожал плечами Виталий. – Почему мне должно быть это интересно, ведь сама Вероника вспомнила о ней только однажды, сказав в сердцах: «Это мое наказание за то, что я отказалась от дочери». Я узнал об этом только в общих чертах. Даже перед лицом смерти Песецкая не думала каяться.
– Значит, Алена...
– Только второсортная актриса, которая так и не смогла устроиться ни в одну труппу. Но мне кажется, свою роль в суде она сыграла безупречно.
– Но как же внешнее сходство? – пробормотала Лиза, озадаченная до крайности. – Как вам удалось этого добиться? Алена показалась мне как две капли воды похожей на мать: прическа, цвет глаз, манера говорить. Ведь это убедило присяжных. Да не только присяжных! Сам Ярослав Непомнящий не почувствовал подвоха. А этот ее жест... – Лиза провела пальцами вдоль лица, словно поправляя выбившийся локон. – Это выглядело так естественно!
Виталий самодовольно улыбнулся:
– Хорошая работа, не правда ли? Краска для волос, цветные линзы, ну и утомительные тренировки творят чудеса. Алена изучила фильм с участием Песецкой так, что могла с закрытыми глазами сыграть любую сцену. Пусть в жизни ей не слишком везло на главных героинь, но за эту свою роль в суде она получила бы «Оскара».
С этим Дубровской было трудно не согласиться.
– Ну же, Лиза, неужели ты до сих пор считаешь меня хладнокровным убийцей? – сказал он, улыбаясь ей, словно ничего не произошло. – Я только лишь выполнил свое обязательство по сделке. Если хочешь знать, я считаю выполненную мной миссию священной. Ведь мне удалось освободить от страданий обреченную на смерть женщину. Она все равно умерла бы. Только благодаря мне это произошло легко и безболезненно. Разве наша вина в том, что мы не живем в цивилизованной стране, где это можно решить законно? Там такую инъекцию может произвести любой семейный доктор, купив в аптеке специальный набор препаратов. В нашей стране все предпочитают закрывать глаза на проблему. Больные люди вынуждены резать себе вены и вешаться, не рассчитывая получить спасительный укол.
– Не строй из себя гуманиста, – заметила Лиза, с трудом удерживая в себе рвущийся наружу гнев. – То, что ты сделал, не имеет никакого отношения к эвтаназии. Тобой руководила корысть, желание поправить свое материальное благополучие за счет обреченной на смерть женщины.
– Да. Но я заслужил эту квартиру, – возмутился Виталий. – Кто, как не я, ухаживал за Вероникой, подносил ей воду и даже убирал рвоту! Я честно отрабатывал свою часть обязательств, и это ты не можешь не признать.
– Я охотно признаю, что ты – чудовище, – сказала Дубровская. – Мне очень жаль, что тебя оправдали.
– Ну, и что ты собираешься делать с этим? – насмешливо спросил Бойко. – Пойдешь напишешь заявление? Насколько я знаю, за такое тебя легко лишат адвокатского статуса. Ты готова потерять профессию?
– А ты неплохо изучил закон, – сказала Дубровская, горько усмехаясь.
– Я готовился основательно, подружка, – хмыкнул он. – Мне нужно было просчитать все варианты. Думаешь, мне хотелось так, за здорово живешь, попасть в тюрьму?
– А твой дневник, как я теперь понимаю, был только сочинением на заданную тему?
– Что-то вроде того, – гордо ответил Виталий. – Знаешь, я всегда был неравнодушен к литературному творчеству. Жаль только, с живописью мне не везло. Я так и не научился рисовать. Те наброски, что ты видела, не мои. Их сделал по просьбе Алены один знакомый художник. Удивительно, но они сработали!
– И сколько мне сюрпризов еще предстоит узнать? – осведомилась Лиза. – Значит, не было никакой матери, больной раком? Твои родители живы и счастливо живут в пригороде, даже не подозревая, что их сын сочиняет про них мелодрамы?
– Нет, мою мать сбил автомобиль. Тоже, между прочим, нешуточная неприятность, – сокрушенно заметил Виталий. – Думаю, в этом вопросе я не сильно погрешил против истины. Смерть матери далась мне нелегко. Я был сильно привязан к ней.
– Я думаю, она вряд ли бы одобрила твой способ обогатиться, – заметила Лиза.
– Да. Мои родители старомодны в некоторых вопросах. Но мне кажется, сейчас речь не о них. Я готов принести тебе свои извинения за то, что ты в какой-то мере стала м-м... как бы это выразиться?
– Пешкой в твоей игре? – подсказала Лиза.
– Ну, я бы не стал говорить о тебе так грубо. Ты ведь мой адвокат. Ты – женщина, которой я обязан своей свободой. Неужели ты не сможешь меня простить? Подумай, Лиза, стала бы ты так биться за меня, если бы изначально знала правду?
– Не знаю, – честно ответила она.
– Ну, вот! – обрадовался он. – Значит, я не так перед тобой виноват. Цель оправдывает средства. Кажется, так сказал кто-то из великих. Ты видишь, я не слишком оригинален в своих поступках.
– Не рассчитывай на то, что я приму твои извинения. Ради своих целей ты вторгся даже в мою личную жизнь. Неужели ты думал, что у нас что-то может получиться? Или это тоже была часть игры?
– Нет, ты мне была симпатична, Лиза. Вчера вечером мне казалось, что я тоже тебе небезразличен.
Дубровской же казалось, что со вчерашнего вечера прошла сотня световых лет и в ее галактике началась новая жизнь.
– Ты для меня всегда останешься убийцей, – с отвращением произнесла она. – И мне искренне жаль, что присяжные тебя оправдали.
Он скривил губы:
– Полегче на поворотах, милая. Не бери на себя роль судьи. Положа руку на сердце, можешь ли ты отказаться от своей профессии ради призрачной справедливости? Ну, подумай, кому она сейчас нужна? Песецкая не скажет тебе спасибо. Она умерла, и я помог ей сделать это так, как она желала. Тебе жаль пустую квартиру, которую в случае, если бы меня осудили, забрало бы государство? Ты сочувствуешь павлину Непомнящему? Так у него уже давно другая женщина, которая появилась в его жизни еще до смерти Вероники. Не лучше ли оставить все, как есть?
Дубровская почувствовала вдруг невероятную усталость, словно ей на плечи положили страшный груз.
– Мне нужно идти, – сказала она, вставая.
Он посмотрел на нее сочувствующе:
– Тебе неплохо бы отдохнуть. Честно говоря, ты выглядишь не очень.
– Если у меня обнаружат смертельную болезнь, я сообщу тебе, – с претензией на остроумие сказала она. Ей было совсем не смешно.
– Без шуток. Сходи к врачу, – посоветовал он.
– С некоторых пор я не доверяю врачам, – сказала она и пошла прочь...
Глава 20
Андрей появился на пороге вечером с дорожной сумкой в руке и с букетом ромашек.
– Это на всякий случай, если ты скажешь, что тебе надоели розы, – объяснил он.
Лизе и в самом деле не нравились те огромные букеты, которые он преподносил ей на значимые даты. Это были внушительные охапки орхидей, роз и стрелиций в дорогом оформлении, которые едва помещались в вазу и могли стоять только прислоненные к стене. Дубровской казалось, что такие букеты уместны только на юбилеях и похоронах, но Андрей продолжал их дарить ей с завидным упрямством. Должно быть, он считал, что женщины в цветочном магазине сочтут его жмотом, если он приобретет у них букетик фиалок или желтые тюльпаны, отвергнув упаковку и всякие замысловатые штучки в виде искусственных бабочек, деревянных божьих коровок и прочей чепухи, которыми принято наполнять женские букеты. Поэтому ромашки в его руках были событием значимым.
– Неужели ты нарвал их сам? – настороженно спросила Дубровская. В случае утвердительного ответа она готова была забрать назад все свои обвинения в его адрес. Он определенно еще не утратил черты романтика.
– Нет, я купил их в магазине, – развеял он ее мечты. – Мне сказали, что их вырастили в Голландии. Между прочим, они стоили мне уйму денег.
