Елена Арсеньева - Личный оборотень королевы
– Ага, это вот здесь, – сказал вдруг железный волк. – Давай, лезь.
Лидия протиснулась между двумя изогнутыми прутьями, следом проскользнул ее палач.
– Теперь вон туда, в обход здания. Там служебный вход – как раз в левое крыло. Дверь должна быть открыта.
Однако металлическая дверь оказалась заперта.
– Порядок решили навести, что ли? – проворчал железный волк. – Нашли тоже время! Пойдем через главный вход.
Они обогнули очень красивую полукруглую террасу, окруженную балюстрадой, и поднялись по ступенькам к двери, освещенной двумя фонарями.
Железный волк потянул за ручку – и дверь спокойно открылась.
Просторный вестибюль оказался пуст. Теоретически за столиком должен был сидеть охранник, но сейчас там лежали только чьи-то очки и книжка вверх обложкой. Дик Френсис, успела заметить Лидия, «По рукоять в опасности».
Вот уже воистину!
Она тоже любила Дика Френсиса. И этот роман любила. Так захотелось его перечитать!
Но это вряд ли…
– Быстро туда! – скомандовал железный волк, показав в коридор, и Лидия заспешила в том направлении.
Вокруг царила тишина. Кажется, все пациенты этого уединенного санатория уже спали.
Железный волк и Лидия начали подниматься по узкой боковой лестнице. Волк шарил в своей сумке, и Лидия поняла, что он ищет шприц.
«Господи, что же мне делать? – подумала она с ужасом. – Неужели я смогу сделать укол человеку – смертельный укол? Неужели это возможно?! Неужели это сделаю я?! Ради того, чтобы спасти папу Сашу, я убью этого парня? И как это будет? Он умрет сразу? Или будет мучиться? Закричит? Схватит меня за руку?»
Они поднялись на третий этаж и остановились перед палатой с цифрой 22.
– Иди, – прошелестел железный волк. – Макс делит комнату с каким-то другим таким же придурком, но его кровать слева, под окном. Если он не спит, скажешь, что ему нужно еще уколоть вантуризин. Запомни – вантуризин!
– А это что такое? – тупо спросила Лидия.
– Это новое германское средство, от которого больной не так дуреет, как от галоперидола или аминазина. От тех, говорят, лежат в лежку, будто таблеток двадцать снотворного выпили. А Макса в первый раз именно вантуризином вылечили. Здесь к нему скептически относятся, иногда забывают уколоть, Макс мне жаловался. Так что он тебе даже рад будет.
Железный волк осторожно подал Лидии шприц:
– Иди. И без глупостей. Я стою здесь и наблюдаю за каждым твоим шагом. Понимаю, что, если мне придется в тебя все-таки стрелять, я сам попаду в очень сложное положение. Но хуже всех придется твоему отцу, запомни это. Кстати, не переживай, вантуризин колется не в вену, а внутримышечно. Это облегчает задачу, верно? Пустой шприц не бросай, вынеси. Отдашь мне.
Лидия взяла шприц, осторожно открыла дверь и вошла, притворив ее за собой.
В палате было темно и тихо. Слышалось спокойное дыхание двух спящих людей.
Лидия постояла у двери, обернулась. Железный волк смотрел в оставленную щель.
Она огляделась. В комнате кроме кроватей стояли еще небольшой холодильник и два кресла. В углу низенький столик. На стене висел телевизор. Комната была довольно тесная, к тому же потолок, косо идущий вниз, делал ее зрительно еще меньше.
Такое ощущение, что Лидия здесь уже была. Нет, не была, но видела! Это та самая комната, которая померещилась ей! Вон там сидел мальчик, вон там горела оплывшая свеча. За дверью точно так же, как теперь, таился железный волк. И мальчик готовился обороняться от него одним маленьким перочинным ножичком.
Остался ли мальчик жив? Неизвестно. Но он хотя бы пытался сопротивляться!
А она? Что собирается делать она?! Покориться железному волку?
Лидия подошла к кровати, которая стояла слева, у окна. Остановилась так, чтобы закрыть собой лежащего там человека. Ей не было видно его лица, и она радовалась этому. Перевела дыхание и, сглотнув слезы, которые подкатывали к горлу, воткнула иглу в край матраса.
Медленно, неспешно выпустила лекарство. Вытащила иглу. Замерла, держа шприц на отлете и набираясь сил повернуться навстречу своей смерти.
В это мгновение человек, которому она должна была сделать смертельный укол, схватил ее за руку.
Лидия в ужасе взглянула в его лицо.
Конечно, в палате было довольно темно, и вообще, она была не в себе, и ничего такого не могло быть на самом деле… только ей почему-то показалось, что на нее смотрит доктор Игорь.
Из одного старого дневникаИз каретного сарая вышел, волоча за собой ружье, Григорий Васильевич Данилов, однако он мало напоминал того аккуратного господина, каким я увидела его несколько часов назад. Сюртук его был порван и грязен, волосы растрепаны, на скуле алел кровоподтек, у одного сапога не было каблука, отчего Григорий Васильевич прихрамывал. А может быть, у него была и нога поранена. Но главное, что он был жив!
Я бросилась к нему, но запнулась на полдороге, вдруг спохватившись, что это же бесстыдство и безумие – вот так кидаться на шею к мужчине, с которым я, по сути дела, обменялась за жизнь двумя взглядами… но не так ли произошло с Ромео и Джульеттой, которые влюбились друг в друга с одного взгляда – сразу и на всю жизнь?..
Он увидел, как я смутилась, – и протянул ко мне руки, в которые я вбежала, словно в воду райской реки, словно в иную жизнь, полную счастья и взаимной любви.
Губы наши соприкоснулись, руки его обвились вокруг меня.
– Стань моей женой, – пробормотал он. – Умоляю… только скажи, как твое имя?
– Марья Павловна Шелестова, – тихо засмеялась я. – Я согласна.
Да… слышала бы этот диалог Любаша! Ее-то женихи хотя бы заранее знали, как ее зовут!
– Зачем ты здесь?
– Мне нужно было увидеть каретный сарай Самородовых, – призналась я. – Но там Никита-каретник…
– Пойдем, – улыбнулся Григорий Васильевич. – Никита уже не страшен.
Мы вошли в просторный сарай, и я увидела огромного и раскосого, словно хан Мамай, мужика с окровавленной головой, который недвижимо лежал посреди сарая. Мы обошли его, и Григорий Васильевич провел меня в самый темный угол, где громоздились связанные в вязанки сено и солома, образуя как бы стену. В ней был прорыт лаз. Пробравшись в него, мы увидели большую изящную карету, стоявшую в самом углу сарая.
– Это тот экипаж, который Иван Сергеевич посылал за господином Великановым, – сразу догадалась я.
– Именно поэтому я и понял, кто преступник, – сказал мне Григорий Васильевич. – Господин исправник недавно прислал мне письмо и просил проверить все каретные сараи в округе – тайно и незаметно. До него дошел слух, что какой-то человек в трактире болтал – купил-де карету в одном имении близ Заярского, а никак не может добиться, чтобы ее ему показали. Я легко смог пробраться в Заярское и в другие имения окрест, вот только в Самородово ходу мне не было, ибо Никита бессонно, денно и нощно бдил здесь. А сегодня я воспользовался суматохой, которая содеялась из-за убийства Деминых, и проскользнул сюда. Конечно, Никита на меня навалился, но я был готов обороняться… и одолел его. А господин Самородов так торопился первым оказаться на месте своего ночного преступления, что и не заметил, как я отстал и свернул сюда. Теперь надо предупредить полицию, что доказательство найдено, чтобы они задержали Самородова.
– Ты напиши записку – и мы пошлем Мишку ее передать, – предложила я. – Только надо сказать ему, чтобы сделал это тайно от Самородова. Но подожди – я хочу найти кое-что… мне кажется, здесь есть еще одно доказательство.
Мы открыли дверцу кареты, я забралась внутрь, и первое, что увидела – небрежно разбросанные по полу книги. Мои книги! Те самые, которые пропали при лесном нападении.
Итак, это было полное доказательство того, что логово разбойников находилось именно здесь.
Руки мои дрожали, когда я поднимала знакомый томик Шекспира и открывала его, чтобы прочесть любимые строки, подчеркнутые отцом: «I am but mad north-north-west», «Я безумен только в норд-норд-вест»…
Я прочла их, улыбнулась и положила книгу на сиденье. Я заберу ее потом, когда будет покончено со всем кошмаром, царившим в округе.
– А как же ты узнала, что карета может быть здесь? – спросил Григорий Васильевич.
Мы выбирались из сарая, писали записку помощнику исправника, отправляли Мишку в Демино, наказав действовать тайно и осторожно, а я между тем рассказывала, что мне удалось узнать в Заярском, выслушав рассказ Алекса и заглянув в сундучок Вольфа Дугласа.
Когда я описывала его содержимое, Григорий Васильевич побледнел.
– Какое изощренное злодейство! Мыслимо ли такое вообразить?! Что же это значит? Получается, Вера прониклась этой злостью там, в Англии, и не смогла остановиться здесь?
– Я думаю, она была там пособницей своего мужа, а здесь стала искать себе нового сообщника. И нашла его в лице Самородова. Они украли драгоценности Чужанина из банковской конторы, они разбойничали на дорогах, они…