Анна и Сергей Литвиновы - Небесный остров
– Захотят – достанут и там, – отрезала она. – А до Москвы я его не довезу.
– Мы и до «Факела» его не довезем. – Евгений опасливо взглянул в Димино почти мертвое лицо.
Надя же решительно потрясла Полуянова за здоровое плечо. Громким шепотом сказала ему в ухо:
– Эй, Димка! Подъем!
«Ему давали наркоз. И еще наверняка успокоительное, обезболивающее. Не добудимся».
Нет, повезло. Глаза открыл. Слабо улыбнулся ей, мазнул взглядом по антуражу – белые стены, капельница. Пробормотал:
– Надюшка? Что сейчас – ночь, утро?
– Дима. Слушай меня внимательно. Тебе нужно взять себя в руки – и встать, – твердо произнесла она.
– Зачем?
– Мы уезжаем отсюда. Здесь опасно.
Глаза его, со страхом видела Надя, «плавают». Последствия наркоза. Да и вообще – в сознании ли он?
Нет, понимает ее. Попытался пошевелиться. Сморщился от боли. И вдруг увидел в полумраке палаты Женю.
Глаза сразу ожили. Нахмурился:
– Он здесь зачем?
А Надя решительно, будто всю жизнь командовала, произнесла:
– Дима. Мы едем к нему. На турбазу.
– Что?!
– Больше просто некуда.
Часы в палате показывали начало шестого утра.
* * *Приморская больница, конечно, не блистала стерильностью. Однако пол был чист, халаты у персонала свежи. Никакого сравнения с пропыленной, затхлой комнатухой – бывшей котельной базы отдыха «Факел», где разместили Диму сейчас.
Дорогу журналист вынес мужественно. До лифта и дальше, через служебный ход до парковки дошел почти сам – Надя с Женей только под руки его поддерживали. И, когда ехали, а квадроцикл ухал в ямы, не стонал – лишь зубы стискивал. Однажды, когда особенно сильно тряхнуло, на его глазах выступили слезы, губы прошептали ругательство.
А когда, наконец, его уложили на койку, застеленную вместо свежей простыни ветхой дерюжкой, шепнул ей в ухо:
– По-моему, я здесь сдохну.
Надя, уже давно вся на нервах, всхлипнула в ответ:
– Димочка… ну что мне оставалось?
И он, сам слабый, несчастный, с пересохшими губами, тут же кинулся утешать:
– Все, все, Надька. Прости. Ты права. Ты приняла единственно возможное правильное решение. И, конечно, ты меня вылечишь.
А она в страхе подумала, что никогда в своей жизни не делала послеоперационные перевязки. И тем более не ставила капельницы. Но произнесла, как могла, твердо:
– Естественно, вылечу.
Он улыбнулся в ответ на ее показное бахвальство. Произнес – голос звучал куда бодрее, чем несколько часов назад:
– Кстати, знаешь, что странно? Я действительно чувствую себя лучше. Почти нормально.
Попытался приподняться, но поморщился.
– Лежи! – накинулась на него Надя.
А Полуянов заверил:
– Ну, завтра уж точно встану. А пока…
– Пока тебе надо поспать, – твердо произнесла она.
И обернулась к стоявшему рядом Жене:
– А тебе съездить в аптеку. И в продуктовый. Список, что нужно, я сейчас напишу.
Фотограф подмигнул Диме:
– Она у тебя всегда так командует?
– Нет, только в особых случаях, – хмыкнул Полуянов.
Приподнялся на куцей подушке, шарит по убежищу Соловца уже осмысленным, заинтересованным взглядом.
– Дима. Если не ляжешь, я тебе сейчас укол снотворного сделаю, – припугнула его Митрофанова.
Полуянов же вдруг спросил:
– Женя! А у тебя здесь, случайно, компьютера нет?
* * *– Димка! Ну, вот чего ты из себя героя строишь? – проворчала Надя. – Что в таком состоянии можно найти?
– Брось, Надюха. Труд, наоборот, лечит, – отмахнулся Полуянов. – И я – правда! – в твоих руках просто воскрес. Ты прирожденный врач. Бросай свою библиотеку. В доктора иди!
Девушка лишь вздохнула. Все-таки Полуянов рыцарь. И герой. Даже не пикнул, когда она с капельницей возилась и в вену попала лишь с четвертого раза. И перевязку мужественно вынес. Обезболивающего сильного достать не удалось – на банальном кетанове живет. Но ничего. Терпит. И продолжает упрямо смотреть в монитор. Листает Женины фотографии – уже четвертую сотню.
И Женя молодец – все по ее списку привез.
Надя изредка тоже поглядывала на экран лэп-топа. На ее взгляд, совершенно бытовые, неинтересные кадры.
Вот мужчина, представительный, эффектный, немолодой, идет по набережной. А вот он же остановился где-то в городе, у цветочной палатки. У автомобиля. За столиком в ресторане. У входа в поликлинику. Обыденная и весьма скучная жизнь.
– Это Вадим Андреевич? – уточнила Надя.
Дима кивнул.
Надя, поневоле заражаясь его азартом, заметила:
– Обрати внимание: и погода, и костюмы на нем – все время разные. Не соврал Евгений – явно не один день он его преследовал. Какое же терпение надо иметь!
– Да, – кивнул Полуянов. И рассеянно пробормотал: – А это еще кто такой?
Надя тоже взглянула на экран. Снято, видимо, во дворе частного особняка. Лужайка ухоженная. Чугунная, элегантного литья скамейка. На ней – двое мужчин. Первый молод, костюмчик сидит косовато. Второму лет семьдесят. Тяжелый подбородок, косматые брови, из-под них сталью поблескивают глаза. Ведут, кажется, серьезный разговор.
– Кто это? – заинтересовалась Надя.
– Молодой – Эдик, – откликнулся Дима. – Старика не знаю. Хотя… хотя… вот странно… Лично с ним не знаком. Сто процентов. Но вроде видел его когда-то. Давно. И не здесь.
– Артист? – предположила Митрофанова.
– Нет. Не думаю, – пробормотал Дима.
Пометил фотографию, взялся листать дальше.
Теперь пошла серия снимков с Эдиком – Надя тоже смотрела. Парень идет по улице. Открывает дверь в подъезд жилого дома. Стоит у «Газели» с откинутым бортом – кажется, наблюдает за разгрузкой. Зачем-то звонит из телефона-автомата.
– У него что, мобильника нет? – хмыкнула Надя.
Полуянов не ответил – вернул прежнюю фотографию, у грузовичка. Перевел курсор на груз, увеличил. Пробормотал:
– Канистры… Интересно, что в них?
Но наклейку с названием содержимого, как ни пытался, разглядеть не мог.
Надя тоже присмотрелась: пятилитровые, полупрозрачные. В таких стеклоомывающую жидкость продают. Однако эти будто с водой, этикетка белая с красными полосками сверху и снизу, и еще желтое пятно посередине.
– Химикат, что ли, какой-то? – задумчиво произнес Дима.
И Надя вдруг вспомнила:
– Ацетон! Я в хозяйственном магазине такие видела! Точно, с ацетоном канистры!
– Зачем Эдику ацетон? – заинтересовался Дима.
– А с чего ты взял, что лично ему? – Она присмотрелась к фотографии повнимательней. – Смотри, «Газель», кажется, на территории института стоит. Вон видишь, серый корпус на заднем плане. Ремонт, наверно, у них, – предположила девушка.
– Подожди, вон другие банки! – Полуянов снова сдвинул курсор.
Тут и гадать не пришлось – совместными усилиями смогли прочитать: «Соляная кислота».
– Значит, не ремонт, – задумчиво произнес Полуянов. – Для него соляная кислота не нужна.
– В канистре, кстати, может быть что угодно, – заметила Надя. – А наклейку можно любую прилепить.
– Да, ты права… – рассеянно кивнул он.
Перешел к следующей фотографии. Радостно выкрикнул:
– Оп-па!
Надя тоже взглянула: Эдик – в стильных светлых брюках и пижонской тельняшке, явно брендовой, – всходит по трапу на шикарную яхту.
А Дима с просветленным лицом обратился к Наде:
– Узнаешь?
– Кого – Эдика?
– Да при чем здесь он?! Яхту, конечно! Вон и название: «ЭРИКА».
Надя присмотрелась, неуверенно произнесла:
– Шикарная… А где я могла ее видеть?
– Не помнишь, что ли? Когда мы водный мотоцикл напрокат брали?
– И что?
– Она мимо шла. Милях в двух от нас. А потом вдруг остановилась. И показалось мне еще: что-то блеснуло на палубе. Вроде стекло от бинокля.
– И ты название разглядел?
– А то! А потом эта «Эрика», кстати, пошла, – продолжал вспоминать Дима, – к пирсу у Института моря.
– Может, она Эдикова? – предположила Надя. – Или Вадима Андреевича?
– Вряд ли. Слишком уж дорогая вещь. Миллионов пять стоит. Естественно, долларов.
Полуянов повеселел, даже разрумянился.
– Ну, ты совсем воскрес! – усмехнулась Митрофанова.
Журналист же абсолютно здоровым и весьма требовательным голосом крикнул:
– Женька!
(Тот тактично оставил их вдвоем – коротал время в соседней комнатухе.)
А едва Евгений вошел, указал на фотографию, потребовал:
– Знаешь, чья яхта?
– Знаю. Сусаноо, – коротко отозвался тот.
– Чего?!
– Кличка такая. Бог ветра и водных просторов. Японский, – улыбнулся фотограф.
– И кто он?
– Местный крестный отец, – пояснил Евгений. – Большой человек. Когда-то весь край наш держал единолично. Сейчас, правда, потеснили его. Но здесь, в Приморске, он полновластный хозяин. Сейчас покажу вам его.
Придвинулся к экрану и с первого клика открыл фотографию – ту самую, где на литой скамейке восседают Эдик и незнакомый пожилой господин.
– Вот он, Сусаноо, – представил Женя. И не без гордости добавил: – Фотографироваться, кстати, очень не любит. А я его достал.
