Ольга Новикова - Каждый убивал
Не хватало еще темного предчувствия! Усилием воли не прогнать… Силы нет. Но ходьба помогает. Прошлась по трем из восьми Больших бульваров. Не торопясь, с остановками. Развеяла негатив.
Наконец-то поглазела на дом тридцать два по бульвару Мадлен – там был салон мадам Рекамье. Когда-нибудь и у меня будет настоящий, престижный салон…
На бульваре имени монашек, которые носили коричневые хитоны с капюшонами, рассмотрела четырехэтажный дом номер тридцать пять. Модерн, который легко распознается и никогда не повторяется. А чтобы никто мимо не прошел, владелец двух верхних этажей фотограф Надар велел выкрасить оконные рамы в ярко-красный цвет, который со временем, конечно, потемнел и стал цветом бордо. Стоя на этом самом балконе в 1873 году Клод Моне написал свой знаменитый «Бульвар Капуцинок». Через год, как раз в апреле тут, в ателье, открылась первая выставка импрессионистов. Картины Моне обозвали тогда обычной мазней.
На Итальянском бульваре успешно сопротивилась желанию заглянуть в бутики – жалко стало тратить на покупки и так невеликие силенки. Только полизала витрины, как говорят французы. И постаралась побыстрее заживить след в душе, оставленный единственным разом, когда Тапир предложил ей выбрать подарок в здешнем «Берберри». «Тебе, дорогая, понадобится тренч и куртка, когда поедем в Англию». Понравившийся плащ стоил столько… Она поскромничала и взяла только коричневую куртку с клетчатым нутром. Шофер Тапира потом заехал и оплатил обновку. Давно, давно это было…
Нагуляла аппетит. Ланч съела в легендарной «Ротонде»… Пришла в три часа. Поздновато для ланча по французским меркам, поэтому устриц уже не давали, но отлично подкрепило и взбодрило обжигающее эскарго под холодное белое. Правда, словно Тапир подмигнул, когда наткнулась в меню на сант-эмийонское «Шато ланжелюс» удачного 2005 года, которое он выбрал в первое свидание. Но не бери его – и никаких воспоминаний…
За одну прогулку очистила голову от неприятных, унизительных мыслей…
– Как вам повезло, Евгения Ильинична! – поддерживая Анжелу за локоть, быковатый коротко стриженный парень ведет ее к… черному джипу с тонированными стеклами.
Она приостанавливается, чтобы рассмотреть номер машины. Та самая… Так это он за ней присматривал, он ее спас? То есть это Катюхиных рук дело? Откуда она взяла, что меня надо охранять? Разве мне кто-то угрожает?!
– Европейцы еще несколько дней будут перестраховываться… – не обращая внимания на оторопь Анжелы, продолжает приятный баритон.
Говорливый охранник… Обычно Анжела сопротивляется панибратству прислуги: нельзя допускать, чтобы плебс считал тебя ровней. Но сейчас простоватый треп как бы сигнализирует, что ничего страшного не будет. Не надо бояться… Успокаивает же, когда врач говорит с больным о пустяках, – значит, ужасный диагноз не подтвердился…
– Пепел от вулкана им, видите ли, мешает! Накаркают настоящую беду, помяните мое слово. Все это придумали, чтобы нажиться на наземном транспорте. Самолеты не летают, так цены на поезда и автобусы взлетели…
47. Глеб
Вовремя смылся, можно сказать, по-английски, убеждает себя Глеб, выходя из «Макдоналдса». Поел сытно, выяснил, что хотел, глупость не сделал… А задержись я еще – от девицы вообще бы не отделаться…
Ада… Адская какая-то прилипчивость…
Может, и прилепиться разок? Посмотреть-потрогать, что там у нее и как? Рост хороший, темноволосая… На фоне всеобщего блондинства даже пикантно.
Нет! Пока лучше не рисковать! Запишет еще украдкой встречу на мобильник свой навороченный… Или Анжеле проболтается…
Женская мстительность так изобретательна! Действуют они хладнокровнее мужчин… И мотивы… Какими бы ни были причины, толкнувшие женщину на нарушение закона, практически всегда – на заднем или на переднем плане – стоит фигура мужчины: одна из-за мужа села, другая пострадала за любовь… Даже избавляясь от ребенка, женщина идет на жестокость чаще всего из-за мужчины.
Ну, я-то предупрежден! Не был и не буду ни объектом, ни субъектом женской мести! Анжела в этом смысле абсолютно безопасна.
Чтобы осмыслить чаямую безвредность Анжелы, Глеб замедляется, высматривает место и встает справа на одну из четырех свободных ступенек длинного эскалатора «Электрозаводской». Парень, спускавшийся вслед за ним, проходит мимо и тоже пытается остановиться. Для этого ему приходится под ворчание втиснуться между двумя тетками с клетчатыми баулами. Как в сэндвиче: сверху пухлая булочка и снизу, а он, тонкая такая котлета, – между. Странно, что это ему так приспичило именно туда встать?
По инерции Глеб быстро додумывает насчет Анжелы: если ее не дергать без внятной ей мотивировки, ни к чему не принуждать, то безопасность гарантирована. Пусть не стопроцентная, но достаточная для того, чтобы отношения были комфортными.
Мечтал бы и дальше про Анжелу, перебирал бы ласкающие картинки встреч, но подсознание уже бьет тревогу…
За мной следят?
10.13 – фиксирует он время.
Невысокий парень по виду и одежде вполне подходит на роль сыщика. Глеб точно так же одевается, когда хочет быть незаметным: серая куртка с накинутым на голову капюшоном, джинсы невнятного цвета с вещевого рынка, черные ботинки…
Или только кажется, что следят?
Но Глеб-то знает, что подозрительность, свойственная профессии, раньше не проникала в его личную жизнь… Так что придется проверять.
Он сдвигается влево, сбегает с эскалатора по ступенькам, уже превращающимся в плоскую ленту, и, набрав скорость, спешит к платформе. На бегу резко оглядывается. Парень за ним. Непрофессионально действует… Но, может, обычный пассажир? Ему тоже в сторону «Кунцевской»… И то, что подозреваемый заходит в вагон через соседнюю дверь, тоже может быть простым совпадением…
На всякий случай Глеб садится на крайнее место рядом с входом-выходом – повезло, что оно свободно, – а когда магнитофон прокручивает: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция…» – вскакивает и через смыкающиеся створки шмыг обратно на перрон. От него быстро удаляется прижатое к стеклу лицо, оформленное бессильной злобой, – теперь уж запомнится… С телефоном у правого уха. Разиня извещает, что упустил объект.
Перед кем отчитывается?
Что делать, блин?
Наверх выбираться? Слишком велика вероятность натолкнуться на Аду. Заметит, окликнет, прицепится…
Тут тоже долго топтаться нельзя – может, она уже спускается по эскалатору…
И ехать на следующем поезде небезопасно… Вдруг у тех, кто следит, схвачено метрошное видеонаблюдение?
В ловушке…
Мысли, как шарик пинг-понга, еще какое-то время бесполезно скачут от одной опаски к другой.
Усилием воли Глеб сосредотачивается. Да, плохо, что следят. Надо будет выяснить, кто и почему тратит на это средства. Причин может быть до фига. Совсем не обязательно, что это связано с последним убийством. Журналисты, бывает, следят за прокурорскими, кто-то из будущих или бывших подследственных может искать компромат, чтобы развалить дело… Время такое, провокационное… В общем, слежка сама по себе не страшна. На службу еду. Никакого секрета…
И уже не обращая внимания на окружающих, он заходит в полупустой вагон, садится на крайнее место возле торцевой двери, через которую виден следующий вагон, и, прикрыв глаза, старается вычислить, кто заказал слежку.
Первое, что приходит в голову, – попал на крючок службе собственной безопасности…
«Да нет, не может этого быть!» – уговаривает себя Глеб и, не решаясь анализировать причины гипотетической слежки, находит спасительный аргумент: там работают профессиональнее… Их я бы не заметил…
Но проверить не помешает… Тем более что есть возможность. У него почти всегда есть кого попросить… Сказывается внутренняя установка на логичную коммуникацию.
Еще в юности, как только присмотрелся к себе и заметил, что к людям совсем не тянет, стал хладнокровно оценивать каждый навязанный контакт. Просят – делал, если видел, что человек способен на благодарность. Не материальную – денег, подарков не брал: ими откупаются и про тебя забывают… Нет, ему нужна была та признательность, которую можно… как бы положить в банк памяти, где со временем даже небольшой капитал дает ощутимые проценты… Ошибался, конечно, не без этого, но выгода все равно ощутима.
В телефонных именах быстро находит Милку – как раз недавно помог бывшей сокурснице. Перед дипломом она забеременела, ребенка родила вместо защиты, вот и приземлилась секретаршей у шефа службы собственной безопасности.
Примерно месяц назад вышла на него, чтобы посоветоваться насчет любимой свекрови. Старушка – психолог, дома принимает пациентов. И вдруг, ни с того ни с сего, ее сосед снизу стал каждый день поджидать визитеров у входа в подъезд и осыпать их бранью. Рук не распускал, так что криминал не убойный. Но психованная элита – люди тонкие, клиентура у свекрови стала таять. Попробовала она его по-человечески урезонить – напоролась на оскорбления, от которых слегла с гипертоническим кризом. Никого беспокоить не хотела. Оклемавшись, сама обратилась в милицию. На общих основаниях. Там отмахнулись: мол, ничего со скандалистом поделать не можем. Нет оснований даже на трое суток его посадить. Матом-то не ругается, увечья не зафиксированы… Приватно посоветовали побить его как следует. Частным образом. «Ты представляешь, как мой хилый Егорка замахивается на этого амбала? – шептала в трубку напуганная Милка. – К нашим я не обращаюсь – у нас не принято… Помоги, лапа, я в долгу не останусь…»
![Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
