Ксавье Монтепен - Лучше умереть!
Приближался день возвращения лже-Армана из поездки. В Париже его ждали второго.
Мэри сказала Жоржу Дарье:
— Пришлите вашего протеже к папе третьего.
Первого числа Люсьен получил от своего друга письмо. Молодой адвокат приглашал его пообедать вместе на следующий день. Люсьен пришел к нему в назначенное время и первым делом спросил:
— Есть новости?
— Да. Вчера я виделся с Мэри Арман. Тебе нужно завтра к десяти утра прийти в особняк на улице Мурильо, сослаться на меня и сказать, что тебе нужно поговорить с госпожой Мэри. Она представит тебя отцу.
— От всей души тебе благодарен, дорогой Жорж. Ты — мой добрый гений.
— Все у нас получится… Я верю и на это рассчитываю… Нынче утром я написал господину Арману письмо… Вот оно.
Люсьен взял письмо и вслух прочел:
«Дорогой господин Арман.
Вы не раз говорили, что были бы рады оказать мне ответную услугу. Сегодня наконец представился случай сделать это: я обращаюсь к вам с просьбой. Письмо вручит вам один из моих друзей по коллежу, выпускник Школы искусств и ремесел, весьма искусный механик и чертежник; но, поскольку в этом мире подобные достоинства не всегда ценят по заслугам, в данный момент мой друг, вследствие постигшего его семью несчастья, если и не сидит без работы, то находится в положении, мало соответствующем его талантам и образованию.
Так что я ходатайствую перед вами о назначении моего друга Люсьена Лабру на должность главного инженера вашего предприятия. Когда вы увидите, как он работает, вы, я уверен, будете очень благодарны мне за сей подарок. А пока, дорогой господин Арман, заранее примите выражения глубокой благодарности.
С неизменным почтением, ваш адвокат
Жорж Дарье».
Люсьен горячо сжал руки друга.
— Спасибо! — взволнованно произнес он.
— Благодарить будешь потом. Положи письмо в конверт, а конверт — в бумажник и завтра в десять утра смело звони в дверь особняка на улице Мурильо.
На следующий день Люсьен одевался с особой тщательностью. Ему хотелось в самом выгодном свете предстать перед дочерью миллионера — вовсе не из соображений кокетства, но желая обрести в ее лице надежного помощника: он знал, что женщины придают внешности огромное значение. Прежде чем уйти, он заглянул к Люси.
— Вы уходите, друг мой? — спросила она.
— Да, дорогая Люси!… Я иду с визитом к владельцу миллионов, промышленнику, имевшему в Америке всемирно известные предприятия, а теперь решившему создать такие же во Франции.
— И что же это за промышленник?
— Я обещал своему другу Жоржу не открывать этого секрета до успешного завершения моего визита, но от вас у меня секретов нет. Моего будущего покровителя зовут Поль Арман.
— Он живет на улице Мурильо?
— Да. Вы знаете его?
— Его самого — нет, а с его дочерью, госпожой Мэри Арман, знакома. Это для нее я сшила недавно то самое вечернее платье, которым вы так восхищались.
И, сразу повеселев, Люси заявила:
— О! Теперь я больше не боюсь, что ваше дело может провалиться. Госпожа Мэри очаровательна, добра, нежна, приветлива и сердечна… Она обладает всеми возможными достоинствами, и отец такой девушки может быть только превосходным человеком! Я больше ничего не боюсь! Ступайте же скорее, друг мой!
Люсьен поцеловал невесту в лоб и отправился в район парка Монсо, где обитала знать. Мэри приняла его сразу же. В эту ночь девушка неплохо спала, и лицо ее выглядело более свежим и здоровым, чем обычно. Богатый оборками пеньюар удачно скрывал ее болезненную худобу. Она была просто восхитительна.
Когда Люсьен вошел, она встала и шагнула навстречу, тот самым почтительным образом ее приветствовал. Окинув его взглядом, девушка констатировала, что он достаточно элегантен, хорошо держится, а лицо у него умное и привлекательное. Он понравился ей с первого взгляда, и она сразу поняла, что ей не доводилось еще встречать столь интересного молодого человека.
— Господин Жорж Дарье, — с улыбкой сказала она, — к которому папа питает особое уважение, рекомендовал вас очень горячо.
— Жорж Дарье — мой лучший друг…
— Я ждала вас.
— Глубоко тронут, вы оказываете мне честь, принимая меня. Жорж сказал, что вы изъявили желание оказать мне неоценимую услугу, представив вашему отцу, к которому у меня рекомендательное письмо.
Говорил Люсьен почтительно, но без малейшего заискивания или пошлого раболепства: эта была речь человека, знающего себе цену и пришедшего просить то, чего он вполне заслуживает. Мэри, чуть прикрыв глаза, наслаждалась мягким и звучным голосом гостя.
— Садитесь, — предложила она, указывая на кресло, — поговорим немного… Господин Дарье сказал, что вы — человек очень мужественный, что до сих пор у вас не было возможности использовать на практике приобретенные вами знания и что вам очень хотелось бы занять достойное вас положение на папином предприятии, которое вскоре откроется.
— Если мне удастся получить эту работу, будущее мое обеспечено, — заметил Люсьен.
Мэри продолжала:
— Я ответила господину Дарье, что претендентов на место главного инженера у нас много, ибо должность — весьма завидная, но в то же время я обещала сделать все от меня зависящее, чтобы выбор пал на вас, а не на кого-либо из них. Чтобы затея наша оказалась успешной, необходимо их опередить и раньше всех встретиться с моим отцом. Обычно я не вмешиваюсь в решение деловых вопросов и намеревалась и впредь не делать этого; но ради вас, учитывая, что вы — друг господина Дарье да и сами по себе этого вполне заслуживаете, я нарушу обычай и воспользуюсь своим влиянием на отца… если, конечно, таковое имеет место быть, — с улыбкой добавила девушка, — я представлю вас папе и поддержу вашу просьбу.
— От всей души благодарен вам… — взволнованно ответил Люсьен. — Я ведь уже совсем почти отчаялся… А благодаря вам мои надежды возродятся.
Мэри, сама не понимая, отчего это происходит, слушала молодого человека с глубоким волнением, однако волнение казалось ей приятным. И все время хотелось смотреть в его открытое, честное лицо.
— Я сделаю все от меня зависящее, — вновь заговорила Мэри, — мне бы очень хотелось, чтобы вы ушли отсюда не просто с надеждой, а в полной уверенности… но, к сожалению, это невозможно. Папа еще не вернулся. В тот самый момент, когда я ожидала его возвращения, мне принесли телеграмму, где сообщалось, что он вынужден еще на день задержаться в Бельгии и приедет лишь вечером.
Люсьен сначала испугался, потом с облегчением вздохнул.
— Ничего страшного, всего лишь маленькая задержка… Сегодняшний день все равно оказался очень счастливым, ибо я имел удовольствие встретиться с вами и поговорить о своих проблемах.
— И этот разговор не пройдет даром, сударь… — заметила Мэри, вдруг почему-то покраснев. — В моем лице вы приобрели своего горячего сторонника, и я надеюсь, что мы с господином Дарье не менее успешно сумеем убедить папу. А вам придется еще раз прийти завтра.
Люсьен поклонился.
— Тогда до завтра, сударыня.
Мэри быстро встала.
— До завтра… Но мне кажется, что я так и не узнала вашего имени.
— Люсьен Лабру.
— Люсьен Лабру, — повторила Мэри. — Я не забуду вашего имени. Можете считать, господин Лабру, что вы у нас уже почти свой человек.
Люсьен поклонился и вышел из маленькой гостиной; сердце у него буквально прыгало от радости. Дочь Поля Армана пожелала проводить его до дверей, потом, стоя на верхней ступеньке лестницы, она смотрела, как он идет через двор. Перед тем как выйти на улицу, он обернулся и поклонился еще раз. Их взгляды встретились. Госпожа Арман помахала ему рукой и, когда он исчез из виду, вернулась в гостиную.
— Люсьен… Люсьен… — вполголоса повторяла она, — этот протеже делает честь господину Дарье. Лицо у него такое открытое, честное. Я видела его впервые, а такое ощущение, будто он — мой старый друг. Нужно, чтобы он непременно понравился папе… и чтобы папа принял его главным инженером. Я этого хочу, а значит, так и будет!
Поль Арман приехал вечером. Миллионера сразу поразило, до какой степени изменилась дочь за время его отсутствия, и сердце его пронзила щемящая боль. Впервые он остро осознал нависшую над ней опасность, которой до сих пор старался не замечать. И им овладела страшная тревога.
После объятий и приветствий он спросил у Мэри, что нового произошло с тех пор, как он в Бельгии получил от нее последнее письмо. Девушка рассказала обо всех событиях, умолчав лишь о Люсьене Лабру. И это было составной частью намеченного ею плана.
— Меня интересуешь прежде всего ты сама, детка, — сказал Поль Арман, сжимая дочь в объятиях. — Мне кажется, ты чувствуешь себя несколько хуже, чем до моего отъезда.
— Это тебе только кажется, папа… — жизнерадостным тоном ответила Мэри. — Конечно же, время без тебя тянулось очень долго, но никакого фатального воздействия на здоровье моя тоска и скука не произвели. Ничего у меня не болит, на душе весело, и чувствую я себя прекрасно.
