Аркадий Карасик - Сексот поневоле
Вот и сейчас, подписывая калькуляции и ведомости расстановки личного состава, я не мог избавиться от вредной привычки… Странно все же: за неделю — две посылки. А за посылками ли ездит в Анютино прораб? В свое время я тоже ссылался на необходимость посетить почту, просил разрешения у Дятла, а сам мчался на свидание с Малеевым… Вдруг и Китов тоже избрал мой старый предлог, но не для встречи с Малеевым, а, скажем, с Курковым!
Нужно бы незаметно проверить… Но как?.. В свое время показывал начальнику участка несколько книг, якобы, полученных от родных и друзей для отдыха и самообразования. Китов же ничего мне не показывает… Решено, загляну сегодня в «общежитие» молодых офицеров! Причина — простая: проверить, как живут, в чем нуждаются…
Настал вечер. В сторожке жил я теперь один. Серёжкин переселился на квартиру в одном из домов поселка. выходить в морозную ночь после тепла и сытного ужина не хотелось. Правда, попытку уйти я все же сделал — поднялся, натянул снятый уже китель, шагнул к двери — но меня остановило недовольное ворчание собаки… Опять куда-то нацелился, — услышал я в этом ворчании, — а после беги, выручай, вытаскивай из оврага! Ну что за жизнь собачья, когда тебя не слушают, делают по-своему… Разделся бы лучше да лег в постель…
В конце концов, послушался я доброго совета и начал раздеваться. Вешая на спинку стула китель, заметил выглядывающий из кармана уголок конверта… Письмо от племянника! Как же я забыл!
Но письмо было не от родственника. Писала Оленька. На четвертушке бумаги — всего пять строк. Но каких строк!
Дима!
Не забыли ли вы меня? Я не забыла. Живем с мамой в Полтаве. Мама работает, я учусь. Если не забыли — напишите. Мой адрес — на конверте.
Оля.Казалось бы, ничего особенного — обычное письмо, без признаний, жалоб и светкиных многоточий. Но оно настолько обрадовало меня, что до утра не мог уснуть… Еще бы! Девушка не забыла, она все помнит и готова вернуться на Дальний Восток!.. Последнее я, конечно, придумал, о возврате и речи не было, но есть же слова, читающиеся между строчек, есть признания, которые можно почувствовать за ширмой обычных слов.
Утром я очнулся от короткого сна совершенно другим человеком. Начальником участка, инженером-капитаном я остался, но чувствовал себя не одиноким парнем, тридцатилетним холостяком, а человеком, связанным любовью к будущей жене.
Не успел побриться — предупреждающее ворчание Джу известило, что к сторожке приближается посетитель Серёжкин? Вряд ли. Если бы это был командир роты, Джу ворчал бы… как бы это сказать… несмешливо, что ли…
— Разрешите войти, товарищ капитан!
Ага, Китов. Что ему понадобилось? Очередная поездка на почту?
— Входи, Володя. Что стряслось?
Сколько времени работаем вместе, а отношения неизменны: я прорабов — по имени, они меня — товарищ капитан, Никак не могут перешагнуть через уставные обращения. Ничего, пооботрутся…
— Да вот… братишка прислал… рыбки, икорки, то да се… Я решил поделиться с Иваном и вами… Знаете, привык в училище, после в Академии… Не обижайтесь, товарищ капитан…
Ну, вот и рухнула очередная глупая версия. Икра — не книги, ее в местном магазине не купишь. Тем более — черную. В руках прораба — баночка черной икры и два рыбьих хвоста… Отказаться? Ни за что — полакомлюсь вдоволь, дураки перевелись в наше время…
Что же касается моей версии — рад до смерти тому, что она оказалась надуманной. Прежде всего, из-за привязанности к молодым офицерам, напоминающим мне о собственной юности. Во вторых, чем больше разрушенных версий, тем ближе к истине, к версии настоящей.
— И еще, — переминался с ноги на ногу офицер. — Там пришла легковушка из штаба армии. Подполковник — он уже приезжал к нам — с ним какие-то гражданские… Вас требуют…
Малеев отлично знает мою «квартиру», мог бы и зайти к «сексоту» без приглашения или вызова. Но он никогда не делает чего-либо просто так, всегда под его поступками существует какая-то база..
2
Зная подполковника, дежурный без моего согласия открыл кабинет. Приезжие расположились вольготно. Малеев занял мое место, Сичков дремал сразу на двух стульях — на одно сел, на второе положил длинные ноги. В углу — знакомый мне мужичок. Тот самый, который едва не продырявил меня из древнего дробовика. По обеим сторонам устроились два оперативника.
Кажется, мужик раскололся — Малеев сумел проделать в его душе дыру, достаточную, чтобы из нее вывалились все секреты банды. Господи, пусть будет так, пусть закончится, наконец, страх, который я усердно загонял внутрь и который с таким же усердием выпячивался, не давая мне спокойно жить и работать. Неужели повяжем Куркова!
— Долго спишь, начальник, — пискнул приветливо подполковник, потирая красные от бессонницы глаза. — А мы вторую ночь глаз не сомкнули, возились с… этим, — он кивнул в угол. — Кстати, можешь познакомиться с дядькой Трофимом, поближе, ибо ты уже знаком с… его ружьем…
— Значит, раскололся? — спросил я с радостью.
— Куда денется?.. Вообще-то, мы заглянули к тебе по старой памяти, вполне могли обойтись… Как дела, начальник?
— Дела — у вас, здесь — сплошные мучения… И что же |поведал мужичок с ноготок?
Услышав о «ноготке» дядька Трофим недовольно заворочался. Больно уж не подходит сказочное имечко к его громоздкой фигуре.
— Как думаешь, Валера, посвятить Димку в наши тайны или не посвящать?
— Он же наполовину наш, — пробурчал Сичков. — К тому же местные сопки знает. Без него будем тыкаться целыми котятами…
— Будь по-твоему… Видишь ли, в чем дело, Дима. Понял дядька Трофим нашу озабоченность и по доброте душевной согласился помочь… Так я говорю или не так? — повернулся Малеев к задержанному.
— Чего уж там, — забормотал тот. — Попался в силок — не вывернешься… Токо обещание исполни, гражданин начальник…
— А я, между прочим, ничего не обещал. Мое дело — схватить, да пред светлые очи судей представить… Не без того, доложу: помог нам подследственный, очень помог. Как говорится, осознал свою вину и решил хотя бы частично ее искупить… В этом можешь быть уверен, данное тебе обещание выполню… Слушаю дальше…
— А я все уже сказал… Знаю лежку Курка, укажу ее… Хошь и иудин мой поступок, но я не рак, пятиться назад не стану… Сразу за Бамбуковым перевальцем сопочка имеется горбатая. За ентой сопкой речушка малая бежит. С бочка сопки над самой речушкой — пещерка незаметная. В той пещерке Курок и отсиживается…
— Знаешь те места? — спросил Малеев, перебивая. — Больно уж неохота подставлять такого важного свидетеля под выстрел, а Курков предателя не пощадит…
— Как есть не пощадит, — подтвердил Трофим. — Стрелять он умеет, а уж виновного не простит, ни за что не простит…
Видимо, очень уж не хочется Трофиму подставлять лоб под карающий выстрел главаря… А кому хочется? Мне, к примеру, тоже рано умирать. Особо с учетом полученного письма… Кто такой «сексот»? Подслушать, подсмотреть, настучать — вот и все его обязанности. Подставляться же под выстрелы — простите, подвиньтесь — я не согласен.
— Как же, Дима, проводишь?
— Конечно, провожу, — неожиданно для самого себя согласился я. — Знакомы те места — не раз охотился там. Это неподалеку от нашего гравийного карьера. Знакома и горбатая сопка, и речушка, протекающая возле ее подножия…
В чем же причины столь быстрого моего согласия? Конечно, не в том, что я член партии «Единая Россия», офицер, преданный демократ и верноподданный гражданин — от всех этих идеологических вывертов избавился после двухлетнего пребывания на военных стройках. Они, эти стройки, — отличное лекарство от наивности и глупости.
Видимо, дело в том, что я страшно боялся обвинения и трусости…
— Тогда пошагали, — поднялся с места Малеев. Потянулся так, что звучно хрустнули суставы. — Сичков, взвод дли прочесывания местности готов?
— Выехал. К десяти будут в указанном районе.
— Границу перекрыли?
— Капитан Кислицын доложил — все в ажуре.
— Нашли уставное выражение «в ажуре», — забормотан Малеев. — Можно подумать — не на боевую операцию отправляемся, а на рыбную ловлю… Эх, вы, офицеры' Счастливого выполнения плана, капитан!
— Как это — счастливого? Без меня все равно пещеры не найдете, — обида захлестнула с такой силой, что я на мгновение позабыл даже про Оленькино письмо и все прежние подозрения в адрес прорабов.
— А пришлепнут тебя — кто в ответе?
— Вы же не боитесь, что пришлепнут вас, или Валеру, или ваших оперативников?
— Мы — особая статья, наша служба такая… опасная, что ли! Ладно, пойдешь с нами. Только — одно условие: держаться за моей спиной… Понял?
— Конечно, понял, — легко согласился я.
— Поклянись.
Какая-то детская игра, а не боевая операция! Обещай, поклянись… А чем клясться-то? Удостоверением личности или папой-мамой? Я пробурчал нечто среднее между «клянусь» и
