Владимир Кашин - Тени над Латорицей
Коваль согласился.
— Хорошо. У вас, гражданин Гострюк, есть алиби? Имею в виду дату преступления. Давайте, в таком случае, с этого и начнем.
— Не только на пятнадцатое, но и на шестнадцатое есть. Пятнадцатого я чинил инвентарь во дворе.
— До которого часа?
— Вышел из Лавры, помню, в восемь вечера. Били часы. А во дворе меня видело много людей. И гости, и сотрудники.
— Вы так четко помните все, что происходит каждый день? Или только то, что пятнадцатого?
— Большей частью помню. А пятнадцатого обратил внимание на бой часов. Сам не знаю почему. Озарение господне.
— Что вы делали дальше? Куда направились, когда вышли из ворот Лавры?
— Спустился пешком по улице Кирова до гастронома, который на углу. Меня там знают — я там постоянный покупатель. Потом был дома. Спать лег поздно.
— Угу, — вздохнул Коваль. — Значит, алиби.
Бывший монах энергично кивнул.
— А каким образом отпечатки ваших пальцев появились в доме Каталин? В этой самой гостиной?!
Длинный нос «брата Симеона» пожелтел.
— Я скажу, — выдавил он из себя. — Именно это я и собирался сегодня рассказать. Вы этого не знаете. Я сниму с себя подозрение. У меня есть что сказать, я знаю много важного.
— Знаете, кто убил вдову и ее дочерей?
— Догадываюсь. Я знаю, кто мог у нее быть. Я не сказал бы вам этого, если бы не случилась такая беда. Катарин, очевидно, посетил ее первый муж. Карл Локкер.
— Карла Локкера повесили в конце войны. И похоронен он здесь.
— Карл Локкер — жив.
Коваль уставился на бывшего монаха. Не сошел ли старик с ума в камере предварительного заключения?
— Есть могила, есть люди, которые хоронили.
— Это не его могила. Карл сбежал. Он сам «повесил» себя. То есть не себя, а труп другого человека, видимо замученного в жандармерии. Лицо было изуродовано до неузнаваемости. В мундире Карла, с его документами этот несчастный человек и сошел за тержерместера. Тогда было не до расследований — время суетное, да и смерть такая для жандарма казалась вполне естественной в глазах людей. Так сказать, ожидаемой и логичной.
Коваль расстегнул тугой воротничок кителя. Он буквально задыхался. То, что он сейчас услышал, было невероятным, фантастическим!
— Откуда вы это знаете?
— После похорон его видел в лесу один человек.
— Кто?
— Этого человека уже нет. Он умер. Но есть и другие доказательства, что Локкер жив. Я скажу.
— Почему вы думаете, что именно он мог быть здесь и убить Каталин?
— Во-первых, перстень, который вы нашли. Карл никогда с ним не расставался. Кроме того, он, по-видимому, собирался сюда приехать. Разумеется, к ней.
«Корова накормлена, собака закрыта в сарае!» — мелькнуло в голове подполковника.
— Я получил письмо, — продолжал Гострюк. — Письмо от него для Катарин. И записку, в которой Карл просил меня съездить сюда и передать письмо ей в руки.
— И вы передали его?
— Да. Двадцать шестого июня, когда меня здесь видели. С тех пор, возможно, в доме и остались отпечатки моих пальцев. Она ведь меня угощала. Я пил кофе. Да мало ли за что мог взяться руками?
— Но задушить жену, пусть и бывшую, зверски убить ножом собственную дочь! — возразил Коваль. — Даже для жандарма это слишком!
— Вы не знали Карла, — спокойно заметил Гострюк. — Значит, был какой-то конфликт. А Карл Локкер способен на все.
Коваль отложил ручку, встал и подошел к окну. Он долго смотрел на прохожих, на открытую дверь магазина, на автомобили, которые, поднимая пыль, мчались по улице. Потом снова вернулся к подозреваемому.
— Как вы получили это письмо?
«Сам «брат Симеон», наверно, способен на все!» — подумал подполковник, внимательно вглядываясь в Гострюка, который сидел, замерев в выжидательной позе.
— Мне привезли его.
— Кто?
— Какой-то венгр. Наверно, из Будапешта.
— Почему «из Будапешта», почему — «наверно»?
— Карл сбежал в Западную Германию через Венгрию. Возможно, теперь вернулся в Венгрию, потому что тот человек был из Будапешта.
— Очень туманно, гражданин Гострюк, — строго заметил Коваль, чувствуя, что монах что-то утаивает. — Переписываетесь с ним, с Карлом Локкером? Если верить вам, что он — жив.
— Нет. Это была первая весть. И первая просьба. Я-то думал: что плохого, если передам Катарин письмо от мужа. Не знал ведь, что такая беда случится.
— Как тот венгр вас нашел?
— Был в группе туристов, которые осматривали наши пещеры.
— На конверте, переданном вам, был обратный адрес?
— Нет, что вы!
— Как он подписал записку?
— Одним именем — «Карл».
— А как же ему стало известно, что вас нужно разыскивать в Киевской лавре?
— Н-не знаю… — Гострюк отвел взгляд в сторону.
Коваль понял, что у «брата Симеона» получилась осечка. Четко выстроенная стена показаний дала трещину.
Бывший монах помолчал, подумал и тихо сказал:
— Думаю, кто-нибудь рассказал.
— Кто же, например? У вас остались общие знакомые?
— Да нет.
— А этот венгр, как вы говорите, из Будапешта?
— Я видел его впервые.
— Как же он узнал вас?
— Не знаю.
— Каков он на вид?
— Обыкновенный человек, немолодой, брюнет.
— И как его зовут, вы, конечно, тоже не знаете?
— Нет, — покачал головой бывший монах. — Не знаю.
— Слушайте, Гострюк, — сердито сказал подполковник. — Если до сих пор я почти верил вашим сногсшибательным объяснениям, то теперь верить перестану. — Ему захотелось даже повторить любимое бублейниковское: «Что вы мне вранье решетом носите?»
«Брат Симеон» почесал нос и тяжело вздохнул.
— Не хотел я впутывать лишнего человека. Я его не знаю, этого венгра, и он никакой роли не играет. Только и всего, что передал письмо от Карла. К нам, в Лавру, много туристов приезжает. Один из них и разыскал меня, подошел и спрашивает по-немецки: «Брат Симеон?» — «Да», — говорю. «Вам письмо из Будапешта. Вас давно уже ищут». Сунул мне это письмо и сразу отошел к своей группе.
— Спросил по-немецки?
— Да.
— Так почему вы считаете, что это был венгр?
— Он был в группе венгерских туристов. Да и похож он на венгра.
— Когда это было? Число?
— Двадцать третьего июня.
— И вы на следующий же день взяли отгул?
— Да.
— Так, так, — задумчиво произнес Коваль. — А у вас сохранилась эта записка Карла?
— Я сжег ее.
— Жаль.
— Я понимаю, она была бы сейчас в мою пользу. Если бы я знал. Но я вам чистую правду говорю, как перед богом! Все правда. Я не господь, чтоб за чужие грехи крест нести.
«Ну вот, даже в боги зачислил, — рассеянно подумал Коваль. Бывший монах своими показаниями совершил в голове подполковника такой переворот, что он никак не мог прийти в себя. — А что, если все это и в самом деле правда? А что, если показания эти подтвердятся? Тогда можно считать…»
И Коваля охватила жажда деятельности, при которой возникает острое желание ездить, искать, допрашивать, звонить, сопоставлять, проверять, сводить концы с концами, воссоздавая неразрывную логическую цепь событий и выявляя тайные пружины человеческих поступков.
— Ясно, — сказал он Гострюку. — Больше ничего не хотите добавить?.. — Минуту спустя добавил сам: — Ну хорошо. Пока достаточно. Проверим ваши показания, а потом встретимся снова.
— Как же вы проверите? И зачем я только сжег эту записку! Знаете ли, пугливым стал.
— Ничего, проверим. Подпишите протокол допроса. Прочтите, все ли верно записано с ваших слов.
— Какой же это допрос?! Я же сам, безо всякого допроса, дал показания. Добровольно.
— Это будет учтено, — пообещал Коваль, вспоминая, что никакого письма от Локкера в доме Каталин Иллеш при обыске не обнаружено.
После того как конвоир увел Гострюка, подполковник не мог найти себе места. Он звонил в район, разыскивал Вегера, послал дежурного за Эрнстом Шефером и приказал вызвать из Ужгорода таксиста Дыбу.
К тому времени, когда в кабинете появился капитан Вегер в запыленных сапогах, у подполковника уже был намечен конкретный план оперативных действий:
1. Допросить Эрнста Шефера, который мог бы догадаться, что Каталин навестил его бывший шурин. Выяснить его мнение по поводу такой возможности.
2. Еще раз допросить таксиста Дыбу о ночном пассажире, попросить его составить словесный портрет.
3. Установить место захоронения тержерместера Карла Локкера и произвести эксгумацию его останков.
4. Проверить, какие иностранные туристские группы проезжали через Закарпатье с двадцатого по двадцать пятое июня, а также пятнадцатого — шестнадцатого июля.
5. Произвести дополнительный обыск в доме Иллеш (цель — письмо от Карла Локкера).
Своим появлением капитан Вегер прервал составление плана, и они приступили к практическому осуществлению неотложных мер.
