Мила Бояджиева - Круиз Розовая мечта
- Фошеры приглашены на банкет в Лааксе. - Я вне себя от тоски. - Рядом со мной рухнул в шезлонг Толя. - Можно слегка "оттянуться". Не помешаю?
Мы недолго наслаждались молчанием. Щебет появившейся Ирочки подействовал на нервы как звук электропилы.
- А вон та вершина как называется, Сергей Алексеевич? Вот бы туда подняться... Ой. смотрите, наши уже тут! - Она разглядела меня, полулежащую в стеганом чехле кресла.
- Ай-я-яй! Надо поаккуратней, Ира. Жена чуть нас не застукала. - Он поймал и слегка пожал мою руку в толстой варежке. - Минус шесть градусов. Полный штиль и стопроцентная прозрачность воздуха.
- Я вижу Бельгию, Голландию, Люксембург, Лапландию, Кремль... - Сонно шептал, щурясь на заходящее солнце, Толя.
- Нет, правда! Обалденная красота - просто как картинка! - Присела на деревянный парапет Ирочка. - Аж башка кругом идет - столько всего на свете! А камни, на которые солнце падает, словно раскалены изнутри, светятся, как угли... Елки зеленые, снег синий-синий, а вон там - лиловый! Вот рассказать кому-то - и не поверят... - Печально вздохнула она.
Я прикрыла глаза от обиды. Мне до жути хотелось, чтобы рядом сидел Юл. У ног, положив русую голову на мои колени. И думали бы о том, что блаженные часы проходят, мучая непостижимой потребностью хоть как-нибудь и хоть что-нибудь сохранить, противопоставить нашу радость и скорбь "реке забвения", уносящей все прекрасное, невероятное, чудесное в бесконечную пустоту небытия.
- А где-то вон на том склоне сейчас носится, как дух гор, наша Лара... Сумасшедшая!.. - Сказал Сергей, не стараясь даже скрыть грусти и озабоченности. Еще, как мне показалось, - восхищения.
- Нет, нет, ребятки, Ирочка права, - мы - дети городских трущоб. Такая махина, такое богатство и великолепие не вмещается в душу, распирает её, что-то от меня требует... Ответственности перед чем-то... Или любви... Встав рядом с Ирой, Толя крутил лысой головой под нелепым капюшоном, пытаясь объять необъятное.
Колоссальный небесный купол, накрывший угасающий, покойный, драгоценно-разнообразный мир. Солнце почти опустилось за снежные хребты, наполняя пространство отблесками расплавленного золота. Лиловые бархатные тени и алеющие в закатных лучах склоны, темная зелень еловых рощ и снежные, ледяным блеском лоснящиеся завалы - все требовало от нас какого-то ответа, участия... Но чем, чем ответить этой величественной и трогательной красоте?! Не аплодировать же, как солистке, взявшей невозможно-трудную ноту!..
У меня невыразимая прелесть мира всегда вызывала бурную потребность любви. Только она одна могла стать вровень с небесными дарами, преподносимыми нам жизнью. И только любовью, переполняющей душу радостью и благодарностью, дано нам расплачиваться за право существовать на этом свете..
Сергей, кажется, чувствовал нечто похожее. Его прищуренные глаза обшаривали величественную панораму с мрачной решительностью.
- Вот это вот все (он кивком головы обозначил объявшую нас земную юдоль) - это, именно это и есть единственный аргумент "за".
- Ты имеешь в виду преимущества времяпрепровождения в горах над сидением в московской конторе? - Лениво уточнил Толя, почему-то тоже погрустневший.
- Я хотел сказать, что присутствие в этом мире могучей, мучительно-невыразимой красоты свидетельствует о существовании чего-то более сложного и загадочного, чем материалистическая теория эволюции белковых тел. - Скороговоркой, как для бестолковых студентов, отчитался Сергей. Похоже, он не был расположен к беседе. Но Толя не был молчуном.
- Да кто о ней всерьез вспоминает? О теории белковых тел? Даже в школе вовсю критиковали Дарвина и догмы "исторического материализма".
- И штудируют Библию... - Без энтузиазма уточнил Сергей.
- А ты знаешь, Славочка, что твой муж - воинственный атеист? Оживился Толя, почуяв возможность горячей дискуссии.
- Я не атеист, а безбожник. Это совсем разные вещи. - Вдруг завелся Сергей. Он, казалось, размышлял вслух. - Я не отрицаю какого-то верховного начала над земным бытием - небесного, Вселенского, - не знаю... Не знаю, что это - первичный атом, породивший мир и неведомый излом времени, вселенский разум или некий глобальный компьютер, просчитывающий варианты миров и цивилизаций - не знаю. Да не очень интересуюсь. Однако порой, как и каждый из живущих, ощущаю это могучее Нечто - не умом, нет, не умом. И, увы, не душой... Поскольку в бессмертную душу не верю...
- Нормальная интеллигентская установка. - Успокоил Сергея Толя. - Ты веришь сердцем своим в высшую мудрость, а не в бородатого дяденьку на небесах, правящего людскими судьбами, карающего и вознаграждающего... Даже матерые религиозные философы сегодня уже признают, что идея ада порождение фантазии садиста-маньяка, и никакого отношения к идее божественного возмездия не имеет.
- Не о дяденьке, то есть Боге-отце или сыне или святом духе речь... Ты правильно заметил, Толя, дело в высшей мудрости, справедливости. Некоем глобальном замысле существования человечества. Вот их-то я и не вижу - ни мудрости, ни справедливости, ни возмездия. Как ты помнишь, Иван Карамазов не мог принять идею справедливого Бога из-за страдания ни в чем не повинных людей. - Массивная фигура Сергея вырисовывалась на фоне меркнущего заката. - Он не мог объяснить с позиций веры в Бога-отца и заступника ни одной слезиночки замученного ребенка. А мы благополучно существуем в мире, где истязание человека - невинного ребенка или пусть даже изрядно погрешившего на своем веку старика - норма. Достаточно посмотреть один выпуск теленовостей, чтобы умом тронуться: войны, эпидемии, болезни, катастрофы куски мяса, обломки жилищ, истерзанные останки того, что было рождено для жизни, добра, радости... А мы спокойно ужинаем и при этом - с крестом на шее и с верой в свою бессмертную душу и некую высшую справедливость!
- Ошибаешься, дорогуша моя, человек является в этот мир не для удовольствий, а для страдания. И поэтому-то вся эта красота лишь намекает на возможность совершенного бытия... А мы превратили замысел Божий в сплошную кару и ад. - Толя инстинктивно коснулся груди в том месте, где висел нательный крестик.
Сергей подсел к нему и крепко сжал плечо в дутой изумрудной куртке.
- Кто сделал земной ад, кто? - Я, ты, она? Или миллионы других, рожденных с изначальной жаждой жизни, радости, милосердия, и обреченных на мучения и смерть.
...Мне было лет четырнадцать и я уже знал о конфликте Бога и Сатаны, а также о принципах возмездия за прегрешения, искупления грехов страданием. Моя мать не была очень набожной, но иконку дома держала и тихонько на ночь, думая, что я сплю, шептала что-то горячо и просительно. Может, прибавку к зарплате, а может для меня праведный путь вымаливала...
По голосу Сергея я чувствовала, что он попал на больную тему.
- И вот результат! Твоя мама и мечтать не смела - сынок уважаемый человек, прекрасный специалист, богатей, счастливый семьянин! Ты бы хоть свечку на Пасху или рождество ставил, безбожник... Ну, хотя бы на всякий случай. - Серьезно посоветовал Толя.
- А у Лары на шее синенький брелок с каким-то золотым божеством висит. Она говорит, что никогда с ним не расстается. Это кто - святой дух? Обратилась к нам Ирочка.
- Это Будда, детка. - Нехотя объяснил Толя. - У Лары надежный защитник.
- А я в православной церкви недавно окрестилась. На Октябрьской площади, за худсалоном. У нас в ансамбле все девчонки там крестились. Я даже крестной у Таськи была. И теперь всегда крестик ношу. - Она вытащила из-под свитера и показала золотой крестик. - Очень даже помогает. И там, в Стамбуле, и вообще... в личной жизни... А ничего, что он католический?
- Ничего, ничего, детка. - Успокоил подружку Толя. - Это уж все равно. Как говорят, "из одной бочки разливают" - что религии, что богов.
- Я не досказал. - Спокойно продолжил Сергей, не обратив внимания на треп Толика. - Тогда, в четырнадцать, я понял ужасную вещь. От моей догадки мне стало не по себе и я стал приглядываться к жизни очень внимательно, ожидая, что меня переубедят... Жду до сих пор. Только, видно, зря.
- Так что же все-таки произошло? Что ты тогда понял, муж? И почему я об этом узнаю только сейчас?.. Эх, жены всегда узнают все самое главное в последнюю очередь... Давай, выкладывай начистоту. Я все пойму и прощу. Честно. Присягаю на последних лучах солнца!.
- В нашей компании дворовой шпаны был один гаденыш. Лживый, жестокий, завистливый... Маленький и визгливый... В общем, что называется - ублюдок. Так мы его и звали. Отобрать у старухи кошелек или авоську, которую та волокла из магазина, было для Ублюдка особым удовольствием. Как и мучительство кошек. Да не каких-нибудь, бесхозных, а любимых, бабулькиных. Вот такую отраду одинокой жизни он старался изловить и с отрубленными лапами или размозженной головой под дверь хозяйки подбросить.
- Ой, Сережа, ну к чему это нам сейчас? Каждый уже повидал в своей жизни достаточно жути. Если я начну про больницу рассказывать или Толя про Афган... - Содрогнулась я от пробежавшей по спине дрожи.
