Джон Гарднер - Мориарти. Последняя глава
— А по-вашему, что это такое? — довольно улыбнулся Мориарти.
— Я прекрасно знаю, что должен подумать, глядя на них. — На хмуром лице Гуайзера не осталось и намека на обычное благодушие. — Сэр, скажите мне, зачем вам это понадобилось?
— Я намерен доставить неприятность королеве.
— Профессор, вы в своем уме? Каким образом вы намерены использовать эти непристойные фотографии? — Перри Гуайзер даже позволил себе повысить голос.
— Полагаю, она будет готова на все, лишь бы снимки не появились на страницах газет. После его смерти королева, наша Виндзорская вдовушка, слишком долго изображала скорбь и теперь наверняка сделает все, чтобы не допустить столь грандиозного скандала. Я плачу вам, Перри, за ваши советы. Мне хорошо известно, что вы имеете доступ к королевскому двору. Надеюсь, вы сможете…
— Профессор, королева даже не посмотрит в сторону этих… — в голосе Гуайзера звучала не свойственная ему резкость. Раскрасневшись от гнева, он брезгливым жестом оттолкнул фотографии. — Этих… — он явно подыскивал слова для выражения своих чувств, — этих грязных, отвратительных картинок.
— Не взглянет? — Мориарти глубоко вздохнул, переводя дыхание. — Даже не посмотрит?
Отказываясь встречаться с Профессором взглядом, Гуайзер трижды медленно покачал головой.
— Если и посмотрит, ей сразу же сделается дурно. Покойный принц-консорт — это нечто святое. Он выше всяких подозрений. Даже если она и согласится взглянуть на эти снимки, то все равно вряд ли поверит в их подлинность. Она будет все отрицать. Потому что в ее глазах эти карточки будут грязной и глупой фальшивкой, чем они на самом деле и являются.
— Но ведь человек на фотографиях вылитый…
— Верно, двойник, который похож на него как две капли воды. Тем не менее, несмотря на поразительное внешнее сходство, никто не поверит, что это Альберт. И прежде всего, королева Виктория. Это просто невозможно.
— Почему же? Даже особам королевской крови свойственна ревность. Вы сами говорили, что она…
— Была не чужда радостей супружеской любви? Что ж, это так, однако и в плотских утехах она проявляла удивительную стыдливость и полное доверие к принцу. Того, что изображено на ваших снимках, просто не могло быть. Сама ваша идея смехотворна! — Гуайзер никак не мог поверить, что Мориарти додумался до такой глупости. — Моя информация получена из самых надежных источников. Да, верно, я — как вы недавно выразились — имею доступ к королевскому двору. Явись вы ко мне со своим абсурдным планом, я бы посоветовал вам похоронить его как можно глубже, утопить в океане. Как только вы могли подумать, что этот даст вам возможность влиять на ее величество?
— С человеком, которого вы видите на этих фотографиях, я встретился случайно. В Вене. — Мориарти положил руку ладонью вниз на край стола. — На него указал мне Шлайфштайн, король преступного мира Берлина, и едва увидев это лицо, я сразу решил, что смогу его использовать… И вот теперь… — Мориарти как будто подбирал нужные слова. — Безнадежно… Вы хотите сказать, что я потратил драгоценное время и деньги — причем немалые — впустую? Что из этого ничего не выйдет?
— Ничего, Профессор. Виктория — несчастная старая женщина, ей уже восемьдесят один год. Она в любой день может отойти в мир иной. Врачи говорят, будто она намекнула им, что не собирается цепляться за жизнь.
— То есть, по-вашему, она не станет делать все для того, чтобы не допустить публикации этих снимков?
— Я вам уже это сказал. Более того, она даже в них не поверит. Альберт пользовался ее безоговорочным доверием. Да, ей были не чужды, как вы только что выразились, плотские утехи. И вместе с тем она не знала, как объяснить собственной дочери — принцессе Алисе — откуда берутся дети. И даже поручила это сделать Альберту. Эта та самая женщина, которая заявила, что ей известно о похождениях собственного сына с женщиной по имени Нелли Клифден.[53] Правда, при этом она добавила, что ей неизвестны «омерзительные подробности». Надеюсь, вам понятно, к чему я клоню?
Мориарти был в отчаянии.
— Столько времени! — прошептал он. — Столько денег! Неужели я потратил их впустую?
— Профессор, я бы посоветовал сосредоточить вашу неиссякаемую энергию на Беспечном Джеке. У вас редкий талант. Вы столь не похожи на представителей того класса, к которому мы оба принадлежим. Вы способны на гораздо большее. Умоляю вас сосредоточить усилия на негодяе, которого должно призвать к порядку.
Мориарти вышел из кабинета на Грейз-Инн-Роуд минут через двадцать, после того как взбодрился чашкой индийского чая, который заварил Эббот, главный клерк Гуайзера. По словам Перри, в том, что касалось приготовления этого напитка, Эбботу не было равных.
Хотя Профессор и ощутил прилив бодрости, гнев, что сжигал его изнутри, никуда не делся, если не разгорелся еще сильнее.
— Отвезешь завтра австрийца домой, — приказал Мориарти, садясь в кабриолет.
— В Вену? — переспросил Карбонардо.
Мориарти покачал головой.
— Нет, Дэниел. Нет. Просто отправь его домой.
На следующий день Карбонардо сопровождал фон Херцендорфа, когда тот сел на пакетбот, отправлявшийся из Дувра в Кале. Через двадцать четыре часа Дэниел, уже один, вернулся в Лондон. Занятый делами, Мориарти даже не спросил, как все прошло. О фон Херцендорфе больше никто не слышал.
Ночью — примерно, в три часа — Мориарти разбудил Джои Кокса, чтобы сказать, что его ждет особое, но весьма опасное поручение, после чего он сполна с ним рассчитается. Взяв в руки кучерский хлыст, Профессор лично доставил фотографа в тихий домик на Рэтклиффской дороге, где передал спутника в руки своих самых умелых экзекуторов. Спустя год дом этот, расположенный между Уоппингом и Степни, был уничтожен пожаром. Потом на его месте построили другой дом. Не исключено, что Джои Кокс по-прежнему там, спит вечным сном в земле из красной глины, которая дала когда-то название этой местности — Редклифф, красный холм, — и лишь позднее превратилась в Рэтклифф, то есть в крысиный холм. История эта служит хорошим примером того, насколько опасно ввязываться в аферы профессора Джеймса Мориарти, особенно тем, у кого имеются некие исключительные способности, коими Профессор может пожелать воспользоваться. Не в привычках Профессора оставлять в живых свидетелей, которые в один прекрасный день захотят поведать миру о том, что случилось когда-то в прошлом.
Ранним утром того же дня барк «Колин из Корка» возвращался в Плимут. Барк входил в пролив, чтобы потом направиться дальше, в Девонпорт. До этого корабль сделал однодневную остановку в Гавре, где его тихонько покинули два члена команды, оба китайцы. Затем на судне неожиданно воспламенилась коробка с хлопушками, а от нее каким-то чудом загорелась бочка с порохом, хотя ее и держали под замком. В свою очередь от бочки загорелся другой легковоспламеняющийся материал. Грянул взрыв, который был слышен на расстоянии нескольких миль, даже в Польперро. Позднее, к берегу прибило тела погибших моряков, в том числе тело капитана Марка Тревинара и его старшего помощника Бернарда Карпентера. В Сент-Остелле обоих опознали родственники.
Холодный январь незаметно сменился февралем, который сполна оправдал свою дурную репутацию; затем столь же незаметно подкрался март, и дни сделались заметно длиннее и немного теплее. После чего, наконец, пришел апрель с его дождями. Было первое апреля. День дураков, когда в Хэмпстеде — там, где когда-то в местных лесах обитало несметное количество волков и где в правление Генриха VIII прачки стирали аристократам белье, — произошло ограбление века. Из одного дома украли подчистую все — как драгоценности, так и меблировку. Никто и не предполагал, что объектом основного интереса воров была ручной работы швейцарская кровать в виде саней, изготовленная из сосны, с причудливым гнутым изголовьем и изножьем. К кровати прилагалась ступенчатая скамеечка, которую Мориарти позднее назвал «ступеньками к блаженству». Эмбер привез эту огромную кровать в качестве подарка к новоселью, вместе с коврами, шторами и другой мебелью. В конечном итоге Вестминстерский дом Профессора был обставлен и приведен в идеальный порядок, и вскоре настало время Артуру вернуться домой из Рагби на пасхальные каникулы.
Ворочаясь во сне, Сэл Ходжес просыпалась в новой постели, а вместе с ней просыпался и страх в ее сердце, ибо она хранила один страшный секрет и намеревалась хранить его до конца своих дней. Мучимая сомнениями, она частенько задавалась вопросом, возможно ли это. Страшно было даже подумать о том, каковы могут быть последствия, если секрет сей вдруг станет известен ее господину и повелителю.
Информация, поступавшая все это время из дома Беспечного Джека от Сэма Брока, позволяла судить о том, что между Джеком и европейскими криминальными лидерами налажена более или менее постоянная связь. Однако по мере приближения Пасхи сообщения становились все более тревожными.
