Полина Дашкова - Херувим (Том 1)
У ее дяди был дом в тайге, под Свердловском. На все каникулы ее отправляли туда. Одинокого дядю, молчуна и выпивоху, она любила больше всех на свете, больше мамы с папой. Он был единственным человеком, который не задавал ей вопросов. Он научил ее, семилетнюю, играть на аккордеоне. При нем она могла орать свои песенки как угодно громко, часами вертеться перед большим мутным зеркалом, напяливать на себя всякие тряпки из бабкиного сундука и воображать грядущую славу, толпы поклонников, жгуче-ледяной огонь софитов, полутемные залы дорогих ресторанов, вулканический песок пляжей на Канарах, яхты, виллы, "ягуары".
Ночью она выбегала из теплой избы босиком на снег в старом дядькином тельнике, присаживалась пописать подальше от крыльца. Задрав голову, она смотрела на звезды и представляла, как будет рассказывать об этом толпе журналистов на пресс-конференции и как искреннее как трогательно это прозвучит. Маленькая девочка в старом тельнике писает в зимней тайге под Свердловском в снег и смотрит на звезды. Они такие холодные, лохматые, далекие, а она такая нежная, такая особенная. Не как все.
Первым существенным вопросом, который задала ей жизнь, было поступление в эстрадно-цирковое училище. Туда принимали после восьмого класса. Конкурс был огромный. Циркач, как правило, профессия наследственная, дети артистов, выросшие на арене, шли вне конкурса. Анжела схитрила. Девочки хотели учиться на акробатов, жонглеров, эквилибристов или на эстрадных певиц. Таких было страшно много. Анжела Болдянко оказалась особенной, не как все. Она поступала на клоунаду. Туда девочки шли редко. Она поступила с первой же попытки.
Клоуном Анжела не стала. Из четырех выпускниц училища сколотился девичий квартет "Мяу!". Девочки пели тонкими жалобными голосами. Одеты они были в розовые платьица, панталончики, туфельки-балетки. В волосах капроновые ленты, кукольный макияж. Они мяукали, как мартовские кошки, в конце каждой песни поворачивались задом к публике и задирали кружевные подолы с дружным визгом.
Группе удалось записать пару клипов на местном телевидении и завоевать приз зрительских симпатий на региональном конкурсе молодых исполнителей. Потом был сделан диск и продавался он неплохо, и один из клипов прокрутили по шестому каналу Центрального телевидения, и предстояла первая серьезная гастрольная поездка по Сибири. Надо было разнообразить репертуар.
Гена Ситников, композитор, он же поэт, он же продюсер группы, за ночь написал суперхит. Песня была лирическая, задушевная и требовала сольного исполнения. Петь должна была одна девушка. А остальные три - только подпевать на заднем плане. Бедняга продюсер не ведал, что натворил, предложив девушкам самим выбрать солистку.
К этому времени в дружном коллективе накопилось столько взаимных претензий, что спор о солистке закончился не просто ссорой. Девушки подрались, как уголовницы в зоне. Драка получилась нешуточной. Две из четырех попали в больницу. Третья, хоть и не сильно пострадала, но пережила такой шок, что решила помочь себе ударной дозой героина и тоже попала в больницу. Гастроли срывались. Продюсер Гена напился с горя. Кому-то следовало его утешить, и этим занялась Анжела, печальная, но уцелевшая в драке. Она, в отличие от остальных трех, не претендовала на роль солистки. Пока три кошки пытались выцарапать друг другу глаза, она скромно стояла в сторонке и повторяла: девочки, ну не надо, успокойтесь!
Гена Ситников рыдал у нее на плече. Анжела робко предложила ему выход из положения. Она, так и быть, готова отправиться на гастроли в одиночестве и исполнить все песни сама. Продюсер ожил, протрезвел, принялся звонить по телефону, бегать, договариваться, чтобы срочно перепечатывали афиши и рекламные тексты. В сибирских городах будет выступать солистка всеми любимой группы "Мяу!" АНЖЕЛА. На новых афишах на фоне бледных маленьких изображений трех бывших кисок красовался ее яркий, очень удачный портрет.
Гастроли прошли успешно. Потом были еще одни и еще. Постепенно бледные тени прошлого испарились с афиш. Исчезло и само слово "Мяу!". Осталась одна АНЖЕЛА.
Это и было вторым существенным вопросом, который задала ей жизнь и на который она ответила с блеском.
Третьим вопросом оказалась поездка в Москву. У Анжелы к этому времени имелись собственные два клипа на свердловском телевидении, один "компакт", тонкая стопка газетных и журнальных вырезок, где упоминалось ее имя. В Москву ее пригласил владелец сети бизнес-клубов. Он был родом из Свердловска, заехал на свою малую родину, встретил свою первую любовь, которая оказалась горячей поклонницей творчества Анжелы и притащила богатого друга на скромный концерт местной знаменитости.
Гена категорически возражал. Говорил, что в Москву ей отправляться рано, сначала надо выйти на определенный уровень здесь, в Свердловске, и только потом появляться в Москве, и не в каких-то сомнительных клубах, а в приличных местах. Анжела не послушалась, они поссорились.
Гена оказался прав, клубы были довольно задрипанные, и никакая не сеть, а всего два подвала. Один в Сокольниках, второй на окраине, в Выхино. Публика собиралась самая неподходящая. Уголовные "шестерки", мини-бизнесмены, торгаши ларечного масштаба и соответствующие им недорогие шлюшки. За столиками жрали, пили, никто Анжелу не слушал. Ей казалось, что, выпусти перед этим быдлом кого угодно - Эдит Пиаф, Элвиса Пресли или Аллу Пугачеву - они будут точно так же тупо жрать, пить, рыгать, материться и лапать друг друга.
Владелец клубов поселил ее в какой-то колхозной гостинице на окраине, где не было горячей воды и не меняли постельное белье. На первые два выступления за ней присылали машину, жалкий "жигуль", потом пришлось ездить самой на общественном транспорте. Когда месяц закончился, ей заплатили в три раза меньше, чем обещали. Оставалось вернуться в Свердловск.
За день до отъезда она, злая, обиженная, шлялась по центру Москвы. Шел мокрый снег. Она замерзла, устала, на Арбате забрела в парикмахерскую, просто так, от тоски, покрасила свои светло-русые волосы в лиловый цвет и сделала себе прическу из восьмидесяти тонких косичек, украшенных разноцветными пластмассовыми бусинами, но никакой радости не почувствовала и вышла из парикмахерской чуть не плача. Побрела дальше и попала в какое-то грязное подвальное, оклеенное порно-картинками заведение, где длинноволосое существо неопределенного пола за сто рублей накололо ей на плече цветную розочку.
- Ты вообще-то чем занимаешься? - спросило существо.
- Я пою, - грустно ответила Анжела.
- Ну давай, спой что-нибудь. Она уныло напела пару куплетов.
- Слушай, здорово! - сказал художник тату. - Ты вечером свободна?
- Ага. Как ветер,- вздохнула Анжела.
- Тут в соседнем переулке есть клуб. Ты можешь сегодня там спеть. Бесплатно. Но зато там бывают знающие люди. Тебя заметят, точно говорю. Ты здорово поешь.
Она пришла, спела живьем, без фанеры, под аккомпанемент живого фано, за которым сидел лохматый хмурый дядька лет сорока пяти. Именно он ее заметил и после бурной ночи в его квартире взял с собой в более приличное место, в джазовое кафе.
После двух удачных выступлений она позвонила продюсеру Гене в Свердловск, помирилась с ним по телефону и просила прилететь, потому что появились кое-какие перспективы.
Продюсер прилетел, огляделся, засуетился, прошелся по своим московским связям, и через полгода у Анжелы появился еще один диск, записанный уже в Москве, и маленькая, но известность. Она пела в дорогих ресторанах и престижных клубах. Коротко постриглась и покрасилась в черный цвет. Похудела на восемь кило, стала использовать очень светлый тон для лица, темную помаду и темные тени вокруг глаз. Выступала в узких открытых платьях в стиле декаданс. Пела романсы, иногда джаз и научилась профессионально свинговать. Благо голос у нее был настоящий, глубокий и сильный. Вечера, свободные от выступлений, проводила на всевозможных тусовках, старалась постоянно мелькать перед фотообъективами, перезнакомилась с массой полезных людей, стала почти своей в мире шоу-бизнеса. Во всяком случае уже никто не спрашивал, заметив ее в пестрой тусовочной толпе, "кто это?".
Но несмотря на все усилия она никак не могла пробиться хоть немного вперед и выше. Иногда на какой-нибудь модной вечеринке ей казалось, что ее окружают стеклянные стены. Вроде бы вот они, известные музыкальные обозреватели, теле- и радиожурналисты, клип-мейкеры, вот они, рядом, она целуется с ними при встрече и прощании, обменивается сплетнями и анекдотами, и что им стоит пригласить ее на ток-шоу, взять у нее интервью, предложить что-нибудь более существенное, чем бокал мартини. Но нет. Нет, черт их всех побери!
Она смотрела на тех, кто уже пробился. Среди звезд шоу-бизнеса не было ни одного москвича. Девочки и мальчики из провинции рассказывали в интервью, как приехали в Москву, не имея ничего, кроме таланта и мечты, и добились сегодняшних высот исключительно благодаря этому эфемерному капиталу. Анжела старалась разгадать жгучую, главную их тайну: где, каким образом им удалось достать денег для настоящей раскрутки? В сказки про добрых и чутких дядей-продюсеров, которые разглядели в жадной тщеславной толпе будущую звезду и бескорыстно вложили в нее деньги, Анжела не верила. Как-то все происходило иначе. Но как, она понять не могла.
