Дмитрий Петров - Холодная ярость
Несколько человек поднялись наверх, но затем спустились, увидев там Вербина.
Заглянувший начальник окинул девушку строгим равнодушным взглядом и спросил, кивнув:
- Кто такая?
- Проститутка, товарищ полковник, - с некоторой запинкой ответил Вербин, внезапно покраснев. - Ее сюда несколько часов назад привезли. Вот...
- Ну и работай с ней, - распорядился тот, оворачиваясь. - Пока там ребята с бандитами разбираются, ты эту выспроси обо всем. А будет запираться, сам знаешь, как поступить.
Вербин не понял, что имел в виду торопливо сбежавший вниз полковник. О чем выспрашивать эту девушку? И как с ней поступить, если она вдруг не захочет говорить? Бить ее, что ли? Или зажимать пальцы между дверями? Право слово, иной раз высокие начальники не отдают себе отчета в том, что говорят...
Девушка Марина оказалась проституткой, которую двое бандитских подручных привезли сюда из казино "Черный корсар". Она думала, что придется обслужить одного клиента, и надеялась получить за это сто долларов. А обслужить пришлось всю гопкомпанию - больше десятка отморозков. Вербин легко мог себе представить, какой ужас испытывала эта девушка в течение нескольких часов, что ей пришлось провести в этой комнате, ублажая пьяное бандитское зверье.
- Они сказали, что утром отпустят, - пробормотала проститутка, все еще продолжая дрожать всем телом. - Сначала сказали, что на три часа, а оказалось... Вот...
Она снова заплакала. Слезы бессилия и унижения катились по щекам, и Вербин, глядя на это, снова занервничал: ему вдруг захотелось утереть слезы с этого прекрасного лица. И в сердце поднялась буря - это волна холодной ярости захлестнула Владимира. Впервые в жизни у него возникло желание убивать. Еще пятнадцать минут назад, когда дрался с бандитами, ярости не было. Была служба, задание, конкретная цель по задержанию опасных преступников. Но убивать он не стремился, даже стрелял как-то неуверенно. А сейчас, глядя на скорчившуюся на кровати голую девушку, которая плакала и дрожала всем телом, Вербин впервые в жизни испытал это чувство: когда кажется, что разорвал бы кое-кого собственными руками.
Ему хотелось отомстить. Вербин видел синяки на груди у девушки, кровоподтеки и ссадины на ягодицах - следы грубых бандитских рук, цинично мучивших это прекрасное тело, превративших его в жалкую игрушку для своих низких пьяных утех. И ему было обидно. Нестерпимо обидно за поруганную красоту.
И обидно за собственное бессилие. Сколько еще таких же девушек сейчас терзают по всему миру! Сколько их сейчас плачет от боли и унижения в разных квартирах и саунах? И он, Вербин, и все милиционеры и полицейские по всему свету не в силах остановить это.
Слабые люди от таких мыслей приходят в отчаяние и не хотят жить, а сильные... Сильные испытывают вдруг ясное ощущение того, что они все же могут что-то сделать. Остановить, защитить, прекратить! Если нужно - убить ради этого. Холодная ярость.
Наверное, именно тот эпизод, так поразивший Вербина, и стал основным в его жизни. Именно благодаря ему он и согласился спустя несколько лет возглавить отдел "полиции нравов"...
- Одевайся, Марина, - сказал он. - Сейчас все равно в УВД поедем. Незачем голой тут сидеть.
А когда оказалось, что одежда девушки находится в джипе, стоящем во дворе, сам спустился и все ей принес.
Заодно узнал и про то, что арест всех бандитов прошел успешно. Даже Быка взяли живым, хотя тот и пытался отстреливаться. Но не вышло: слишком много "травки" выкурил, рука подвела на этот раз.
- А ты молодец, - хлопнул Вербина по плечу уже слегка пришедший в себя полковник. - Слышал я, как вы с Сергеевым двоих бандитов положили. Молодцы.
Теперь давай девку ту разрабатывай как следует. Связи там и все такое. Сам понимаешь, она много может знать. Давай двигай.
- Ты вообще кто? - поинтересовался Владимир уже в машине, когда вдвоем ехали в город, в УВД. - Чем занимаешься? Приезжая, наверное?
Теперь он уже избегал смотреть на девушку, съежившуюся на заднем сиденье.
С одной стороны, она была такой красивой, что Вербин невольно краснел и потому отводил глаза. А с другой стороны, ему было, неловко, что он застал ее в минуту наибольшего ее унижения и подавленности. К этому примешивалось еще не вполне им самим осознанное чувство собственной вины перед ней. Ведь он - сотрудник милиции, и частично и его вина есть в том, что подобное вообще происходит на белом свете.
Он узнал, что она студентка пятого курса. Когда услышал, что оканчивает в этом году педагогический институт, ему стало совсем нехорошо. Мысли спутались.
До того момента Владимиру как-то не приходило в голову, в какое время он живет...
У нее неработающий муж и больной ребенок, которому необходимы дорогие лекарства. А где же взять деньги, если не таким вот путем?
- С тобой в первый раз случилось такое? - спросил он, и девушка кивнула.
Поглядев искоса на ее отрешенное заплаканное лицо, на ее мертвые глаза, Вербин поверил ей. И снова ему захотелось сделать что-нибудь, чтобы такие вот мертвые глаза стали у тех, кто организует бизнес, скромно именуемый "оказанием платных сексуальных услуг". - И давно этим занимаешься? поинтересовался он.
- Полгода, - прошептала девушка. Она сидела нахохлившись, кутаясь в свое продувное пальтишко, а губы ее все еще продолжали дрожать.
Сейчас он привезет ее в УВД, оформит протокол задержания. Потом этот протокол пошлют в канцелярию педагогического института "для принятия мер".
И что будет? Ее отчислят, наверное. А если даже и нет, многое в жизни этой девушки будет кончено навсегда. Такие письма из органов внутренних дел никто не станет держать в секрете. В любом случае - позор, огласка. Пятно на всю жизнь, не отмоешься. Муж, конечно, бросит сразу же. Хотя он сам урод порядочный: нормальный муж не доведет жену до необходимости заниматься проституцией.
Кому от всего этого станет хорошо?
Сломать человеку судьбу - легче легкого. В особенности если человек и впрямь наделал глупостей, а ты - сотрудник милиции.
- Всех не пережалеешь, - как-то в назидание сказал ему один коллега.
Ну что ж, это справедливо. Всех не пожалеешь, всем не поможешь: он ведь не Бог, а старший лейтенант милиции. Но одного конкретного человека он пожалеть может. И одному он может помочь. Точнее, одной...
Закон? Инструкции? Какого черта, в конце концов! Закон не требует, чтобы наделенные властью сильные мужчины ломали жизни направо и налево молодым девчонкам!
Вербин вел машину быстро, и слабые огоньки дальних городских окраин бежали ему навстречу. Девушка сзади молчала. Он включил автомагнитолу.
Самурай скушал рис, выпил чай, Загорелся кровавый восход.
Самурай крикнет громко: "Банзай!" - И уйдет в бесконечный поход...
Он вдруг представил себя самураем. Тем самым, который с громким криком идет в дальний поход сквозь ночную мглу. Сквозь жизнь, с обнаженным оружием, против сил зла, неведомых и многочисленных...
- Вылезай, - негромко сказал Владимир, притормозив машину возле безлюдной автобусной остановки у самой черты города.
- Зачем? - чуть слышно прошелестела губами его испуганная спутница.
Вербин снова не посмотрел на нее, он отвернулся.
- Я смотрю в другую сторону, - пояснил он медленно. - А ты открываешь дверцу и бежишь. У меня нога болит, я ее подвернул, так что не смогу тебя догнать. Ты слишком быстро бегаешь.
Она не поблагодарила его, да, впрочем, Вербин ни на что подобное и не рассчитывал. Слишком устала, слишком потрясена, слишком подавлена, чтобы соображать. Разве в этом дело?
А он, в свою очередь, не стал смотреть ей вслед. Включил зажигание и тронулся, набирая скорость.
"Уж слишком она красивая", - вдруг ни с того ни с сего сказал он себе и засмеялся.
В дороге спустило колесо, он остановился, чтобы подкачать, а проститутка дала деру. Вот так это будет выглядеть в рапорте. А что не надел наручников и лопухнулся - это плохо, тянет на взыскание, но на фоне удачного задержания целой опасной банды, конечно, пройдет незамеченным. Так что можно включить магнитолу погромче и расслабиться немножко. В конце концов, он неплохо "завалил" сегодня тех двоих бандитов, а разве это не самое главное для него?
Эту ночку вдвоем мы с тобой проведем, Так смелее гляди, самурай!
Глава четвертая
С самого утра Вербин занял заранее присмотренную им наблюдательную позицию. Когда еще было темно и ледяной утренний туман стлался над рекой, он вошел в кафе, размещенное в здании автостоянки, и спросил чашку чая.
Юная продавщица облила его легким презрением и сообщила, что есть только "Липтон" в пакетиках и что он стоит десять рублей. В русских кафе вообще не любят клиентов, которые заказывают себе чай, - эти люди не могут рассчитывать здесь на уважение обслуги. Во-первых, чай дешевле, чем кофе, а во-вторых, кофе в представлении простого человека - это нечто высокое, нечто интеллигентное, как бы символ культуры и утонченности. А чай - это слишком примитивно: его дают в школьном буфете на завтрак, его же разливают в армейской столовке, и даже в тюремно-лагерном рационе присутствует такое же название напитка.
