Диана Кирсанова - Созвездие Льва, или Тайна старинного канделябра
– Две минуты прошли. Слышишь, Рыжая?
– Стой! – спокойно, даже слишком спокойно сказала Ада. – Отпусти девочку, подонок. Я иду.
Она действительно направилась в их сторону.
Внезапно дверь подъезда, в который минуту назад ввалилась подвыпившая толпа, распахнулась, и во дворик влетело несколько тех же самых крепких молодых людей. Очевидно, они очень быстро протрезвели или вообще только играли роль хорошо подгулявшей публики, потому что, в мгновение ока рассредоточившись по периметру дворика и одновременно вздернув затворы короткоствольных «калашей», взяли на прицел всех – и Жеку, и Аду, и Веронику.
– Помогите! – крикнула Вероника, возможно, с некоторым опозданием и зажмурилась, готовясь услышать звуки борьбы и короткие автоматные очереди – как в гангстерских фильмах.
Но вместо этого ее окликнул знакомый и родной голос – это Павка, или она начинает сходить с ума?!
– Ника! Ника! С тобой все в порядке?
Не в силах произнести ни единого звука, Вероника беззвучно плакала.
– Отпусти ее, ты, гаденыш!
– Уйди! Уйди-ии!! – заорал Жека, уже даже не трясясь, а дергаясь, как паралитик. – Пошел вон отсюда-да-аа!!!
– Ах, ты…
Павка шагнул навстречу. Навстречу опасности, быть может, своей смерти – ведь он не видел, что у Жеки, который, теперь в этом не было сомнений, и в самом деле был убийцей, оказался нож!
Но прежде чем Вероника успела крикнуть, сосредоточившись на новом противнике, Жека отпустил ее и ждал приближения Павки, вздрагивая всем телом, Павка, быстро и ловко поднырнув вниз, под полосу света из дверной щели, двумя тигриными прыжками приблизился к ним и выкинул вперед ногу в тяжелом ботинке: лезвие, бешено крутясь, покатилось вниз. Охнув, Жека схватился левой рукой за локоть правой, зашипел, выплевывая стоны пополам с визгливыми ругательствами. Наклонился, чтобы поднять нож, – и не смог, острая боль в перебитой руке чуть не лишила его сознания.
Сел на ступеньку. Никого уже не замечая, взвыл и согнулся пополам, резко разогнулся, забился головой о свои колени, заливаясь слезами, как нашкодивший пацан.
Возле него почетным караулом стояли шестеро омоновцев – в круглых пуленепробиваемых шлемах, в высоких зашнурованных «вездеходах», с короткими автоматами, направленными прямо на убийцу. Они появились из микроавтобуса, который подъехал с другого конца двора.
– Павка! – зарыдала Вероника, кидаясь к мужу. – Это ты? Как ты здесь оказался?! Господи, как мечтала поскорее оказаться около тебя, Павка!
Ноги не держали – она села прямо на землю, пытаясь унять сотрясавшую тело крупную дрожь.
– Наверное, надо вызвать «Скорую помощь»? – спросила, глядя на корчившегося в припадке Жеку.
Ей что-то ответили, но она не услышала. Павка, Жека, Ада, отсвет заплеванных ступеней, серая гладь двора – все завертелось перед глазами, звуки исчезли, забирая с собой последние силы.
– Что с тобой? Тебе плохо, Ника?
Ответа Павка не получил. Шагнув к ней, он еле успел подхватить на руки обмякшее тело.
Убийца
Господи, как же вы мне все надоели! Почему я должен объясняться, оправдываться, держать ответ перед теми, кого не считаю даже своими судьями? Да, я убил их всех. Всех! Спросите – за что? А очень просто. Я никого из них не любил.
Возьмем отца. Импозантный хлыщ в дорогом костюме и с этой своей дежурной, пластмассовой улыбкой: «Здравствуй, сынок! У тебя все в порядке?» – как будто бы его когда-нибудь и в самом деле могло интересовать, все ли у меня в порядке! Отец потерял ко мне интерес с той самой минуты, как только я заявил, что хочу стать историком. «Архивы тебя не прокормят, Женька. Ты пропылишься там, как старый ковер, что висит у нас на даче, и девушки окончательно перестанут тебя любить». Он говорил это весело, своим тоном давая понять, что говорит несерьезно; но я все видел! Видел, как серьезнел его взгляд, как только отец думал, что я перестаю на него смотреть. Этот красавчик в модном костюме, у которого была и слава, и деньги, жалел меня, вот что! Он предвидел, что я буду неудачником! Он был так в этом уверен, как будто уже заранее похоронил меня в тех самых пыльных архивах, над которыми так смеялся!
И при этом он всегда давал мне деньги. Это было унизительно! Я, взрослый двадцатилетний человек, прошу у отца деньги, как пятиклассник! И он дает! Каждый раз достает портмоне и выкладывает на стол купюры, никогда не задавая ни единого вопроса – сколько нужно денег, куда, зачем, почему? Ни слова упрека, ни одного нравоучения на тему «надо уметь зарабатывать самому, сын!». Вы думаете, я был благодарен ему за это?! Нет! Я его ненавидел! Потому что этим своим деликатным молчанием отец лишний раз давал понять – он видит во мне неудачника!
Отец был красив – я всегда удивлялся, почему и в кого родился таким невзрачным, – известен, богат, а в будущем мог стать еще богаче – ведь дед, которого я, правда, видел не больше пяти или шести раз с самого своего рождения, обладал целым состоянием!
Конечно, я убил его не из зависти. Все очень просто и до обидного банально: однажды, совершенно случайно, я услышал, как отец, смеясь и не придавая особенного значения своей потере, сказал кому-то по телефону: «Да уж, есть в этом что-то от садомазохизма – просидеть до пяти утра и встать из-за стола беднее, чем ты был! Кривая усмешка фортуны, как говорил классик…»
Речь шла о проигрыше в покер – не слишком ощутимом для нашего семейного бюджета, потому что мой отец все-таки мог позволить себе играть, – но достаточно серьезном, чтобы он упомянул о нем по телефону как о досадной случайности. Я забыл сказать, что с некоторых пор в нашем доме стали собираться игроки в покер: это были друзья и коллеги отца. Они приходили раз в неделю и запирались у него в кабинете до самого утра, чтобы с рассветом разойтись «усталыми, но отдохнувшими». Покер всю ночь напролет – это был, как говорил отец, своего рода релакс за напряженную рабочую неделю…
Я знал, что это не та игра и не те суммы проигрышей-выигрышей, которые приводят к банкротству или более крупным неприятностям криминального порядка. Но – пока, думал я, пока! Ничего не случается вдруг. Ведь может настать день, когда всем им захочется подогреть кровь настоящей, крупной, щекочущей нервы ставкой. И что тогда? Отец, я знал, больше проигрывал, чем выигрывал…
Именно с того дня, когда я услышал обрывок того телефонного разговора, меня стали посещать эти мысли. Нет, думал я, этого допустить нельзя. Нельзя, чтобы из-за какой-то несчастной случайности и глупой карты, которая легла на стол в несчастливую минуту, наша семья стала нищей. Конечно, поводов для серьезной тревоги не было никаких, но, рассуждая чисто теоретически, отец мог проиграть все – МОГ! – и этим подписывал себе смертный приговор.
До сих пор, вспоминая о том, как все вышло, я не могу отделаться от досады. Как пошло и некрасиво все получилось – ни следа от той элегантности и лоска, с каким я задумывал осуществить это убийство. Да, убийство – как видите, я называю вещи своими именами. Мне удалось само деяние, но не хватило удачливости, чтобы все прошло именно так, как задумывалось.
А все дело было в канделябре. Один раз, когда мы шли с отцом по Арбату, он указал мне на антикварную лавку деда и сказал, что там, за стенами подвала, как в пещере Монте-Кристо, таятся несметные сокровища. Сокровища интересовали меня (а кто, скажите, не хочет быть богатым и счастливым, особенно если точно знаешь, что такая возможность для тебя рано или поздно будет открыта?), но еще больше меня заинтересовал стоящий там, за стеклом, в витрине, старинный канделябр.
Для прохожих или для ничтожных посетителей дедовского салона, большая часть которых заходит туда, чтобы убить время или купить что-нибудь такое, что могло бы быть вложением денег, этот покрытый зеленым налетом бронзовый канделябр в виде головы дракона не значил ничего. Я же рассматривал его, чувствуя, как все тело мое наливается легкостью и шипящим, как лимонад, возбуждением: это была настоящая удача! Я узнал этот канделябр; я очень долго занимался историей и судьбой предметов, вывезенных Петром Первым из Франции, чтобы не узнать его. Мне уже было известно, что один из двух подаренных Людовиком ХV канделябров хранится в запасниках главного русского музея, а второй… второй где-то здесь, в России. Но тогда, стоя у антикварной лавки и глядя на канделябр, который мог оказаться для архивистов и историков едва ли не находкой десятилетия, я думал не об этом.
Я вдруг вспомнил статью в журнале «Русский антиквар», на которую наткнулся, когда собирал материалы по моей теме. Там было сказано, что канделябры, подаренные Петру, имели одну особенность. Средняя голова дракона была снабжена пружиной, при нажатии на которую открывалась небольшая впадина, предназначенная «для наполнения предмета ароматическими маслами и амброзией», запах которых усиливается при горении – достаточно только нажать пружину и капнуть под голову несколько капель аромата, а сверху зажечь свечу! Но, подумал я, если этот канделябр годится для того, чтобы ароматизировать комнату, он сгодится и для того, чтобы убить… Убить так, что никто не заподозрит того, что это именно убийство.
