Николай Новиков - Мерцание золотых огней
- Ну, значит, судьба такая, - смиренно сказала Раиса.
Владимир Васильевич укрыл её пледом, сел рядом.
- Это не судьба, Рая. Это наша дурость. Привычки, инерция. Ты посмотри, чуть ли не каждый день сердце болит, за месяц - пузырек "Валокордина" выпила. Разве так можно?
- Пройдет, Володя, пройдет. Ты лучше мне вот что скажи... Почему я ничего не знала о Юле? Почему ты скрыл от меня, что она здесь, в Москве, разыскивает меня?
- Да потому что у тебя и без неё хватает проблем, Рая. Не приезжала, видеть тебя не хотела, а теперь приехала! А теперь - поздно. Раньше нужно было думать.
- Не надо так говорить, Володя. Она моя дочь, понимаешь? Моя родная дочь. Единственная... Что бы там ни было, она прие хала, значит, нужно помочь девочке. Кто же ещё ей поможет, если не мать? Кому же мы поможем, если не ей?...
- Себе, - проворчал Омельченко. - О себе нужно думать. Давно уже пора все продать к чертовой бабушке, перевести деньги на счет в банке и убираться из этой страны. Там, на Мальте, спо койно, тихо. Тепло. Осточертело мне сидеть в этой грязи и слу шать твои стоны, Рая.
- Мама... - прошептала Раиса. - Она сказала - мама...
- Ну и что? Подумаешь, сказала! Прискакала, наверное, деньги просить. Работать не хочет, а красиво одеваться - хочет. Вот и вспомнила о маме.
- Не смей так говорить, Володя! - вскрикнула Раиса. Лицо её болезненно искривилось.
- Пожалуйста, не волнуйся. Ты мне очень дорога, Рая. Я все ещё люблю тебя, что бы там ни было. Поэтому и забочусь о тебе, и всегда рядом, если трудно. Поэтому и хочу поскорее увезти те бя на Мальту. Есть покупатель, документы готовы. Чего мы ждем? Пока ты совсем разболеешься? Погода такая смотреть за окно тошно, а ты все тянешь, тянешь...
- А тебе разве легко все бросить, оборвать все нити и уе хать в чужую страну?
- Легко. Я всю жизнь ездил, куда прикажет партия и её ле нинский ЦК. На Чукотку - пожалуйста. В Самарканд - есть! В Кун дуй - с удовольствием! А Мальта не чужая страна, там у нас дом. Да и тебе всегда нравилось отдыхать там.
- Одно дело отдыхать, а другое... Я вообще не люблю уез жать с насиженного места. Ты помнишь, сколько раздумывала, прежде чем уехать из Ростова?
- Еще бы не помнить!
- Мы уедем, Володя, но... перед этим я должна увидеться с Юлей, поговорить с ней... Бедняжка, она тоже расплакалась. Два месяца в Москве!.. А где жила? Видно что-то случилось в Росто ве. Я должна помочь девочке, Володя.
Омельченко глубоко вздохнул. Надо же, как невовремя объ явилась, паршивая девчонка! Еще станет претендовать на что-то. Пусть только попробует! Но говорить об этом сейчас нельзя. Сердце - дело серьезное. Он на мгновенье представил себе, что с женой случится несчастье, и придется одному улететь на Мальту. Одному там и море, и пальмы будут не в радость. А жениться за ново на какой-то современной пустышке, вроде Лолы - упаси Гос подь! Они красивы, все умеют, но и хотят получить за это свое умение - все. А потом... трудно даже представить, что будет.
И самое главное - он, действительно, все ещё любит Раису.
- Хорошо, хорошо, Рая. Пожалуйста, не волнуйся, прошу те бя. Ты увидишься с дочерью, посмотрим, чего она хочет. Но тема отъезда, я думаю, должна быть закрыта. В самое ближайшее время мы улетаем.
- Ты так ничего и не сделал с этими негодяями из "Колеи", - вспомнила Раиса.
Она непременно вспоминала об этом, когда он заводил речь об отъезде.
- Я бы мог, Рая, но для этого нужны деньги, серьезные деньги. У нас они есть, но не столько, чтобы выбрасывать ради удовлетворения наших амбиций. К тому же, это небезопасно, осо бенно, учитывая наше сегодняшнее положение.
- Это не амбиции! - раздраженно махнула рукой Раиса. - Мы удерем из Москвы, а наглые юнцы, которые заняли наше место, бу дут процветать? Состояние себе сколачивать? Не могу я с этим смириться, не мо-гу.
- А ты думай о том, что когда-нибудь появятся новые юнцы и облапошат этих. И хорошо, если им удастся уехать на Мальту. А может, загремят совсем в противоположную сторону. Или ещё даль ше, где нет сторон...
- Ты так считаешь?
- Не сомневаюсь.
- Я сказала Юле, что мы встретимся завтра. Она позвонит в одиннадцать, а потом пошлешь кого-то из охранников, пусть при везут девочку.
- Твое слово для меня закон, дорогая, - развел руками Омельченко.
Он понял, что спорить бесполезно. Придется привезти нах лебницу, бестолочь, тунеядку, она тут расплачется, разжалобит Раису, у которой проснулись вдруг материнские чувства. А все закончится тем, что станет просить деньги. Ну что ж, можно бу дет отстегнуть ей несколько тысяч долларов. И пусть катится к чертовой бабушке. А самим нужно поскорее уезжать на Мальту. Там нет ни разъяренных вкладчиков, ни следователей, которые знают, что Раиса хозяйка водочного склада, но доказать не могут. Того и гляди, какую-то западню устроют. Ни дрянных, дочек! Зато есть двухэтажная вилла с бассейном на берегу моря. Вдвоем с Ра исой там будет просто замечательно!
Омельченко посмотрел на жену и, наклонившись, приподнял отворот махрового халата, легонько куснул тяжелую грудь под ним.
- Ты старый развратник, Володя, - улыбнулась Раиса.
- Нет, - покачал головой Омельченко. - Я был развратником, но не старым, пока ни встретил тебя. А сейчас я, действительно, старый, но уже не развратник.
- Нет развратник. Пристаешь к больной женщине, - упрямо повторила Раиса.
- Что поделаешь, если она мне все ещё нравится?
- Но мне сейчас, наверное, нельзя напрягаться, дорогой.
- Нельзя, так и не будем напрягаться. Я сделаю именно то, что тебе сейчас необходимо - легкий массаж. Расслабляющий, ус покаивающий, умиротворяющий. Поглажу, пошлепаю, поцелую твои самые красивые и нежные местечки...
- Местечки! - усмехнулась Раиса. - Скажи уж - полапаешь...
- Как же без этого? Но так, что тебе будет приятно.
Раиса блаженно зажмурилась.
- Дураки мы, дураки, - прошептала она. - Сколько глупостей в жизни сделали...
Омельченко решил, что она сожалеет о том, что изменяла ему со всякими проходимцами вроде Полуянова. И довольно усмехнулся, развязывая мягкий узел махрового пояса.
А Раиса думала о брошенной дочери.
Ночью она проснулась, испуганно уставилась в темноту. Ря дом похрапывал муж. Он так старался вечером, что сам утомился, потом расслабился и умиротворился, и теперь крепко спал. Хотел доставить ей удовольствие, и доставил. Все, что он делал, было ей приятно. Но не более, ибо мысли её были совсем о другом.
О дочери, которая так неожиданно снова появилась в её жиз ни.
Вот и сейчас она проснулась от того, что увидела, как неп роглядная мгла поглощает её крохотную дочурку. Увидела пухлые ручонки, которые тянулись к ней, услышала тревожный крик: ма ма!... Мама...
Раиса вытерла ладонью влажные глаза. Она плакала во сне. Это хорошо. Говорят, если плачешь во сне, наяву будешь смеять ся. Но тревожный крик все ещё звучал в её ушах, и страх снова потерять свою девочку, как холодная жаба шевелился в груди.
Пухлые ручонки, обнимающие её, голубые, смеющиеся глазен ки... Первые шаги, первые слова: ма-ма. Может ли женщина забыть это? Как носила, как рожала, как ночами не спала, качая в детс кой коляске (тогда ещё у Юли не было своей кроватки) капризную девчушку?! Как приходила за нею в садик и видела её, бегущую к матери, широко расставив руки - соскучилась... И серьезную мор дашку, выглядывающую из-за огромного букета на первой торжест венной линейке в школе...
Она же хотела, хотела забрать Юлю в Москву, упрямо угова ривала Володю, и уговорила! Но Юлька наотрез отказалась. Не увозить же её силой, она тут такое устроит, Володя с ума сой дет! Отказалась... Не простила матери поспешное бегство.
И горькая обида захлестнула грудь Раисы. И злость на собс твенную беспомощность, и на упрямую девчонку. Теперь уж она не могла простить дочери холодную жестокость. Сама себе клялась: что бы ни случилось, она и видеть не желает Юльку, и помогать ей никогда не станет! Никогда! Долго она жила с этой злостью, с этой клятвой, так долго, что не сомневалась: другого отношения черствая девчонка не заслуживает!
Но все это мгновенно растаяло, как кубик льда в горячем кофе, едва она услышала в трубке родной, взволнованный голос. Услышала и ужаснулась: девочка больше двух месяцев живет в Москве, одна! Где, с кем?!
А потом они обе расплакались и долго не могли успокоиться. Если бы ни боль, сковавшая сердце, она бы разбила о голову Во лоди настольную лампу. Как он посмел скрыть от неё приезд Юль ки?! Девочка скиталась, непонятно где... Изувер!
Да нет, не изувер. Просто не понимает, что такое - мате ринское чувство. Пусть - больное, искореженное, загнанное в такие глубины души, откуда, казалось, уже не выбраться на по верхность. Но - живое. И оно выбралось, вырвалось, заслонив со бой все остальные чувства!
- Юленька... доченька моя... - шептала Раиса.
Слезы текли по её бледным щекам.
33
Лаврентьев напряженно раздумывал, с чем ехать в гости к Юле. Конечно, с цветами. Правда, она не приглашала его, неиз вестно, как отнесется к этому неожиданному визиту. Тем более - с цветами! Ее может не быть дома, и вообще... не исключено, что она не живет в квартире Колготина на Земляном Валу, а уехала в Ростов. Все равно - с цветами... А ещё - с шампанским.
