Екатерина Лесина - Музыкальная шкатулка Анны Монс
Как ни странно, отыскать Ленку ей удалось без труда. И девушка появилась в больнице.
— Сказала… заботиться станет… я прописала…
Обыкновенная история. Леночка жилплощади собственной не имела, равно как и супруг ее. А без прописки нечего было и думать о том, чтобы работу найти.
И — да, тетушку она не упрекала, напротив, Леночка готова была взять на себя все заботы… Нет, Анна ей не поверила. Да и кто поверит в родственную любовь? Вот в квадратные метры — это да! Но Анна была не против. Уж лучше пусть они племяннице отойдут, чем кому-то из соседок, которых Анна считала клушами и халдейками.
— Думала… помру… скоро помру… а я крепкая…
Сонечка согласилась, что, вероятно, светлая улыбчивая Леночка очень рассчитывала на то, что от тетки скоро избавится, и — путем естественным: женщина-то в возрасте, после инсульта. Анна же стала поправляться, пусть и медленно.
Вот тут-то и возник конфликт.
Троим в комнатушке Анны было тесно. Леньке мешала тетка, страдавшая бессонницей, Анне мешали племянница с мужем… а Леночке приходилось терпеть упреки и с той, и с другой стороны. А потом Анна вдруг поняла, что опять заболела. Нет, это не было инсультом или же его последствиями, скорее уж Анну охватило некое странное безразличие. И слабость, усиливавшаяся день ото дня.
— Травит… меня травит… в больничке она… приносит оттуда…
Леночка и правда упоминала, что нашла работу в больнице, конечно, она бы хотела стать медсестрой и на следующий год поступит в училище, а пока что ее санитаркой взяли. Ей сочувствовали, понимая, что с больной теткой на руках Леночка не сможет позволить себе учебу.
— Психушка… таскает… убьет скоро… золото… много золота… кровь… Ленька привозит… он привозит, она моет… кровь… я видела… — Сухая рука вцепилась в Сонькин подол. — Убивает… а золото… Ленка его уносит…
— Ой, тетя, вы проснулись! — Леночка выпорхнула из подъезда.
Легкая, светлая, в новом ситцевом платьице, мужем из командировки привезенном. Бабы незло ей завидовали — какой мужик, еще и супруге подарки дарит, да чтоб не на Восьмое марта или день рожденья, а просто так. И ведь глаз хороший, ни разу в размере не ошибся. И наряды на Леночке сидят что влитые.
Сонька знала, почему: сшиты они, а не куплены. Хорошей портнихой, по Леночкиной фигуре.
И стоят немало.
И, значит, и правда видела Анна Марковна что-то этакое, может, и не вором был весельчак Ленька, воры с кровью дела иметь не любят, они руки свои чистыми сохранять пытаются.
— Она вас совсем заговорила? — Леночка стрельнула глазами.
— Да нет, деточка, — улыбка далась Соньке непросто. Она вдруг ясно осознала, что Леночка в курсе мужниных дел, а может, и не просто в курсе, но и помогает ему всячески. И если она заподозрит, что дорогая тетушка лишнего понарассказывала, то жизнь Сонечкина будет короткой. — Совсем сдала, бедняжка. Я помню, строгой она женщиной была, никому спуску не давала. А уж как на собраниях говорить начнет… заслушаешься! Теперь вот — беда… мямлит чего-то, ни слова не разобрать.
Поверит ли?
Леночка кивнула и погладила тетю по голове.
— Деточка, ты ж в больнице работаешь… а у меня сердце пошаливать стало. Давление так и скачет… может, принесешь каких таблеточек? А то в аптеке все по рецепту. Я заплачу!
— Что вы, Софья Александровна! — Леночка всплеснула руками. — Лекарства не зря по рецепту дают. Вот вы говорите, что сердце шалит, а оно ж по разным причинам шалить может. Вот выпьете вы не те таблетки, и вдруг приключится что-то? Да и в больнице все подотчетно… Вы лучше к доктору сходите. Пусть послушает вас, а там и выпишет…
— А какой есть хороший доктор?
Леночка была чудесной актрисой. Она ни словом, ни жестом не дала понять, что ей надоели назойливые Сонькины расспросы.
— В нашей-то больнице все доктора хорошие… но там вас не примут. Клиника специальная…
Для избранных, надо полагать.
И лечатся в ней люди непростые. Последний кусок мозаики встал на свое место: милая услужливая санитарка Леночка легко находит общий язык с теми, кто в больницу попал. А там уж и адресок выяснить несложно, и кто чем дышит, видно сразу, и про домашних порасспросить, и с ключиков слепок снять…
А дальше уже — Ленькин выход.
Конечно, если эту парочку еще не повязали, значит, действовали они осторожно, наверняка Ленька не сразу хату чистил, выжидал время, чтобы не увязали ограбление с больничкой.
И если разобраться — какое Соньке дело? Молчание — оно как есть золото… Она себя уговаривала, но из головы не шли слова про кровь.
Одно дело — воровать, и совсем другое — убийство…
Анна померла через три дня после того разговора. А накануне Сонька слышала, как ссорится молодая пара, и пусть в том не было ничего удивительного — и у святых случаются размолвки, но вот чтобы скандал был без слез, без посуды битой, но с гадючьим грозным шипением… нет, не все ладно было в той квартирке.
Анну хоронили всем домом, утешали Леночку, которая горевала, с виду — так искренне, пусть и была теперь свободна. И разве что Марьяна из соседней квартиры, рассчитывавшая, что учительская комната к ней отойдет, прошипела:
— Избавилась от тетки — и жирует!
Сонька кивнула, думая о своем.
Что делать? Молчать или позвонить кому… а кому? Анонимно? Так в милиции скоро выяснят, откуда звоночек сделан. И всех жильцов теребить примутся. Выйдут, естественно, на Сонькино боевое прошлое… нет, рот надо держать на замке. Бог-то все видит, и, чай, если дело так повернулось, значит, неспроста. Конечно, Соньку легко в трусости обвинить, а она и правда боялась за свою такую спокойную, налаженную жизнь.
И Ленькины кривые взгляды, вроде бы случайные, не добавляли ей спокойствия. Верно, клял он себя за ту отлучку. Сонька старалась вести себя обыкновенно, и, если случалось ей с Ленькой пересекаться, она не шарахалась в ужасе, как делают люди глупые, себя же выдавая, но вежливо расспрашивала его о службе, а как-то попросила, ежели случай выпадет, прикупить ей кофейного напитка. И, похоже, именно эта простая, соседская просьба убедила Леньку, что дворничиха ничего не знает.
Глупая она.
А Сонька и не стремилась умной быть, живой — оно всяко лучше.
Вскорости у молодой семьи пополнение случилось, и тут Сонька поняла: не только из-за того разговора Анна жизни лишилась, но еще и потому, что четвертый человек в той комнатушке не уместился бы.
— Орет и орет, — жаловалась Марьяна, уже почти потерявшая надежду заполучить заветные метры. — Спасу никакого нет! Я ей говорю — дай сиську дитяти, а она мне — молока у нее нет… молодая баба, а молока нет…
Сонька кивала и думала о том, что с появлением ребенка ссориться молодые стали чаще, что, в общем-то, было вполне обыкновенным явлением. Теперь Ленька пропадал из дому, возвращался навеселе и зачастую — пропахший духами и дешевыми сигаретами. Соседки качали головами, жалея бедную Леночку, повторяли, мол, такова она — тяжкая бабья доля. Она соглашалась, смахивала слезы, но… нет-нет, а мелькало в ее глазах что-то эдакое, недоброе.
Когда ребенка отдали в ясли — Леночка желала выйти на работу как можно скорее, — в семье вновь воцарился мир, пусть и хрупкий. Вроде бы все вернулось на круги своя, но… продлилось это затишье недолго. Полгода минуло, и Ленька за старое принялся.
— Да мне тут обрыдло! — в запале очередной ссоры, начавшейся, как обычно, тихо, но подвыпивший Леонид явно не намерен был шептаться. — Какого… мы тут торчим?!
Ответа Леночки Сонька не услышала.
— А ты мне рот не затыкай! Я — мужик! Как скажу, так и будет…
Что-то упало, разбилось, но женского крика, который раздавался обычно после грохота, не последовало.
— Угрожать вздумала? Так со мной же и пойдешь…
Ленька выскочил на лестницу, громко хлопнув дверью, и все, кому случилось выглянуть в коридор — а соседская жизнь людям всяко интереснее собственной казалась, — быстренько нашли для себя иные, важные дела.
Леночка выглянула на кухню спустя час, левый глаз ее заплывал синевой, губы опухли.
— Пьяный, дурной, — вздыхали бабы, утешая Леночку. Она молчала.
А Сонька поняла: скоро в нехорошей квартире произойдут перемены. И даже то, что протрезвевший Ленька поспешил к жене прибежать, мириться, с букетом гвоздик и коробкой «Птичьего молока», не отвратило ее от мысли, что вот-вот случится… нехорошее. Леночка цветы приняла, мужа встретила ласково, простила вроде бы… а спустя месяц Леньку убили. Новость об этом всколыхнула весь дом.
Одни его жалели, памятуя, до чего хорошим человеком он был, другие шептались, будто сам и виноват — загулял от жены да край потерял, связался с дурной компанией. Леночка побледнела, осунулась, тонкое личико ее сделалось и вовсе детским, и лишь глаза горели ярко.
— Как мы теперь? — повторяла она, прикладывая платочек к глазам.
