Мария Павлович - Felix
— А зря, красота — сильное оружие. — Она изрекла это так, будто говорила с тринадцатилетним сыном своей подруги.
— К чему ты?
— Я к тому, чтобы ты понял, что я вижу то, что вижу, но мой ответ — нет.
— Я еще не задал свой вопрос. — Игорь улыбнулся.
— Мой ответ — нет, — повторила она.
— Ты любишь его? — воспитанно поинтересовался он таким тоном, каким обычно справляются о здоровье дальнего родственника, имени которого точно не помнят.
— Тебя это удивляет?
— Да, — честно ответил он.
— Марк умный, великодушный и надежный мужчина.
— Согласен, но что можешь дать ему ты? Ты умеешь только брать.
— Совершенно верно. — Она посмотрела на него большими темными глазами. — Представь, что я пустой флакон, который в данный момент полон до краев.
— Слушай, — Игорь тяжело вздохнул, — я бы с удовольствием поболтал с тобой об энергетической целостности и духовном обогащении, но не вижу в этом смысла. Я не говорю тебе «сейчас и сегодня», я говорю тебе «тогда, когда захочешь».
— Ты знаешь, — она улыбнулась проходящему мимо пожилому человеку с тростью, — мы с тобой совершенно разные люди. Тебя тянет к тем, кто еще хуже, чем ты сам.
— Разве я первый, кто возжелал женщину своего босса? — Он постучал ногой в такт начавшейся новой мелодии «Странники в ночи». — Потанцуем.
Он не сомневался в том, что совершает ошибку. К ее темно-красному платью с вырезом на спине были прикованы взгляды всех гостей. На них смотрели, а она с присущей ей царственной манерой держаться: длинная шея, высоко поднятая голова — не обращала на окружающих никакого внимания.
«Женщина — вселенная», — подумал Игорь. У его напарника была подобная связь. Сколько лет прошло, а он все продолжал возвращаться к ней, искал встреч, будоражил свою жизнь, даже пытался дружить с ее мужем. И теперь, после стольких попыток остановить друга, он сам изо всех сил стремится туда же. Зачем? Что он может ей дать? Что он может дать себе? Но он уже был не способен остановиться.
Он, как и все его предшественники, думал, что сильнее. Он уже видел, как спустя какое-то время она будет рыдать, цепляясь за его ноги, не давая ему уйти. Он видел, как беззвучно мигает телефон, загораясь ее именем, пока он проводит ночи в компании Маргариты.
Почему он должен отказываться от нее, ведь, если верить теории Арнольда, случайностей не бывает. Он сделал выбор, и, если конь остается Ройтеру, значит, женщина уйдет с ним.
— У тебя это пройдет, — сказала она, игнорируя его протянутую руку. — Хочешь, дам совет? Когда возникает желание сделать что-то безрассудное, вот как сейчас, когда ты чувствуешь, что это начало плохой истории с несчастным концом, просто скажи — нет.
— Нет, — повторил он, улыбаясь и глядя на нее.
* * *Игорь не удивился, когда обнаружил, что, согласно плану рассадки, они с Арнольдом оказались за разными столами. Он устроился между хозяином известного конного клуба «Аметист» и его четвертой женой, напротив расположилась миловидная владелица туристического агентства. Она была одинокой, незамужней дамой средних лет и, вероятно, была обнадежена обществом видного холостяка-журналиста.
Последними свои места заняли Филипп и Вера, Игорь едва сдержал ироническую улыбку. Вера выглядела расстроенной, ее выдавали слег ка припухшие глаза, но платье на ней было очаровательное: темно-фиолетовое, плотно облегающее фигуру.
Филипп чувствовал себя неуютно. Он с трудом поднял глаза на Игоря, которому сразу стало жаль несчастного испанца. В конце концов, ревность делает людей дураками, и все поступки, совершенные под ее воздействием, обычно попадают в разряд тех, о которых с содроганием вспоминаешь всю оставшуюся жизнь. В таком состоянии никогда не совершишь рыцарских подвигов.
За ужином Игорь, как воспитанный человек, оказывал хозяйке агентства знаки внимания и всячески пытался дать понять Филиппу, что не держит на него зла. Но, по-видимому, тот решил испить чашу вины до дна. Он почти не притронулся к еде и сидел абсолютно потерянный, до тех пор пока на улице не стемнело и не пришло время конного выступления.
Одну из боковых сторон шатра подняли, и глазам зрителей предстал ярко освещенный плац, украшенный цветами и разноцветными тканями. Многие встали из-за столов, желая подойти поближе. Игорь последовал их примеру и поднялся на ноги, чтобы занять удобное место возле ограждения.
Он видел, как к Филиппу, прихрамывая, опираясь на палку, подошел взволнованный Костя и что-то зашептал на ухо. Они вместе заспешили к конюшне.
Программа состояла из пяти номеров, последними должны были выступать Феликс и Матвей. Утром из клуба доставили молодого коня по кличке Че Гевара, чтобы заменить Колумбу, которая вновь почувствовала себя плохо.
— Что случилось? — Игорь сумел перехватить Ройтера в толпе.
— Колумбе стало еще хуже, она чем-то отравилась.
— Может, отменить шоу?
— Зачем, — Ройтер нервно замахал руками, — ребята уже подготовились. Приехал паренек из клуба, прекрасный наездник, выйдет вместо Кости.
Первой на плацу появилась Нина в коротком фраке табачного цвета, белых бриджах и черных сапогах с золотым кантом вокруг голенищ. В руках у нее был черный кожаный хлыст. Она выглядела неотразимо.
Буцефал демонстрировал собранную, величественную рысь, стоя на месте. Хозяин конного клуба, оказавшись рядом с Игорем, взахлеб комментировал происходящее.
— Это называется пиаффе, — пояснил он, восхищенно глядя на площадку.
Буцефал начал медленно и ритмично продвигаться вперед.
— А это пассаж.
Через некоторое время Нина, оставаясь почти неподвижной, с прямой спиной и высоко поднятой головой, незаметным движением заставила лошадь оторвать передние ноги от земли.
— Эта позиция называется левада, смотрите внимательно, сейчас будет курбет.
Не успел собеседник Игоря произнести последние слова, как конь прыгнул вперед на задних ногах, держа передние ноги согнутыми в воздухе. Зрители восторженно захлопали, а Буцефал легко перешел на прыжок «козла», и все четыре его ноги зависли над землей.
— Прямо как козел. — Игорь с улыбкой посмотрел на соседа.
— Вы абсолютно правы, этот прыжок называется каприоль, от слова «capro», которое с итальянского переводится как «козел».
Следующим на плацу выступал Филипп, он успел переодеться в испанский национальный костюм наездника: черная куртка, золотая жилетка, шелковый розовый платок вместо бабочки, на голове шлем с золотыми и красными лентами, развевающимися за его спиной. Его караковая кобыла Мерседес выглядела под стать наезднику: грива завита и украшена лентами, на спине, под седлом, белый вальтрап с золотым шитьем, двойная черно-золотая уздечка со специальным бубенчиком, свисающим между глаз.
Каждое выступление длилось не дольше десяти минут и сопровождалось живой музыкой. В конце оркестр заигран бодрый марш, и все четверо наездников, включая двух представителей конного клуба, выехали на поклон, совершая дополнительный круг почета.
В толпе все отчетливей раздавалось: «Феликс, Феликс!» Гости, продолжавшие сидеть за столами во время предыдущих номеров, присоединились к зрителям, стоящим возле ограждения.
— Дамы и господа, не смею больше испытывать ваше терпение, — громко объявил со сцены ведущий под усиливающуюся барабанную дробь. — Представляю вам Феликса.
Все дружно зааплодировали. Из темноты на освещенный плац выехал Матвей верхом на Феликсе.
Игорь с трудом протиснулся сквозь толпу и вышел к опустевшему шатру. Воздух стал по-ночному прохладным, и он, поправив бабочку, мечтательно посмотрел на звездное небо.
Неожиданно раздался оглушительный звук, похожий на выстрел. «Салют», — подумал Игорь, продолжая смотреть вверх. После первого залпа небо над рекой осветило ярко-красное зарево, потом вокруг него вдруг стало совершенно темно. Послышались крики.
Глава 21
Жребий брошен
К утру уехала последняя пожарная машина. Во всех комнатах закончили обыск сотрудники Петровки, которых неофициально прислал друг Марка Аркадьевича из города. Клим пытался убедить всех, что эти меры были необходимы для выявления подслушивающих устройств, но все прекрасно понимали, что неприметные специалисты ищут улики, обличающие кого-то из семьи.
Феликс исчез. Так говорили люди, обращаясь друг к другу. Не пропал, не был похищен, не погиб, а исчез. Так было легче переносить внезапную утрату. Так семья могла выстоять. Исчез, как кролик в шляпе факира, как лужа на асфальте в солнечный день. В слове «исчез» не так явно проступал тревожный смысл произошедшего, там не было зловещих интонаций, безысходности. Слово «исчез» предполагало — появится.
Высохли слезы, рассеялся сизый туман от пепелища, которое еще накануне именовалось гостиницей. Приезжие следователи устали задавать одни и те же вопросы, пытаясь собрать воедино события предыдущего вечера.
