Аркадий Адамов - Болотная трава
— Не-ет, вокруг еще много жестокости, — вздохнул Иван Афанасьевич. — Где пьянь, где эгоизм, там и жестокость, и цинизм, и ничего святого.
— Насчет зелья да, — неожиданно охотно согласился Сеня. — И пьяни этой развелось небывало, я тебе скажу. Может, сейчас поубавится, ежели вовсе не перетравятся чем попало. Вот и Петька… Петр Евграфович, — поправился он, взглянув на Виталия. — Чуть что, так Гришку кулаком и гладит.
— Свою угодливую натуру из него делает, — проворчал Иван Афанасьевич. — Сам весь день до ночи спину перед людьми гнет, а на другой день фонбарона из себя корчит. Самая мерзкая порода.
Видимо, оба старика, при всей разнице во взглядах, были решительно настроены против Сопкиных — и старшего, и младшего.
— Да, ничего хорошего из этого в будущем не получится, — осторожно заметил Виталий, с интересом слушавший этот непривычный ему разговор и боясь помешать его течению.
— Уже не получилось, — строго констатировал Иван Афанасьевич.
— А ведь денежки у Петьки водятся немалые, — завистливо усмехнулся Семен Никитович. — Профессия-то прибыльная, если, конечно, умело вести.
— И совести не иметь, — сипло пробурчал Иван Афанасьевич, не меняя позы и все еще опираясь подбородком о свою палку.
— Само собой, — быстро согласился Семен Никитович. — Чуть пьяненький, он его — раз и в обсчет пустит. Или еще какие услуги. Знаю я эту механику.
— Ничего ты, Сеня, не знаешь, — Иван Афанасьевич покачал головой. — Откуда тебе ее знать? В наше время, когда мы молодые были и ты человеком был, эта механика с услугами еще, можно сказать, в зачаточном состоянии была, — он многозначительно поднял сухонький потемневший палец. — А сейчас шагу не сделать, чтобы чего кому не дать. Да что далеко ходить. Вон в моей школе, мне рассказали, прошлой весной отличница на экзаменах по трешке брала с ребят за решение задачек. Каково? Разве в наше время это могло быть? Бескорыстно подсказывали, по дружбе. А сейчас видал как? Откуда? От взрослых.
— А Гриша как на это смотрит? — спросил Виталий, до сих пор не вмешивавшийся в разговор стариков, чрезвычайно его самого взволновавший, и боясь этому разговору чем-нибудь помешать.
— Гришка-то? — весело переспросил Семен Никитович и махнул рукой. — Зеленый еще. Ха-ха.
— Вот дед у них был, — добавил Иван Афанасьевич, бросив быстрый взгляд на веселого Сеню. — Тоже по этому делу всю жизнь служил. Небось помнишь его, Сеня? Совсем другой человек был. И спину не гнул, и душой — ни-ни. Мы о нем такое хорошее помним, что не всякому скажешь. Время-то до войны было ого какое… — Он снова оглянулся на Сеню и хмуро усмехнулся. — Вот он в то время в Москве не был.
— Слышал, — сдержанно отозвался Виталий, ловя себя на том, что никогда не решился бы вести такой разговор со случайным собеседником.
— Уже хорошо, — согласился Иван Афанасьевич. — Потому что нигде вы об этом сейчас не прочтете. А знать историю Отечества надо во всей полноте, и хорошее, и плохое. Это я вам как учитель истории говорю. Бывший, правда.
— Заслуженный учитель, — угодливо заметил Семен Никитович.
— Это к делу не относится, — сердито оборвал его Иван Афанасьевич и неожиданно добавил: — А вот Гришу мне, между прочим, жаль. Он в чем-то неплохой еще парень, совсем неплохой.
— Однако Галку свою отдать за него не желаешь, а у них любовь, — коварно поддел его Семен Никитович.
— Да, нонсенс, — мрачно объявил Иван Афанасьевич. — Однако человеку свойственно забывать и надеяться. На этом во многом история строится.
— Но Гришка от Галки твоей не отступится, попомни мое слово, — убежденно произнес Семен Никитович. — Он парень упрямый.
Иван Афанасьевич в ответ только досадливо пожал плечами и вздохнул, давая понять, что спорить он тут не собирается.
— Выходит, отношения у них серьезные, — заметил Виталий и на всякий случай счел нужным добавить — Отсюда, возможно, и неуспеваемость.
— Ясное дело, — снова, уже весело, согласился Семен Никитович. С девками возиться учености не надо, зато время требуется.
— А сейчас он дома, не знаете? — спросил Виталий.
— Дома, дома, — проворчал Иван Афанасьевич. — Галка дома, значит, и он дома. А вечером в кино собрались.
— Он что же, без нее из дома уже не выходит? — засмеялся Виталий.
— Отходил, — сурово сказал Иван Афанасьевич. — Как его отец из милиции недавно привез — все, как отрезало. Ну и Галка, конечно, добавила.
— Она, как дед, учителем желает стать, — тонко хихинул Семен Никитович, не очень, однако, одобрительно. — Вот Гришку и воспитывает.
— Да вы зайдите, — посоветовал Иван Афанасьевич. — Один он сейчас. Отец на работе, а мать к бабке Авдотье за город уехала.
— Да, потолковать с ним надо, — вздохнул Виталий, поднимаясь со скамьи. — Спасибо за разговор. И доброго вам здоровья.
Он невольно при этом обратился к Ивану Афанасьевичу, но потом кивнул и веселому Сене. Иван Афанасьевич что-то проворчал ему на прощание, но в глазах у него при этом исчезла суровая настороженность, просто добрые глаза у него оказались.
— Всего, всего, — неунывающим фальцетом бодро откликнулся Семен Никитович. — Если что, всегда услужить рады.
Следуя указаниям стариков, Виталий пересек дворик, по щиколотку увязая в опавшей листве, зашел в темноватый холодный подъезд и поднялся на второй этаж. Возле двери нужной ему квартиры оказалось всего два звонка, и, прочтя таблички возле них, Виталий уверенно позвонил. Где-то в глубине квартиры послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась.
На пороге стоял невысокий плотный парень, белобрысый и курносый, в стареньких тренировочных брюках и клетчатой рубашке с растегнутым воротом. На круглом румяном лице быстрые голубые глазки прятались за длинными белыми ресницами, а светлых бровей почти не было видно. Парень с удивлением посмотрел на Виталия.
— Вам кого?
— Гриша Сопкин?
— Ну, он самый.
— Я к вам, — Виталий протянул удостоверение. Гриша с любопытством и чуть заметным испугом посмотрел в красную книжечку и, переведя взгляд на Лосева, мрачно спросил:
— Ну и что требуется?
— Поговорить требуется. Зайти можно?
— Ну да, да. А как же, — спохватился Сопкин. — Милости прошу.
Миновав длинную темноватую переднюю, они зашли в просторную комнату, обставленную дорогим, ещё новым гарнитуром и всю сиявшую этой современной, но под старину новинкой. «Кажется, югославский», — отметил про себя Виталий. В комнате царил идеальный, прямо-таки нежилой порядок. Они уселись в стороне, возле овального полированного столика с большой хрустальной вазой посередине.
— Я хочу сразу сказать, Гриша, — приступил к разговору Виталий, — что мы к тебе ничего не имеем, кроме просьбы. Помоги кое в чем разобраться. Только и всего.
— Тревожное выражение сошло с Гришиного лица, и он с облегчением сказал:
— Дак насчет той драки, если правду сказать, я…
— Та драка уже ушла, — махнул рукой Виталий. — Нас интересует сейчас Гарик Серков. Ты его ведь знаешь.
— Дак чего о нем знать-то, если так спросить?
— Это я тебе скажу. А сперва ответь честно: ты доволен, что Валерка, дружок твой, сел?
— Ну, как сказать… — растерянно пробормотал Гриша.
— Как есть. Ведь потому ты и дома спокойно сидишь, что Валерка сел. Верно? И Гарик тоже, кстати сказать, сел.
— Ну да? — изумленно вытаращил свои голубые глаза Сопкин. — Гарик сел? Ой, батюшки! — Он даже хлопнул себя по коленям. — А за что, если так спросить?
— Тяжелое за ним дело, Гриша, — вздохнул Виталий. — Тяжелей не бывает. И потому, кстати, говорить ты теперь можешь откровенно, бояться уже некого.
— А я, если правду сказать, — Гриша вдруг как-то сбоку, неожиданно остро взглянул на Виталия, — не очень-то кого и боюсь.
— На вокзале нашему товарищу показалось другое.
— Ха! А зачем это мне было храбрость там показывать? Там обратная картина требовалась, если правду сказать. — И голубенькие Гришины глазки хитро блеснули за белыми пушистыми ресницами.
— Ишь ты, тактик, — усмехнулся Виталий. — Ну-а сейчас, выходит, храбрость показать уже можно?
— Сейчас с нашим удовольствием, — Гриша кивнул золотистой головой.
— Тогда скажи, где Серков в Москве живет, вернее, жил? Где сейчас живет, это я знаю, — усмехнулся Виталий.
— Ну, где жил, — неуверенно повторил Гриша, подняв глаза к потолку и словно преодолевая какие-то сомнения. — То у родителей жил, то у невесты.
— Родителей? — удивленно переспросил Виталий. — Родителей ведь у него нет, он сказал.
— Он вам много чего скажет, — хмыкнул Гриша.
— Ну, что другое понятно. Но тут-то чего скрывать.
— А я почем знаю. Есть они у него, и все тут. Даже не извольте сомневаться.
Гриша как будто был даже доволен, что заставил Виталия удивиться, сообщив ему что-то такое, чего Виталий, оказывается, не знал. И, воспользовавшись этим, спросил прямо, без обиняков:
