Ольга Тарасевич - Проклятие Эдварда Мунка
– Так парень этот – системный администратор «Искусства»? – спросил Паша, откладывая свои записи.
Его руки задрожали.
Лена, ничего не заметив, кивнула и предложила:
– Чаю хотите? Я могу вам многое рассказать о творчестве Марины Красавиной. Она гениальный писатель, и вам будет интересно.
– Чаю не хочу, – Паша вскочил с дивана. – Творчество с удовольствием обсудим, но только позже. И последний вопрос. Видели ли вы вчера в подъезде незнакомых людей? Или, возможно, к Марине приходили друзья?
Девушка отрицательно покачала головой. Электричество включили под утро. Она так и уснула, не подготовившись к лекции. А мама, поднимаясь по темной лестнице, даже коленку ушибла…
3Все возвратилось на круги своя. Все это уже было. Пашин вихрастый затылок выражает немой укор. Бойфренд подключает к системному блоку монитор, клавиатуру, мышку. Его пальцы быстро бегают по клавишам. Паша сопит, разочарованно вздыхает, поправляя сползающие на нос очки, а потом вдруг разражается радостными возгласами.
– Что? Что ты выяснил? – спросила Лика, отложив альбом с репродукциями Эдварда Мунка.
– Дай мне минимум час, – пробормотал бойфренд. И не без удовольствия добавил: – Надеюсь, ты сдержишь свое обещание.
Обещание… Это не обещание, это просто смертоубийство какое-то. Выслушав подробности Ликиных похождений, Паша долго кричал:
– А если это тебя бы убили, а не Марину Красавину? Допрыгалась бы! Да как у тебя вообще такая мысль появилась?! Пытаться выманить преступника… Ты сошла с ума! Почему ты постоянно во все вмешиваешься? Ты же не следователь!
Вронская согласно кивала. Не следователь. Вмешивается напрасно. Больше не будет. Но вот сейчас в последний раз Паша должен ей помочь. Нельзя тянуть время. Еще одна женщина рискует закончить свою жизнь в страшных муках.
Услышав фразу «в последний раз», Паша оживился и начать перечислять. Нет, ему мало, что Лика не будет вмешиваться в расследование уголовных дел. Он хочет жить по-человечески. Обязательства перед редакцией, обязательства перед издательством – это замкнутый круг, и он никогда не разорвется. Поэтому именно теперь Лика должна пообещать: отныне на первом месте для нее будет семья. Прямо сейчас, сию же минуту, она выкидывает в мусорное ведро свои контрацептивы. Беременеет, уходит в декрет, рожает ребенка. Да ей уже почти тридцатник, дальше тянуть некуда.
– Ты согласна?
– А ты вскроешь Маринин ящик?
– Да.
– Я согласна…
«Обещания надо выполнять», – с тоской подумала Лика и вновь придвинула к себе альбом с репродукциями.
Она изучает картины норвежского художника в сотый раз. Ничего нового для нее на них уже нет, знаком каждый сюжет, каждый герой, каждая линия. И все-таки что-то упущено. Убийца продолжает свой кровавый путь. И он опять оставил репродукцию. На сей раз – гравюры «Поцелуй смерти». Осталось невыясненным самое главное. Таинственное послание из позапрошлого века. Оно так и не расшифровано. Убийца его расшифровал?
Лика смотрела на гравюру. Черноволосая женщина и жуткий улыбающийся череп. Работа не самая известная, в отличие от «Крика» и «Мадонны», которые убийца оставил у тел предыдущих жертв. Почему же именно эти картины? Должно быть, она ошиблась, думая, что интерес убийцы был связан с женщинами. Может, дело в самих картинах? А зачем Марине Красавиной понадобилось размещать объявление на сайте знакомств? Уж с мужчинами при ее внешности проблем быть не должно. Как же во всем этом разобраться?!
«Поняла. Мне надо еще раз подъехать к Михаилу Сомову. Тупой стажер из прокуратуры все равно уже все растрепал журналистам. А те сдали его со всеми потрохами. Скрывать подробности уголовного дела смысла уже не имеет. Михаил, зная все детали, возможно, что-нибудь подскажет», – подумала Лика.
Она сбросила халат, натянула джинсы, достала из шкафа чистый свитер.
В углу, где стоял компьютерный столик, раздался трехэтажный мат.
– Этого не может быть, потому что не может быть никогда! – выпалил Паша и снова заматерился.
Его глаза, не отрываясь, смотрели на экран ноутбука.
– Хотел его перегрузить, – пояснил бойфренд жалобным тоном. – И ты смотри, что за дрянь выскочила!
Внизу экрана виднелась надпись: «К компьютеру подключены дополнительные пользователи. Перезагрузка компьютера может привести к их отключению».
– Этот комп не подключен к локальной сети. Этот комп никогда не светился в Интернете. Я обрабатываю на нем информацию, потому что нельзя долго находиться в чужих системах, а кое-что надо подсчитать. Какие дополнительные пользователи на этой машине! К ней не присоединены другие наши компьютеры. Да даже хакеры в ней шарить просто не могут, потому что им забраться в нее неоткуда!
– Паш, не обращай внимания. Перегрузись и все. Я не знаю кто, не знаю зачем делает все для того, чтобы убийства женщин не были раскрыты, – тихо сказала Лика.
– Ты сходишь с ума, – Паша щелкнул по иконке «перезагрузка» и озабоченно посмотрел на Лику. – Это же техника! Кусок пластмассы, пара микросхем и винтиков. Здесь нет и не может быть мистики!
Вронская покорно кивнула и взяла сотовый телефон. Верный, надежный, почти новый крошка – «Самсунг». Он не мог найти сеть в помещении, где никогда не возникало проблем со связью!
Вздохнув, Лика сунула мобильник в карман – авось реанимируется – и вызвала такси со стационарного телефона. Паша, увлеченный работой, не заметил, как она бесшумно выскользнула за дверь.
– Скорее, пожалуйста, скорее, – торопила Лика таксиста.
– Опаздываете куда?
Нет, она не опаздывала. Михаил говорил, что работает допоздна, может и сутками не покидать мастерскую. А даже если и отправится домой – у нее есть ведь и домашний адрес, подъедет, дождется, расспросит.
Но беспокойство не отпускало Лику. Напротив, с каждым перекрестком и поворотом тревога делалась все сильнее.
– Подождите меня здесь, – Вронская протянула таксисту купюру и, поглядев на освещенные окна студии, заспешила к подъезду.
Она набрала номер квартиры, но дверь не открывалась.
«Понятно, у художника гости. Или, может, он заработался до такой степени, что не слышит ничего. Со мной такое тоже пару раз было. Что же делать?» – думала Лика, снова и снова набирая номер квартиры.
Внезапно дверь распахнулась, и из нее, беззаботно подпевая плееру, вышел подросток с флегматичной овчаркой на поводке.
Придерживая дверь, Лика замахала рукой таксисту:
– Идите сюда! Помогите мне, пожалуйста!
Идти одной в мастерскую Михаила в свете последних событий Лике не хотелось.
Грузный мужчина нехотя вылез из-за руля желтой «Волги», закрыл дверь ключом, поправил сползающую на глаза кепку. По направлению к подъезду он успел сделать всего один шаг. Потом двор наполнился собачьим лаем и истошными криками.
– Там! Скорее! Лайма человека нашла! Он весь в крови! – подросток вцепился в рукав таксиста и потянул его в сторону кустов.
Лика побежала за ними и вскрикнула. Художник лежал на спине, его рука зажимала рану на шее, и густая черная кровь струилась между пальцами.
– «Скорую» вызовите! – Лика толкнула застывшего таксиста и упала перед Михаилом на колени. – Кто? Кто это сделал?
Глаза Михаила скользнули по Лике. Он узнал ее, во взгляде мелькнуло удивление, но потом веки опустились.
В горле стоит комок. Надо говорить с ним. Это поможет, должно помочь. Пусть не умирает. Он будет жить долго…
– Михаил, сейчас врачи приедут, – глотая слезы, Лика взяла художника за руку. – Помните, вы мне говорили, что видели свет и тепло. И что должны нести все это людям. Потерпите немного. Чуть-чуть потерпите.
Губы художника шевельнулись. Морщась от боли, он выдохнул:
– Эдвард Мунк…
Потом его пальцы в Ликиной руке дрогнули. Лика посмотрела на грудь художника и, закусив губу, отвернулась. Он больше не дышал.
Сирена «Скорой помощи» зажгла в ее сердце надежду, но ненадолго.
– Пульса нет. Кровопотеря огромная, – сказала девушка в белом халате. – Милицию вызовите.
– Эх, вот что оно значит – женщина на корабле, – заворчал таксист. – Сейчас на полночи здесь застряну. А план кто делать будет?..
Голос таксиста доносился до Лики как сквозь плотный туман. Она смотрела, как тело Сомова накрывают белой простыней, и все никак не могла поверить, что нет больше красивого бородача, угощавшего ее кофе…
4Длинные полутемные сырые коридоры. Многочисленные лязгающие металлические решетки. Как непривычно скованным наручниками запястьям. Руки затекли, их покалывают иголки боли. Идти бы так вечно.
Молодой милиционер остановился у тяжелой стальной двери с решетчатым окошком, зазвенел ключами.
Распахнув дверь камеры, он втолкнул Василия Михайловича внутрь, отщелкнул браслеты.
