Елена Михалкова - Время собирать камни
— Ты меня шантажируешь? — зло прищурился Виктор.
Тоня встала, посмотрела на него и покачала головой:
— Давай не будем ссориться, хорошо? Мы с тобой и так довольно плохо живем последний месяц. Но я хочу, чтобы ты понял — я тебе не служанка. Не пылесос, понимаешь? Я твоя жена. И я хочу, чтобы ты уважал мое мнение.
Она пошла к дверям, но ее остановил голос Виктора:
— А с чего ты взяла, милая моя, солнышко лесное, что я должен уважать твое мнение? Ты чем-то это заслужила?
Тоня постояла минуту и, не оборачиваясь, произнесла:
— Когда ты на мне женился, ты, кажется, уважал мое мнение. С тех пор что-то изменилось? По-моему, нет, если не считать того, что я бросила работу и приехала туда, куда ты хотел. Если после всего ты перестал меня уважать, то давай вернем то, что было. Если нет, то положи деньги на полочку.
Она вышла из комнаты, а Виктор остался сидеть, невидяще глядя на страницу. Потом глубоко вздохнул, чтобы успокоиться и понять, откуда она этого набралась. Черт возьми, откуда?! Если бы он не знал абсолютно точно, что последние два часа его жена не выходила из дома, то поклялся бы, что она поговорила с какой-нибудь феминисткой, которая накапала ей на мозги. Но она не выходила. Значит, додумалась сама. Интересно, до чего супруга додумается в следующий раз?
Однако с возникшей проблемой следовало что-то делать. С одной стороны, Виктор не намеревался уступать: с какой стати? С другой, он отчетливо осознал, что Тоня способна выполнить свою угрозу. Она уйдет. Уедет к мамаше, а он останется тут жить один. Виктор вполголоса выругался. Не помогло. В конце концов, он же просто пытался ее защитить от ее же глупых поступков, как она не понимает?! Конечно, можно было бы объяснить свою позицию еще раз, но что-то подсказывало Виктору: это бесполезно. Он хотел как следует разозлиться, но не смог. Как ни крути, выходило, что придется сдаться. Да ладно, не такую уж большую сумму Тонька просит, чтобы спорить из-за нее. «Деньги положи на полочку…» — вспомнил он и усмехнулся. Хм, недооценил он стервозность своей жены, недооценил. Ну что ж, будем жить по новым правилам.
Успокоив себя на некоторое время, Виктор пытался читать, но мысли были далеко. Первый раз он потерпел поражение, причем от человека, которого не мог считать серьезным противником. Первый раз жена навязала ему свое решение. Угрюмо обдумывая ситуацию, Виктор совсем забыл, что речь идет о женщине, на которой он женился немногим больше года назад: в его глазах Тоня представала уже расчетливой стервой, которая, почувствовав слабину, начнет выкачивать из него деньги на тряпки и прочую муть. Но тут она сама вошла в комнату. Виктор взглянул в ее уставшее лицо, увидел круги под глазами, крепко сжатые губы и ощутил что-то вроде жалости. Действительно, что он из-за ерунды с ней спорит? Захотелось ей фигней заниматься, ну и пусть занимается.
Он встал, обнял ее и шепнул на ухо:
— Тонька, как же я без тебя буду существовать, а? Меня же волки калиновские загрызут. Неужели тебе меня не жалко?
Она молчала, озадаченная перепадом его настроения и ожидая подвоха.
— Уговорила ты меня, дорогая, — сказал Виктор, не дождавшись ответа. — Будет тебе собственный материальный фонд, будут ежемесячные платежи. Только ты их на чушь всякую не трать, договорились?
Нет, не договорились, хотела ответить Тоня, но только молча кивнула. Слава богу, в понедельник у нее будут деньги. Слава богу.
Весело насвистывая, Сашка крутил фарш. Он любил, когда мать жарила котлеты. Сегодня они с Колькой специально заехали на рынок, купили хорошего мяса, с жирком, и привезли в Калиново. Хотя тетя Шура и ворчала, что уже ночь на дворе, но ради сыновей она готова была заниматься стряпней хоть до поздней ночи. А еще и Юлька жила здесь со своими оболтусами — в школе объявили карантин. Все же помощь, да неплохая: готовила та очень и очень неплохо, особенно удавался ей холодец. Сашка довольно причмокнул, отодвинул кучу мясных «макарончиков», выползших из мясорубки, и засунул внутрь новые куски.
Колька стоял поодаль и смотрел в окно. Свет в почтальоновом доме погас.
— Ты чем там любуешься, а? — хохотнув, спросил Сашка. — Может, соседка раздевается?
— Ты, Сань, как-нибудь договоришься, — мрачно ответил Николай.
— Да ладно, чего такого? Ну нравится она тебе, и что, уж пошутить нельзя?
— Да не нравится! — повернул к брату покрасневшее лицо Николай. — А главное — шутки твои не нравятся!
Сашка хотел что-то ответить, но передумал. Провернув еще несколько кусков, попросил:
— Слышь, Коль, ты бы глупостей не делал, а? Плюнь.
— Не делаю я ничего, — буркнул Колька.
— Вы тут о чем? — раздался голос от двери.
Юлька, уперев руки в бока, смотрела на братьев с подозрением.
— Чего ты не делаешь?
— Да ничего. Отвяжитесь вы от меня!
— Сань, что с ним, а?
— От соседки крыша съехала, — весело ответил Сашка.
Колька сжал кулаки и сделал шаг к нему.
— Ты че несешь, блин?
— Да ладно, разве я не вижу…
— Коль, правда? — как-то растерянно спросила Юлька. — Коленька, да ты что?
— А что?! Ну что?! Да, нравится она мне, и что такого? Красивая баба, вот и все.
Он разжал кулаки и вернулся к окну. Юлька села на табуретку, с жалостью глядя на брата, сказала тихо:
— Выкинь ты ее из головы. Вообще выкинь их всех.
— С чего вдруг? Может, она с мужем паршиво живет.
— Да тебе-то что? Коль, ты мне поверь, — проникновенно произнесла она, — от Витьки одна только беда всем. Понимаешь?
— А Витька тут вовсе ни при чем.
— Нет, Коленька, при чем. Это его жена. Так что забудь и думать про нее, хорошо? Хватит, что он мне жизнь покалечил, — совсем тихо прибавила она.
— Да брось ты, — обернулся к ней Николай. — Подумаешь, втюрилась в детстве. Уж сколько лет прошло!
— Да при чем тут втюрилась, Коль? — грустно сказала Юлька.
— А чего?
Она помолчала, потерла лоб рукой. Сашка перестал крутить свое мясо и уставился на сестру.
— Эй, Юляш, а ну выкладывай!
— Что тут выкладывать, Сань, дело обычное. Он моим первым мужчиной был, вот и все.
— Витька?! — ахнули братья в один голос.
— Не орите! — шикнула Юлька. — Ваську с Валькой разбудите, только уснули. Ну чего вылупились на меня? Сами сказали — сколько лет прошло!
Колька с Сашкой глядели на нее во все глаза.
— Юль, а как же твой Юрка? — спросил наконец Сашка.
— А Юрка потому и ушел — простить мне не смог, что я его обманула. Говорил: сказала бы до свадьбы, так нашел бы себе другую, нетронутую. Сколько ни возвращался ко мне, а все же ушел. Я уж вам не говорила, а он ведь и руку на меня поднимал пару раз, как выпьет. И все добивался: скажи, кто да кто! А я молчала. Вот вам только сейчас и сказала. Так сколько воды утекло с тех пор! Но я к чему, Коль, говорю: забудь ты про них. Я вот к ним в гости не напрашиваюсь, в подруги не лезу, и ты так же делай. Что-то, смотрю, не больно-то Витька с женой нас и приглашают. А ты найди себе девушку нормальную и женись на ней.
Наступило молчание. Колька подошел к сестре, неловко положил руку ей на голову, взъерошил и без того лохматые волосы.
— Дуреха ты, дуреха, — с грустной улыбкой сказал он. — Иди-ка, котлеток нам нажарь. Мать уж уснула, поди.
Тетя Шура стояла за дверью, прижав руки к щекам. Услышав слова старшего сына, она бесшумно отошла и прокралась в комнату. Когда Юлька заглянула туда, мать безмятежно посапывала под пледом. Юлька ушла на кухню. Тетя Шура открыла глаза и уставилась в темноту…
Получилось так, что в субботу первым проснулся Виктор. Тоня, измотанная вчерашней сценой, крепко спала и не собиралась просыпаться. На улице было светло. «Уже десять? — удивился Виктор. — Ого, сильны же мы спать!»
Он оделся, вышел в кухню, вспомнил про неприятный разговор и, хмыкнув, отсчитал десять тысяч. Налил воды и подошел с кружкой к окну. День обещал быть хорошим. Пожалуй, можно Тоньку и в Москву свозить, решил выспавшийся, а потому пребывавший в хорошем настроении Виктор. Только диск надо сунуть в бардачок, а то после забудем.
Виктор нашел в ящике среди купленных им недавно музыкальных дисков один, с записями Армстронга, накинул в коридоре куртку, натянул сапоги и распахнул внешнюю дверь.
И остановился, вначале даже не поняв, в чем дело, хотел что-то удивленно спросить, но подавился первым же словом.
Напротив него, прислонившись спиной к стенке крыльца, сидел Аркадий Леонидович. Черная щель рассекала его горло от уха до уха, и вся шея, и воротник свитера тоже были черные. Голубые глаза смотрели куда-то на ноги Виктора, а рот хирурга…
Виктор сглотнул и медленно опустился на корточки. Теперь Аркадий Леонидович смотрел прямо на него. Но самое страшное было не это. Рот Аркадия Леонидовича был растянут в разные стороны — так, что получалась бессмысленная, глумливая усмешка, обнажавшая зубы. Нижняя губа треснула в двух местах, и на ранках застыла кровь. Не веря своим глазам, Виктор уставился на то, что заставляло труп оскаливаться.
