Наталья Андреева - Моя чужая женщина
– Сука! Убийца!
– Нет. У нее есть алиби. Она в тот вечер была не одна. Прислуга ночевала в доме. Соседи это подтверждают.
– Она им заплатила!
– Ее соседи – люди богатые. Их не купишь. Алина Одинцова из дома не выходила. Я тщательно все проверил. Она не могла убить твою жену. А вот у тебя есть алиби?
– Я не убивал!
– Она тебя науськала. Научила. Обрабатывала тебя. Внушала, что это идеальное убийство. И ты это сделал.
– Нет!
– Да. Я знал это еще вчера. У меня на руках был результат экспертизы. Об атропине сказала Одинцова. Когда ты от нее ушел, пузырек, стоявший в шкафчике, на кухне, пропал. Она тебе показывала этот пузырек. А потом он пропал.
– Я его не брал!
– Брал, Юра, брал. И убил свою жену. Ты месяц подмешивал ей в пищу атропин. А потом подумал, что подходящий момент настал. Уволил строителей, которые работали на доме. Спровоцировал скандал. Нина действительно кричала, что ты больше ее не увидишь. Но она имела в виду не самоубийство. Она решила от тебя уйти. И ты понял: надо действовать. Пора! Ты ушел открыто, уехал на машине, а вернулся тайком. И пешком. Около полуночи. Открыл дверь своим ключом. И вошел. Нина лежала на диване, в гостиной. Спала. Ты подошел к ней, спящей, приставил пистолет к ее виску и… выстрелил.
– Нет, – затравленно сказал Греков.
– Это ты ходил наверху, когда в дом вошли братья Петуховы. Ты, а не кто-нибудь другой. Ты мне не сразу позвонил. Сначала попытался успокоиться. Я знаю, у тебя бутылка виски наверху припрятана, в твоей спальне.
– Нет!
– Что, не припрятана?
– Да. То есть… Черт! Что я говорю?!
– По факту взяток, которые ты берешь, ведется служебное расследование. Накануне гибели Нина все-таки передала мне материалы. Есть ордер на твой арест. Тебе некуда идти. Ты попал. Скажи: ты убил Нину?
– Да! Да, да, да! Убил! А что мне оставалось?! По миру пойти?! Она, сука, следила за мной! Она решила меня бросить! Сдать меня прокурору! Второй раз мне бы это с рук не сошло! У меня выхода не было! Я и жил-то с ней только потому, что она меня шантажировала!
– И ты ее убил.
– Да!
– Я хотел задержать тебя сегодня вечером, после поминок, – устало сказал Петров. – Но мы попали в пробку.
– И ты решил меня раскрутить…
– Я же видел, что ты нервничаешь. И выпить хочется, а нечего. Ты сломался. Еще когда узнал о ее деньгах, об измене, о ребенке, о том, что было вскрытие, – сломался. Все, Юра. Мы приехали.
– А что у тебя в кармане куртки? Наручники?
– Да.
– Хочешь надеть их на меня?
– Хочу. Очень хочу.
Греков устало сказал:
– А ведь ты был моим другом.
– Думаешь? Скорее, приятелем.
– Мы столько дел вместе раскрутили. Последнее одолжение можешь сделать?
– А именно?
– У тебя в кармане не только наручники.
– Ты намекаешь на то, что у меня там пистолет?
– Да. Ведь ты же на задержание ехал, – усмехнулся Греков. – Опасного преступника. Быть может, хотел меня убить. При попытке к бегству.
– Быть может, – равнодушно сказал Петров.
– Так сделай одолжение: дай мне самому это сделать.
– А ты уверен?
– Да. Я в тюрьму не хочу. Дай мне пистолет, Володя.
С минуту Петров напряженно раздумывал. Юрий Греков старался не смотреть ему в глаза.
– Ну, хорошо, – сказал наконец Петров. – Это твой выбор.
Потом он полез во внутренний карман куртки, достал табельное оружие и протянул бывшему следователю:
– На, держи. Я думаю, что другого выхода у тебя нет.
Юрий Греков схватил пистолет и сквозь зубы сказал:
– Ошибаешься. Щенок!
Он наставил на Петрова пистолет и нажал на курок. Раздался сухой щелчок. Петров, не мигая, смотрел на него. Греков растерялся. Нажал на курок еще раз. И еще. Щелчки.
– Что? Не понимаю… Что? Не заряжен? Ты-ы…
– Что и требовалось доказать. Я предполагал такое развитие событий. Что, хотел убить меня и сбежать? – И Петров достал из кармана наручники. – Гражданин Греков Юрий Павлович. Вы задержаны по подозрению в убийстве своей жены. Завтра вам будет предъявлено обвинение.
– Ты-ы-ы… – прохрипел Греков.
– Кстати, нет у Одинцовой никакого алиби. Это чтоб ты знал.
– Ты-ы-ы…
Петров наблюдал в зеркало заднего вида, как из «Ягуара» выходит Алина Одинцова. В ту же сторону посмотрел и Греков:
– Эта сука… Она теперь тоже сядет. Я ее сдам.
– Видишь ли, Юра. Чтобы получить ее показания, я заключил с госпожой Одинцовой сделку. С согласия прокурора. Никаких материалов Нина мне не передавала. А вот Одинцова обвиняет тебя в шантаже. И у нее есть запись разговора, как ты вымогал у нее деньги накануне похорон. Она ведь следила за мужем, и «жучки» в гостиной в тот день еще не были сняты. Ваш разговор был записан. За эти материалы мы и пошли на сделку.
– Ка… какую сделку?
– Тело ее мужа вчера кремировано. Прокурор дал добро, поскольку нет криминала. А вдова сказала, что согласно воле покойного его должны кремировать.
– Воле… Какой воле?
– На днях было вскрыто завещание Одинцова, которое находилось у нотариуса. Полгода ведь прошло. Там указано, что Михаил Одинцов хотел, чтобы его после смерти кремировали.
– Это подлог!
– Но родственники покойного, которым согласно завещанию достается половина всего имущества, уже признали документ подлинным. И дали согласие на кремацию. Все, Юра. Его сожгли.
– И ты… Ты позволил? Ты-ы-ы…
– Мне нет никакого дела до Михаила Одинцова, – жестко сказал Петров. – А вот убийство Нины я не прощу.
– Но ведь это она… Это она! Она меня подбила! Одинцова! Запутала! Я ведь слово в слово повторял за ней! Это придумала она! Не я!
– Ты нажал на курок. Не она. И ты будешь за это отвечать.
Греков уже понял: это конец. Пробка кончилась. Автобус давно уехал вперед, позади, метрах в ста, стоял на шоссе красный «Ягуар» с разбитым задним бампером. Алина Одинцова разговаривала по мобильному телефону.
Она это сделала нарочно. Она отомстила. А Нина? Что с ним сделала Нина? Если бы он знал раньше, какой на самом деле была его Пробка! Если бы знал…
Сил сопротивляться уже не было. Щелкнули наручники. Петров стал звонить по мобильному телефону, чтобы их встречали.
