Евгения Горская - До последнего вздоха
– Мам, ты лекарства купила? – спросил тогда тринадцатилетний Вадим.
– Конечно! – Мать рассказывала, что новые соседи оказались душевными людьми, съездили в аптеку, привезли все, что нужно.
До этого новых соседей, купивших соседний участок, она не выносила и даже, кажется, с ними не здоровалась.
– Что мне делать, Вадик? Если она умрет, я тоже умру…
Вадим прошел в комнату, наклонился над Викиной кроваткой. Сестра лежала, отвернувшись к стене. Светлые волосы кудрявились на затылке. Он погладил Вику по голове, она открыла глаза, тяжело вздохнула.
Мать продолжала чем-то звякать на кухне. Вадим вышел на улицу, достал из кармана джинсов припрятанные сигареты и сразу увидел ежа. Ежа удалось поймать сразу. Он посадил его в ведро, ежик тихонько скреб лапками.
Вика хотела взять ежа в кроватку, но Вадим не разрешил. Он знал, что ежи разносят какую-то заразу.
Мать наплакалась и заснула, а он всю ночь просидел рядом с сестрой. Вика открывала глазки, он показывал ей ежа, она снова засыпала. Утром температуры у нее почти не было.
– Ты меня любил тогда.
– Я тебя и сейчас люблю.
Уж не потому ли ей так хочется быть больной, чтобы все ее любили и жалели?
Вадим подвинул себе стул и тоже сел.
– Вика, ты давно выросла. Тебе самой нужно обо всех заботиться.
– А я не забочусь? – поразилась сестра. – Вадик! Да я только и делаю, что обо всех забочусь!
Кажется, она собиралась заплакать. Вадим поспешно встал, повернул недописанный холст к стене.
– Я хочу пообедать.
– Динка не дала тебе еду с собой? – удивилась сестра.
Он сомневался, что сестра сует мужу по утрам завернутые бутерброды.
– Здесь рядом неплохое кафе.
– Я пойду с тобой, – решила Вика и задумалась. – Давай съездим в другое место. Там великолепно кормят. Это недалеко.
– Я без машины, – сообщил Вадим.
– Я тебя отвезу.
Он согласился. Понимал, что отвязаться от нее невозможно.
Вместо машины сестры внизу стояла «Ауди» Николая.
– Моя сломалась, – объяснила Вика.
Телефон в кармане тихонько звякнул. Вадим достал трубку – пришло сообщение из банка, что для него готова кредитная карта. Кредитов Вадим никогда не брал и сообщение стер.
– Это Дина? – равнодушно спросила Вика.
– Нет.
Равнодушие было сыграно хорошо, но он отлично понимал, как ей хочется знать про него все: кто ему пишет, кто звонит. Почему-то сейчас вместо привычного раздражения он почувствовал к сестре жалость.
Он уже успел сесть рядом с Викой, и класть телефон в карман было неудобно. Аппарат он выронил, чертыхнулся, попытался нащупать рукой и не смог, пришлось вылезти из машины.
Крохотный клочок желтой бумаги он заметил случайно, клочок еле заметно торчал сбоку от сиденья. Вадим поднял телефон и заодно подобрал обрывок. Посмотрел по сторонам, урны поблизости не увидел, скомкал бумажку в кулаке.
– Что это? – спросила Вика, глядя, как он комкает бумажку.
– Понятия не имею.
Он подумал и все-таки швырнул бумажный обрывок под машину. Под машину обрывок не упал, подхваченный ветром, понесся вдоль тротуара.
Что-то давно забытое напомнил ему этот желтый клочок, но он сразу о нем забыл.
30 июля, четвергВадим проснулся среди ночи, не понимая, почему ему страшно. Так бывало, когда он пробуждался от ночных кошмаров. Про кошмары он никому не говорил, даже Дине, но она сама догадывалась и обычно обнимала его, прижимаясь головой к его плечу.
Дина спала, отвернувшись к стене. Он машинально накрыл ей плечи одеялом, повернулся на спину, уставился в потолок. По потолку скользил свет проезжающих по улице машин.
Желтый клочок бумаги, который он вчера бросил на тротуар, очень напоминал этикетку от химических реактивов.
Сейчас он мог бы поклясться, что латинские буквы на желтоватом фоне были частью химической формулы.
Или он уже слегка помешался, непрерывно думая об убийстве Славы?
Вадим едва не застонал, проклиная себя за то, что не сохранил бумажный обрывок.
Этикетка – если это этикетка, конечно, – могла быть от чего угодно. От очистителя стекол, например.
Или от растворителя, который обязательно должен быть у Вики.
Он повернулся на бок, постарался думать о незаконченном пейзаже с солнечными бликами, но через минуту встал, понимая, что не заснет.
Из кухонного окна виднелись редкие звезды. Луны, которая, как сказал Николай, скоро должна стать голубой, видно не было.
Вадим включил чайник. Возиться с заваркой не хотелось, и он залил кипятком два пакетика. Подергал их за бумажные хвостики, чтобы получше заварились.
Он все-таки разбудил Дину. Она приплелась, потерла глаза.
– Спи, – сказал Вадим.
– А ты? – Она замялась, ей не хотелось ложиться одной.
– Я, наверное, прогуляюсь, – неожиданно решил он.
– Я с тобой, – быстро сказала Дина. Она сразу перестала быть заспанной и перестала тереть глаза.
– Зачем? – Он пожал плечами. – Тебе же работать завтра.
– Я с тобой, – твердо повторила она.
Она ему мешала сейчас. Ему хотелось побыть наедине со своими нелепыми подозрениями, которые были нелепыми настолько, что он боялся их озвучить.
– Ты что-то узнал?..
Сейчас его раздражало, что она угадывает то, чего он еще даже не сформулировал.
– Нет, – буркнул он. – Ничего я не узнал…
– Я пойду с тобой! – Она не стала его слушать. Он видел, она не отвяжется.
– Ну как хочешь, – вздохнул Вадим.
На улице оказалось прохладно и тихо. Почти неслышный днем шум мотора показался неуместно громким и почему-то враждебным. Огромная луна висела над домом, яркая, как прожектор.
– Ты что? – Дина заметила, что он уставился на луну.
– Ничего.
Николай не мог видеть луну в ночь убийства старушки. Окна их с Викой квартиры ориентированы точно так же, как его окна, и луну все последние дни видно не было. Он постоянно просыпался по ночам после убийства Славы, луну бы точно заметил. Все-таки он художник, такие вещи замечает машинально. Луны не было, а были такие же, как сейчас, редкие звезды. Если, конечно, не шел дождь. Тогда на небе не было ничего, кроме сплошных черных облаков.
Умница Динка вопросов не задавала, и только когда он свернул в сторону дачи Николая, с удивлением на него посмотрела.
– Я ни в чем не уверен, – опережая ее вопросы, объяснил он.
Все его подозрения казались полнейшим бредом, а это, пожалуй, было самым бредовым.
– Вадик… – она почему-то посмотрела на него с жалостью, – ты допускаешь, что…
– Помолчи, – перебил он.
Он не мог себе представить, чтобы Николай оказался киллером.
Но он допускал все, и даже это.
Ворота в дачный поселок были заперты. Вадим поводил рукой вдоль металлических прутьев, нашарил задвижку. На скрип открывающихся дверей никто не вышел. Сторож, если таковой и имелся, благополучно почивал, как и положено честным людям.
Он был здесь несколько раз, однажды вместе с Диной. Вика зачем-то затеяла отмечать Рождество на даче и долго уговаривала его приехать, раз уж не удалось встретить вместе Новый год. Вика чуть не плакала, и он согласился. Или он согласился, когда узнал, что ей удалось уговорить Славу?
Вообще-то они тогда неплохо посидели. Дина о чем-то болтала с Ириной, Вика вилась около мужа, а они втроем – Слава, Николай и он – бурно спорили о какой-то ерунде.
Машину он поставил напротив калитки, прижавшись к растущим вдоль забора кустам рябины. В ночной тишине проворковала какая-то птица. Дина выбралась из машины, зябко передернула плечами – за городом было холоднее, чем в Москве.
– Посиди. – Он кивнул на машину. – Хочешь, печку включу?
Она помотала головой – нет.
Забор был кирпичный, чуть выше его роста. Вадим потрогал ствол растущего рядом с забором дерева – калина, кажется. Уцепился руками за ствол, подтянулся, схватился за забор руками, спрыгнул на участок. Через заборы он не лазил лет, наверное, с семи.
За участком кто-то явно присматривал, трава была ровно подстрижена, кустики цветов аккуратно над ней возвышались.
Он двинулся вдоль забора к воротам. К счастью, они оказались запертыми только на задвижку. Если бы знал, мог просто просунуть руку и открыть. Он впустил Дину, обнял и постоял, уткнув нос ей в волосы.
Попасть в дом не было никакой возможности. Он несколько раз его обошел, оглядывая окна, подергал запертую дверь, посмотрел на стоявший в отдалении у забора сарайчик. Деревянный сарай явно предназначался для сноса. Вадим даже удивился, что Вика позволила оставить его на участке.
Сарай был закрыт на навесной замок. Он вернулся к машине, достал из багажника разводной ключ и, к собственному удивлению, довольно легко отжал державшие замок железные скобы.
Внутри было темно, и он порадовался, что в багажнике давно валялся фонарик. В углу стояли грабли и лопаты, вдоль стены с двумя маленькими окнами тянулись деревянные полки. Имелся и деревянный стол, превращенный в верстак. Он словно перенесся на пятнадцать лет назад, когда в таком же сарае у бабушки на даче с помощью электролиза наносил серебряное покрытие на маленькие листочки. Он срывал травинки и покрывал их серебром, а Вика вертелась рядом, и он боялся, что она обожжется кислотой. Впрочем, боялся зря, сестра никогда до реактивов не дотрагивалась, только смотрела.
