Владимир Шитов - Собор без крестов
Распоров угол матраса и пошарив в нем рукой, он достал из него многожильный медный провод длиной метра два. Закрутив концы провода на кистях рук, он проверил его на разрыв. Убедившись в крепости, направился к койке Меченого.
— Хоть одну тварь за собой возьму, — решительно думал он.
Подкравшись к койке Меченого, Утюг увидел, что тот спит вниз лицом на нижнем ярусе. Просунув провод под голову Меченого, Утюг, испытывая звериную ярость, с силой затянул провод на узел, при этом придавил худое тело Меченого к кровати своей огромной массой и держал его до тех пор, пока тело под ним не перестало дергаться.
Поднявшись с койки, Утюг посмотрел на зека, лежащего на втором ярусе, который с расширенными глазами, вылезающими от страха из орбит, смотрел на него.
— Я его удушил за то, что он был сексотом. Утром скажешь «куму», что его удушил я, а сейчас не бузи и не мешай людям спать, — грозным шепотом потребовал он.
Вернувшись к своей койке, он лег на нее передохнуть, о сне не могло быть и речи. Лежа с открытыми глазами, Утюг думал: «Одну проблему я уже решил. Теперь затаскают меня по этапам. Может быть, там мне повезет ускользнуть».
Представив, какие пытки начнутся утром, он, подойдя к окну, привязал конец провода к решетке, сделал петлю и повесился, избавив себя и многих других от мучивших их забот.
Глава 37
В кабинете начальника УО-15/1 полковника Долгошеева проходило оперативное совещание начальников подразделений и оперативного состава.
За допущенные упущения в работе, повлекшие не только разоблачение секретного сотрудника, но и его гибель, начальник второго лагпункта подполковник Уральский Анатолий Логвинович был понижен в звании на одну звездочку.
Строго в дисциплинарном порядке были наказаны и другие служащие лагпункта, по должности отвечавшие за работу с агентурой и за поддержание порядка на вверенных им объектах. Не избежал дисциплинарного наказания и сам полковник Долгошеев.
Ознакомив собравшихся с материалами служебного расследования, проведенного работниками УИТУ, Долгошеев сказал:
— Против изложенных неприятных фактов возражать не приходится. Мы с вами в текущем году работали никудышно. Чтобы в отношении нас управление не сделало более худшие выводы, мы обязаны, засучив рукава, капитально взяться за наведение порядка. Некоторые могут мне сказать, что они и так работают, как волы. Я же скажу так: если нас ругают за упущения в работе, а они налицо, то действительно мы хреново работаем и задаром едим хлеб. Сам не буду спать и вам не дам, но работу свою мы обязаны наладить, чтобы подобных ЧП у нас никогда не было. Мы расслабились, спустя рукава стали выполнять свои обязанности. Одни увлеклись слабым полом, другие рыбалкой, охотой, сауной. Какого положительного результата можно ожидать? НИ-КА-КО-
ГО!
Теперь перейдем к разбору второго вопроса. Информация, полученная от Меченого, получила полное подтверждение. За раскрытие тяжкого преступления нас благодарят. Утюг действительно совершил убийство. То, что он повесился, не жаль, туда ему и дорога, но мы лишились опытного секретного сотрудника. Мне ли вам объяснять, как трудно в таком контингенте они подбираются, и так глупо их терять — просто преступление.
Попутно возникают такие вопросы: откуда Утюг узнал, что Меченый наш человек? Вопрос очень важный, и, найдя на него ответ, мы многое проясним.
У нас коллектив устоявшийся, текучки практически нет, никогда утечки служебной информации не было и теперь — на тебе — появилась первая ласточка.
Принимайте все возможные и невозможные меры к тому, чтобы установить, где, когда произошла утечка и каким путем попала к Утюгу.
Убийство Меченого произошло на четвертый день после трагической для него информации. Утюг довольно оперативно разделался с ним в бараке, и никто ему не помешал. Где был актив, где были ваши глаза и уши?..
— Я же вам докладывал, что перед убийством к Утюгу подходил Свиридов Олег Рамазанович по кличке Оборотень, — не выдержав критики, защищаясь, пояснил Уральский.
— Правильно, докладывал, — не делая ему замечания за то, что он прерывает его, продолжил Долгошеев. — Но мы же не знаем, о чем они беседовали. Свиридов не отрицает факта беседы с Утюгом, а о содержании беседы отделался шуткой. Видишь ли, они с Утюгом спорили, какие яйца вкуснее: вареные или сырые.
Увидев на лицах некоторых оперативных работников улыбки, он заметил:
— Вы не смейтесь! Смеяться над нами есть кому и без нас…
В заключение своего выступления Долгошеев сказал:
— Когда будем работать умнее и оперативнее зеков, не вставших на путь исправления, тогда появится успех и результат в работе. Сейчас, к сожалению, приходится констатировать обратное.
Выступивший после Долгошеева майор Уральский сказал:
— Я признаю, что произошел ляпсус в нашей работе, и наказание принимаю как должное, без обиды. У меня в голове не укладывается, откуда и как произошла утечка информации? Не исключено, что Меченый мог тоже по пьянке кому-то проболтаться. Однако он опытный агент и в отношении себя не должен был проговориться.
Могу утверждать, что от нас информация не могла уйти. С целью недопущения подобных проколов в нашей работе дано задание всем сотрудникам не проходить мимо нарушений режима заключенными, независимо от того, существенное оно или несущественное. Во всех бригадах сделана накрутка активу, постоянно ему оказывается помощь, чтобы была реальная полезная отдача.
Выходя из кабинета Долгошеева, подполковник Григоренко подозвал к себе оперативного работника капитана Золкинова Владимира Матвеевича. Таких работников заключенные зовут «кумовьями».
— Послушай, «кум», а не обследовать ли нам с тобой баню?
— С какой стати! — удивился Золкинов.
— Ты помнишь наш разговор там, а не подслушал ли нас там кто?
— Такое не может быть, — обескураженно ответил Золкинов.
— Такого не должно быть, но быть может, а поэтому принимай мою просьбу как приказ. Сегодня идем париться, то есть прокрутим прежнюю ситуацию.
— Я вас понял! — ответил Золкинов без особого вдохновения.
— Сам понимаешь, наш разговор должен умереть между нами.
— Уж мне такую истину могли бы и не говорить, — ободряясь, заметил Золкинов.
Подполковник Григоренко, идя на эксперимент, допускал неприятные последствия как для себя, так и для Золкинова, если его подозрения подтвердятся, но служебный долг он поставил выше личного благополучия.
Однако приготовления и переживания Григоренко оказались напрасными. В сауне они с Золкиновым никакого подслушивающего устройства не обнаружили.
Наблюдающий со стороны оперативный работник доложил ему, что единственный заключенный, работавший в котельной оператором, к сауне не приближался и любопытства не проявлял, так что тревога, как посчитал Григоренко, была напрасной.
Успокоившись, Григоренко спросил Золкинова:
— Как Гончаров-Шмаков справляется со своими обязанностями?
— Еще как! Навел порядок не только в бане, но и в бараке. Кое-кого поставил на место, — похвалил его Золкинов.
— И кого он поставил на место? — поинтересовался Григоренко.
— Филиппова! — напомнил Золкинов.
— А я думаю, с какой стати Филя пустил кровь Шнифту, — догадался Григоренко. — Он решил намотать себе еще срок, лишь бы добиться перевода в другой лагерь.
— А не много ли власти у Гончарова-Шмакова, что люди идут на преступление, лишь бы не быть с ним в одном бараке? — продолжал пытать Золкинова Григоренко.
— Между прочим, Сарафан к власти не стремится и за нее не держится. Он поднял авторитет бригадира, у которого и бригада стала лучше работать да и в бараке больше стало порядка, — продолжал хвалить Сарафана Золкинов.
— Ты смотри у меня, Сарафан не Филя, с ним надо ухо востро держать. Похищенное золото во время следствия у него не было обнаружено и по настоящее время не изъято. По такой жизни, которая у нас сейчас в перестроечный период, золото не помешает не только Сарафану, но и ГОСУДАРСТВУ, — уважительно произнес последнее слово Григоренко.
— Несколько агентов получили задание обработать их, но прощупывание Сарафана с Валетом положительного результата не дало. Они в два голоса заявляют, что преступления не совершали, что им пришили нахалку и они сидят ни за что.
— Конечно, таких тертых калачей расколоть не каждому по зубам, но стремиться к этому надо, — завершая беседу, сказал Григоренко.
Глава 38
Пробыв в учреждении УО-15/1 несколько лет, имея много времени на размышление и изучение себя со стороны, Сарафан пришел к выводу, что ему, молодому медвежатнику, надо еще многому учиться, постигать и отрабатывать отдельные приемы, овладевать новыми навыками.
