М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая
До конца улицы, потом вниз, по склону до самого парка, пока не кончились силы и не пришлось плюхнуться на ближайшую скамейку. От зеленых газонов парка пахло так, как всегда пахнет на лугу летом. Птички поют, бабочки летают — почему самая большая задница в вашей жизни случается в такие прекрасные дни?
Послышалось пыхтение, топот. На искателя приключений упала тень.
Джейк молча, не моргая, смотрел прямо перед собой. Потом резко отвернулся.
Дюк прикурил сигаретку и присел на некотором отдалении. Джейк пошарил по карманам, прикурил тоже.
— Ну-у, — медовым голосом утешил компаньон, — кто обидел эти глазки? Вытри, компаньон, сопли, что ты, как девочка. Найдем другое что-нибудь.
— Я… я больше…
Мистер Саммерс потерся щекой о ворот, потом снова, потом ткнулся лицом в колени и закрыл голову локтями.
— Я больше не знаю ни одного дела по душе! — все-таки выговорил он.
Дюк приподнялся, пристроил саквояж поудобнее и улегся, как накануне, глядя в небеса. В цветочных кустах за спиной пилили и пиликали кузнечики.
— Дело по душе… — медленно произнес Дюк. — Не знаешь? А я знаю.
Компаньон замер. Сел, глядя все-таки в сторону. Размазал по морде пыль.
— Ну, ты понимаешь, — начал М.Р., — можешь, конечно, назвать меня, чем хочешь. Ну, не очень-то мне там и понравилось. И не только там. Ну, хорошо, пусть я пижон, девчонка и все что вам, сэр, заблагорассудится мне сказать.
Д.Э. решительно вытер нос.
— И понимаешь, — гнул свое М.Р., — этого ведь никто не понимает. Да и не поймет никогда.
— По горбу! — пообещал Д.Э. — Про дело давай!
— Да вот же я про дело! — обиженно вскричал Дюк. — Ну, что бы я в этой детективной службе?
— Как — что? — глухим от горя голосом сказал Джейк. — Как это что? Ты еще спрашиваешь!
— Ты же сам слышал, чем меня назвал этот, как его, Монтегю.
— Вот ты нашел, кого слушать! Верблюда грушевидного.
— Да стой ты, разогнался! — М.Р. закурил вторую сигарету сразу за первой и уставился то ли на воображаемый горизонт, то ли внутрь себя. (Выражение его подвижной физиономии сделалось почти таким же, как у компаньона, когда тот начинал бредить насчет головоломки).
— Я хочу сказать одну штуку. Знаешь, они почему это думают? Потому что ни у одного из них нет друга. Это, понимаете ли, сказки, глупости и каждый за себя. А если нет — извольте, фиалка. Но я, собственно, не об этом. Это — ерунда. Ты же газеты каждый день читаешь. Видел, что пишут? «Забил до смерти жену». «Избили». «Обокрали». «Повесили за убийство». Все эти злодеи, владеющие искусством перевоплощения и говорящие на всех языках мира, как у Пинкертона, — таких случаев один на десять лет. Ты же в газете работал. Помнишь, что редактор говорил? «Придумайте что-нибудь легонькое». В том-то и дело, что все интересное большей частью придумывается. Совсем, как это делали мы: графини инкогнито, гениальные жулики, ясновидящие. Оно не настоящее, сэр!
Выражение лица у компаньона было таким, что Дюк всерьез боялся получить по морде. Поэтому он быстро продолжал:
— Ты же в борделе кого только не видел. Очень тебе там нравилось? Ну, погонялись бы мы за всяким сбродом. Ну, месяц, ну, два. Ну, полгода. А потом что? Ты же, помнишь, еще во Фриско рассказывал, как блевал дальше горизонта, когда ту девочку мертвую нашел? А, думаешь, замечательно тебе будет чьи-нибудь куски, по консервным банкам разложенные, собирать? А эксгумация если? О, я трус, еще бы: говорю вслух то, о чем никто не скажет, потому что мужчины и не положено. Ну, а чью-нибудь там любовницу мужу сдать — сможешь? Сможешь? Вот так-то, сэр. Это тебе не «Черная кошка», это жизнь!
М.Р. посмотрел на молчащего компаньона.
— Не буду сейчас напоминать про этого твоего Фокса, не о нем речь. Он-то наверняка удачно смылся и живет себе припеваючи.
Д.Э. молчал.
— Да даже возьми нас этот Болджер, — упорствовал Дюк, — и не шушеру по кабакам и вокзалам гонять, а ловить убийц — настоящих, — так ты же терпеть не можешь, кода тебе говорят, что делать! Понимаешь, плохо это или хорошо, удобно или нет — это в тебе главное. Ты бы к Рождеству уже пришел ко мне, причем, с собранным саквояжем! И сказал: компаньон, мне здесь надоело, поехали искать дело по душе!
Помолчал и добавил:
— И вот еще что. Деньги. Ты же видел, как у них там все. И Монтегю этого видел.
— Хватит! — по-прежнему глядя в сторону, оборвал его Д.Э. — Нечего мне сопли вытирать. Переживу. Что за мир, а. Как будто нарочно: «нет», «нет», «нет»! Как будто там (он мотнул головой к небесам) специально подбрасывают тебе всякое дерь-рьмо — посмотреть, как ты будешь выкручиваться!
— Ты же говорил, что не веришь, что там кто-нибудь есть.
Джейк мотнул головой, убирая упавшую на нос прядь — сегодня она раздражала его особенно сильно.
— Я в Него — нет. Но до сегодняшнего дня мне казалось мне казалось, что, может, Он в меня верит.
Дюк хотел похлопать компаньона по спине. Джейк отодвинулся.
— Все думал, знаешь: есть что-то во всех наших трудностях, — заговорил он, торопливо чиркая спичкой — эта сигарета была уже третьей. — Что нас не возьмешь. Мы же из всего в конце концов выпутываемся. Всегда.
— Всегда, — подтвердил Дюк.
— А не приходило там в голову (Джейк поднял в небо мрачный взгляд), что настанет момент — и не смогу я больше?
— Кто? Ты? — поразился Дюк.
— Да! — рявкнул Джейк. — Что не могу я заниматься просто чемнибудь! Что в какой-то момент и у меня могут опуститься руки!
По щекам лилось самым позорным образом. Проходившая мимо семейная пара с мальчишкой лет двух замедлила шаг, обернулась, но Д.Э. так зыркнул, что мальчишку схватили за руку и торопливо увели.
— А твое? — спросил Джейк и прокашлялся. — Твое дело по душе, оно какое?
— Ну, сэр, — Дюк улыбнулся, — что же вы такой тупой-то сегодня?
Д.Э. обозрел компаньона.
— Ты же поэтом хочешь быть, бестолочь кудрявая! — он вытер глаза рукавом и засмеялся. — Хороша мы с тобой парочка!
— Не поэтом, а писателем, — скромно поправил Дюк. — Поэт из меня паршивый, тебя, вон, только если развлекать. А чтобы быть писателем… тут, понимаешь, такое дело… Надо, чтобы было, о чем писать. А то будет из меня такой философ-зануда, как тот, лысый с «Калифорнии», помнишь?
Дюк вытянул ноги, скрестил лодыжки и обнял спинку скамьи обеими руками.
— Но я, дорогой компаньон, сейчас и не об этом тоже. Похоже, ты прав: сложилась твоя головоломка. Поэтому я сейчас сделаю тебе подарок. Назову это твое дело по душе.
Паузу, которая последовала за этим утверждением стоило продать в лучший из бродвейских театров. Дорого. Наконец, Д.Э. выдохнул.
— Вот эти ваши махинации, — сказал Дюк.
И поправился.
— Ну, то есть, я хотел сказать, наши. В жизни не видел у тебя рожи счастливей, чем когда ты проворачиваешь какое-нибудь безобразие.
— Но, — с большой осторожностью сказал Джейк, — ты же говорил: никаких краж?
— А кто говорит о кражах? — возразил Дюк. — Зачем нам красть, когда честных способов полно?
Компаньон спохватился и закрыл рот.
— Я боролся до последнего, — сказал М.Р.
— Не оправдывайся, сын мой, — Д.Э. на глазах приходил в себя. — Я отпускаю тебе грехи.
— Спасибо, падре.
Оба молчали. Птички пели, бабочки летали, кузнечики, а, скорее всего, саранча, пилили и пиликали.
Часть четвертая
Дело по душе
Глава тридцать первая
Карьера двух жуликов
Ну, красавец, — от хождений М.Р. туда и сюда некрашеные доски меблированной комнаты на Девисадеро страдальчески скрипели. — А теперь договаривай. Все рассказывай!
Он остановился перед компаньоном. На кровать был как попало брошен пакет с пирожными. М.Р. точно знал, что там сырное печенье, кокосовые пирамидки и мармеладные конвертики — но был неумолим.
— Давай-давай, — потребовал он. — Выкладывай, прощелыга.
— Почему сразу прощелыга?
М.Р. остановился.
— Сначала ты соврал мне про покер — это во-первых, — проговорил он. — Потом ни одного слова мне не сказал: мол, жаль двадцати баксов — это во-вторых. Значит, деньги еще есть. При том, что живешь ты в комнате на двоих — один, за шесть баксов с морды в неделю — это в-третьих. Сам отчего-то носишь школьные тряпки и никаких брюк, которые ты вроде бы так и не успел отдать в чистку, нигде нет — это в-четвертых, и наконец, потому, что ни цента тебе не заплатила твоя мадам — это в-пятых!
Дюк произнес все это на одном дыхании, но компаньон, вместо того, чтобы оправдываться, смотрел на него счастливый, как год назад в игрушечной лавке.
— Как про мадам догадался?
М.Р. остановился.
— Если бы она тебе заплатила, — сказал он, держа руки в карманах, — ты бы сказал так: «…получил столько-то и столько-то». Ты всегда так делаешь. А ты сказал: «получил то, что причиталось». Взбучку ты получил, а не жалованье! Что ржешь?
