Светлана Алешина - Чудеса в решете (сборник)
– Более того, сейчас он адвокат, – поведала Лариса.
– Неисповедимы пути господни, – спокойно отреагировал Карташов.
– Но если участие Ромаева в преступлении было замято, то каким образом ты о нем узнал?
– Я разговаривал с человеком, который вел это дело, – ответил Олег.
«Так вот что связывает Алексея и Регину!» – подумала Лариса. Дела давно минувших лет, и дела весьма щекотливые, криминальные…
– А что показало вскрытие тела Насти Карякиной?
– То, что и должно показать: острое отравление наркосодержащим веществом, – ответил Карташов.
– И это все? – возмутилась Лариса. – В таком случае либо экспертиза вообще не проводилась, либо проводилась кое-как.
– Почему ты так думаешь? – заинтересовался Олег.
– Потому что Настя Карякина была беременна, а об этом не сказано ни слова!
– Ты-то откуда знаешь?
– Мне сказал жених Насти.
– Но это особого значения не имеет, – скептически скривился Карташов.
– А я думаю, что имеет, – возразила Котова.
– Почему?
– Потому что тогда начисто отметается версия о самоубийстве. Нормальная женщина не может пойти на это, будучи беременной. Действует инстинкт сохранения потомства – против природы не попрешь.
Карташов снова скептически посмотрел на Ларису, но возражать ничего не стал.
* * *Павлов сидел и терпеливо ждал. Он был уверен в том, что получит то, что хочет. По-иному быть просто не может. И в назначенное время раздался телефонный звонок.
– Алло, это ты? – сразу спросил Виталий Евгеньевич.
– Да, – хмуро ответили в трубку.
– Ну, и что скажешь?
– Сейчас я приеду и привезу все, что ты велел.
– О'кей, – коротко ответил Павлов и повесил трубку.
Он успел слегка выпить до ее приезда. Когда она вошла, он взглянул на нее насмешливым, полным презрения взглядом. С выражением явного превосходства он принял из ее рук нужные ему документы. Однако там не было главного – того, без чего он не мог достигнуть своих целей полностью.
– И что это такое? – угрожающим тоном спросил он.
– Документы.
– А где то, о чем я просил в первую очередь?
– Чтобы достать и эти, мне пришлось черт-те что совершить.
– Что же, интересно знать?
– С Лешкой пришлось побыть немножко, – огрызнулась она.
– С Лешкой? – тяжелым тоном спросил Павлов. – Это ничего… Это полезно… Тебе же это ничего не стоит.
Он поднял глаза и посмотрел на нее. Она молчала и едва сдерживалась, чтобы не разразиться матерной тирадой.
– Хорошо. – Павлов снова пролистал документы, которые лежали на столе. – На первый раз это очень хорошо. Но меня интересуют те самые документы – ты поняла, те самые!
Он сделал акцент на последних словах, и она нахмурилась еще больше.
– Какого черта? – наконец отозвалась она. – Давай пленку!
– Ты что, дурочка, что ли? – усмехнулся Павлов. – Я тебе обещал это только в случае выполнения тобой всех обязательств.
– Сколько тебе нужно денег, сволочь, чтобы ты отстал от меня?
– Я уже говорил – десять тысяч баксов.
Она думала где-то около минуты, молча куря сигарету. Потом, затушив ее в пепельнице, сквозь зубы процедила:
– Будут тебе деньги. Только если пленку не отдашь, то я тебя грохну. Вернее, не я, а другие люди.
– Ишь ты как заговорила! – изумился Павлов.
– Пеняй на себя, Виталик! – Она погрозила ему пальцем и направилась к выходу.
– Да я тебя сам грохну! – бросил ей вслед Павлов. – И никто не узнает!
Она остановилась около самой двери, повернулась и медленно подошла обратно к Павлову, который, слегка раскрасневшись от возмущения – какая-то шлюшка будет ему грозить! – сидел за столом.
– Послушай, Виталик, за что ты так ненавидишь Карякина? – почти ласково спросила она.
– Кто тебе сказал?
– Я это вижу.
– Он мне мешает, – ответил Павлов.
– А если я тебе не принесу эти документы, что ты будешь делать?
– Я уже сказал – пленка попадет к Карякину.
– Я этого не боюсь.
– Врешь!
– А если не вру? – Она заставила себя улыбнуться и присела на стол, обнажив свою длинную ногу в очень сексуальных колготках. – Если мне все равно?
– Я найду способ заставить его свернуть свое дело, – с дьявольской улыбкой сказал Павлов, не спуская глаз с длинной ноги.
Спустя несколько секунд улыбка, однако, сползла с его лица, и он, нахмурившись, вернулся к своему излюбленному тону, подчеркивавшему, как ему казалось, его превосходство над остальными людьми:
– Твое дело – принести мне документы. Мне все равно, перед кем тебе придется раздвигать ноги. Я не верю в то, что тебе безразлично содержимое пленки. А с Карякиным я сумею разобраться без тебя. Это не твой вопрос.
И посмотрел на нее своими безжалостными серо-голубыми глазами в упор. Она могла бы подумать, что такие же глаза были у гестаповцев, когда они допрашивали своих жертв в застенках, но не подумала. Потому что очень мало читала и не обладала ассоциативным мышлением. Она просто встала и, смерив Павлова ненавидящим взглядом, пошла к выходу. На сей раз Регина не стала останавливаться, открыла дверь и спустя несколько секунд растворилась в темноте.
Глава 7
«Да, надо отдать должное Карякину: все его женщины были красавицами», – подумала Лариса, глядя на женщину лет тридцати пяти, со стройной фигурой.
Учительница смотрела на нее внимательно своими огромными серо-голубыми глазами, словно пытаясь угадать, кто такая Лариса – друг или враг. Марина Юрьевна Лицова представляла собой тип настоящей русской красавицы с той неяркой красотой, которую не сразу-то и приметишь, а приметив, не оторвешь глаз.
Лариса заехала в школу, где некогда учились Настя Карякина, Регина Анненкова и Алексей Ромаев, сразу после того как распрощалась с Карташовым. Дальше ее путь должен был лежать в Бурово в поисках алкоголика Александра Шалеева. Что же касается файлов в персональном компьютере Насти Карякиной, то, набрав снова номер телефона хакера Ванеева, Лариса поняла, что придется ждать до завтра. С самим Карякиным и Региной она решила встретиться позже, рассчитывая на дополнительную информацию из персоналки Насти.
– Вы пришли вовремя, – сказала Лицова. – Я как раз собиралась уходить: у меня уроки закончились. Подождите минуту, я сейчас найду место, где мы могли бы поговорить.
Марина Юрьевна ушла, но уже через несколько минут вернулась обратно:
– Пойдемте со мной. Завуч разрешила нам воспользоваться ее кабинетом.
Лариса вошла в небольшую комнату, где стояли два письменных стола, шкаф и несколько стульев. Сев на стул, она еще раз внимательно посмотрела на учительницу. Впечатление та, конечно, производила приятное. Но мало ли было случаев, когда под ангельской внешностью скрывалась злобная натура?
– Марина Юрьевна, как долго вы знали Настю Карякину? – спросила Лариса.
– С семи лет, – ответила учительница. – Я в тот год только закончила институт и пришла в эту школу. Настя попала в мой самый первый класс. Я сразу ее полюбила. У Насти не было мамы, и, видимо, она испытывала потребность в материнской любви, потому что все время ласкалась ко мне. Я в то время была уверена, что у меня никогда не будет своих детей, и отдала свое сердце Насте.
– Почему вы думали, будто у вас не будет своих детей? – удивилась Котова.
Марина Юрьевна замялась:
– Знаете ли, это очень личное.
– Пожалуйста, расскажите, – попросила Лариса. – Меня интересует все, что связано с Карякиным.
Учительница после некоторой задумчивости пожала плечами и стала рассказывать:
– За два месяца до того, как устроиться на работу в эту школу, я вышла замуж. Скажу сразу: мы с мужем не любили друг друга, но были хорошими друзьями. Я вышла за Константина замуж из жалости: он был безумно влюблен в одну мою подругу, которая морочила ему голову, подавая надежды, а сама взяла и выскочила замуж за другого. Он же был совершенно одинок: его мать к тому времени умерла, он был ее единственным, к тому же внебрачным ребенком, родных никого. Мне было его жалко до боли в сердце, вот мы и поженились. Буквально через месяц после свадьбы Константин попал в аварию и стал инвалидом: у него отнялись ноги. Я решила всю себя посвятить мужу, но в тот же год встретила Карякина и полюбила его.
– Ваш муж знал о том, что вы любите другого?
– Да, знал. Костя был умный человек и все понимал. Он много раз предлагал мне разойтись, но я не пошла на это, зная, что у мужа никого нет, кроме меня. Мои родители тоже предлагали мне разойтись с мужем, говорили, что сами будут заботиться о нем, но я и на это не пошла. Целый год боролась со своим чувством к Володе, но потом поняла, что больше ничего не могу с собой поделать, и стала его любовницей. Самое удивительное – это то, что все друзья и знакомые сразу признали нас парой, нас никто не осуждал, а если и осуждали, то до наших ушей это не дошло. И рождение Никиты все восприняли как нормальное явление.
