Мария Жукова-Гладкова - Сокровище призраков
– Однако с тех пор по дому ходили слухи о несметных богатствах, оставленных купцом? – улыбнулась Лариса.
– Вы тоже слышали?
– Мы слышали про драгоценные камни, оставленные вором Синицей, про деньги, которые должен был привезти бизнесмен Олег Галушко. В общем, послушаешь местных жителей, так вся квартира должна быть начинена кладами. И поэтому у нас нет спокойной жизни. А от купца что должно было остаться?
– Монеты, золото, камни. Точно не знаю. Этот Юрий под вами наверняка хочет найти клад купца.
Мы с Ларисой переглянулись. Мы считали, что Юрий должен хотеть найти деньги, которые привез Олег Галушко. И теперь, если он постоянно слушал разговоры в моей квартире, он уже знает, что деньги нашлись и их забрал Святослав.
– Но клад нашли до него, – объявила Пелагея Михайловна.
– Давно? – спросила Лариса.
– В блокаду.
– Вы были здесь в блокаду?
– Да, мы никуда не уезжали. Отец был на фронте, а мы с мамой здесь. Варвара тоже осталась с матерью и бабкой. А в вашей квартире осталась одна семья. Не потомки купца – они успели уехать. К тому времени тут жил художник с семьей, в одной из комнат. Вообще тут много народу поменялось.
– Вы видели клад?
– Нет, не видела, но знаю, что у художника вдруг появились холсты и краски. Я знаю, что он очень страдал, так как было не на чем рисовать. Мы с мамой ему карандаши отнесли и бумагу. И другие жильцы отдали – что у кого оставалось. Вы понимаете, что о блокаде можно составить представление только по рисункам художников?
– Почему? – спросили мы с Ларисой.
– Да потому что фотографировать запрещалось! Были только официальные фотографы, снимки которых дошли до наших дней. А вы представляете, что такое официальная фотография, да еще в те времена? Мы все должны быть благодарны художникам, которые в те жуткие годы продолжали работать. Они рисовали то, что видели на самом деле. Не поленитесь – посмотрите как-нибудь блокадные рисунки. Их теперь публикуют. Ну и тогда все – по крайней мере, у нас в доме – понимали, что наш сосед запечатлевает историю для потомков. Звучит напыщенно, пафосно, но это так. Никто не спрашивал, откуда он взял материалы для работы. А он помогал всем продуктами. Мы ему отдали что смогли. А он потом нам подарки носил. Говорил, что продал картину. Ну кому он тогда мог их продать? Кто стал бы покупать картины, когда был страшный голод? Но все делали вид, что верят. И все молчали. И после войны молчали. Потом, когда появились первые кооперативы, их семья отсюда съехала. Сразу же купили квартиру. Больше я их не видела. Я не знаю, где его потомки. Он-то уже давно умер. Ему в блокаду было под шестьдесят. То есть его семья нашла какой-то клад купца. Я не знаю, где. Я не знаю, что. У меня нет никаких доказательств. Даже если вы найдете потомков художника, они вам ничего не скажут. С какой стати?
Мы с Ларисой переглянулись. Но кто все-таки искал клад купца? Или все жильцы этой квартиры хотели найти и одно, и второе, и третье? Клады купца, вора и бизнесмена? Все и сразу?
– Но семья художника нашла не все, – невозмутимо продолжала Пелагея Михайловна, попивая чай из блюдечка. Так, как пила она, по-моему, пили в купеческих семьях – судя по фильмам.
Пелагея Михайловна повторила, что никто не знает, сколько тайников оставил купец и что в них лежало. Она сама считала, что он не мог не иметь заначки. Не мог он вкладывать в бизнес все, до последнего рубля.
Но если художник, нашедший клад, делал великое дело и помогал соседям, то следующий удачливый кладоискатель быстро покинул пределы родной страны, обустроив свою смерть.
– Это вы имеете в виду бизнесмена, который расселил коммуналку? – вспомнила я.
– Да. Он собирался здесь жить. Мой сын…
Пелагея Михайловна отвернулась к окну. У нее в глазах блеснули слезы. Мы с Ларисой молчали и не лезли со словами сочувствия. Как мы уже знали, ее сын мертв.
– Мой сын работал у него и встречался с его младшей сестрой. Все у них было серьезно…
– Вы точно знаете, что тот бизнесмен нашел клад?
– Да. В этой кухне раньше стояла плита, которая топилась дровами. На ней готовили.
– Мы слышали об этом, – сказала Лариса.
– Этот бизнесмен делал ремонт. Зачем ему та страшная плита? Нанял каких-то белорусов. Помните, в те годы у нас в городе еще было мало таджиков с узбеками, но много белорусов и украинцев? Одни приезжали с колбасой и молочными продуктами, другие строили загородные дома, третьи занимались ремонтом. Бизнесмен пригласил моего сына, как потенциального члена семьи, чтобы помог избавиться от трупов.
– Бизнесмен убил рабочих?! – воскликнула я.
– А что вас так удивляет? – сурово посмотрела на меня Пелагея Михайловна.
Я стушевалась. Начало девяностых. Полный беспредел. У мужика наверняка было оружие дома. И бизнесменом-то он скорее был с криминальным душком.
– Ваш сын видел клад?
– Да. Он сказал, что из плиты все это посыпалось кучей…
– Ваш сын помогал бизнесмену обустроить свою смерть?
– Да, они использовали труп одного из белорусов. Патологоанатомическое исследование проводил Зиновий Степанович, который как раз перебрался в наш дом. Но вроде они и раньше были знакомы.
– Зиновию заплатили находками из клада?
– Не знаю.
– Зиновий знал про клад?
– Не представляю. Вообще-то навряд ли ему стали бы говорить об этом.
– И что было дальше? – спросила я.
– Этот бизнесмен переделал себе лицо. Я видела его с новым лицом через пару месяцев после «смерти» и не узнала. Мне сын сказал, что это он. Родственники тут все продали и уехали.
– А как они вывезли монеты и вообще все, что нашли? – спросила Лариса.
– Не знаю.
– Могли продать здесь, а валюту перевести на счета за границей, – заметила я. – А могли и товаром вывезти. Заплатили кому нужно…
– А ваш сын? – посмотрела на Пелагею Михайловну Лариса.
– Погиб в автомобильной аварии.
– Э-э-э…
– Я не знаю, случайность это или не случайность. Ничего не доказали.
– А та девушка? Младшая сестра бизнесмена?
– Они уже были женаты и жили отдельно. Сын квартиру купил в новом доме. Я отказалась переезжать. Детей не успели завести. Квартира осталась ей. Я не претендовала. Я не знаю, где сейчас эта девица, что с ней. Мы не общаемся. Сын расплатился за свои грехи. И за чужие тоже.
Пелагея Михайловна снова поджала губы. Она молчала какое-то время, потом посмотрела на меня:
– Так что ничего тут не ищи. Все уже найдено. Зря сюда все понаехали.
– Кто «все»? – не поняли мы с Ларисой. – Куда «сюда»?
– Ваши соседи сверху, – Пелагея Михайловна кивнула в потолок.
– А они кто такие? – спросила я. – Там вроде бы мать, сын и дочь.
«И дочь была любовницей Сониного мужа», – добавила я про себя.
– Потомки купца. По официальной линии. Это Варвара узнавала. Мать очень на прародителя похожа. У Варвары же фотографии остались. Бабка их успела прихватить. Хотела, чтобы дочь отца знала. Хоть как выглядел! Какое качество фотографий! Это ж сколько лет назад делали! То есть Варвара, когда эту новую соседку увидела, она ей сразу же показалась знакомой. А потом мы с ней вместе как-то старые фотографии рассматривали, в моей семье такие тоже хранятся. И мы обе одновременно все поняли. Ну а потом Варвара с ее-то энергией и пробивными способностями выяснила, откуда они сюда приехали, откуда туда, кто кого родил… Точно ее родственники, только она им не признавалась. Решила проследить, как тут дело развиваться будет.
– И… что? – подались мы вперед с Ларисой.
Пелагея Михайловна рассказала, что мать с двумя детьми переселилась в квартиру надо мной в те годы, когда тут проживал Семен Синицын со своей подругой. Дети еще были несовершеннолетние. Вообще мать по специальности парикмахер, а сейчас владеет несколькими салонами красоты. Управлять ими помогают сын и дочь. Похоже, есть в этой семье купеческая хватка прародителя. На квартиру мать заработала. Но они сюда переехали явно не просто так.
Мать быстренько завела шашни с Семеном Синицыным. Дело закончилось мерзкой дракой с его сожительницей. И Варвара Емельяновна, и Пелагея Михайловна были свидетельницами. Да все жильцы это видели и уж точно слышали.
Потом появился Олег Галушко с Маргаритой. Сын стал захаживать к Маргарите. У Маргариты, правда, еще один любовник был. Потом появилась Соня Вербицкая с мужем. Дочь стала любовницей мужа, у сына с Соней ничего не получилось. Наоборот, она мужу нажаловалась, что к ней сосед сверху пристает. Опять был скандал.
– Вербицкий мог что-то заподозрить, – высказала свое мнение я. – Сестричка с ним, братец к его жене пытался клеиться…
– Мог, – кивнула Пелагея Михайловна. – Но кто ж теперь точно скажет?
– Он порвал с этой девицей? – спросила Лариса.
– Точно не скажу. Не знаю, а врать не буду. И погиб он вскоре.
– То есть… – мы с Ларисой переглянулись и посмотрели на гостью.
– Не знаю. Не видела. Никто не видел. Но никогда у нас тут никакие хулиганы в подъезде не сидели. Милиция все на хулиганов свалила. Или на наркоманов, которым деньги на дозу нужны были. Но хулиганы или наркоманы один бы раз нож в тело всадили. Или два, если с первого не убили. Разве стали бы они так убивать? Мы с Варварой спускались вниз. Видели Сониного мужа всего ножом исколотого. Так только женщина могла бить. Обиженная, оскорбленная, брошенная.
