Ксения Баженова - Закрой глаза – я тут
– Molto! Molto bello![12] – говорил один полицейский другому, увидев рисунки.
Кира, в общем, рассказала все, как было, соврала только, что в подвал она попала якобы случайно, просто разглядывала дом, и тяжелая дверь захлопнулась. Стучала, но никто не слышал. Куда делся Дима, она не знает. Он ей ничего не говорил. Она сразу поняла, когда ее спасли, что ничего про него не скажет, потому что тогда они точно не увидятся.
Кира раскрыла шкаф – вчера вечером они с Глорией и девочками накупили ей целый гардероб – и стала выбирать, что надеть. Сестры разбежались по своим комнатам, Глория убирала со стола. Дементий щелкнул кнопкой пульта, и вспыхнул экран телевизора. В новостях рассказывали о том, что вчера утром в парке города N. был обнаружен неизвестный молодой мужчина со следами уколов на руке. После перечисления примет просили всех, кто знает что-либо о нем, сообщить по телефону…
– Наркоманов развелось, – вздохнул художник.
Такие сообщения были не редкостью, звучали с экранов телевизоров по несколько раз в день. Но в его мире все было прекрасно, и то, что происходило по ту сторону экрана, совершенно его не тревожило. Он снова нажал на кнопку пульта, и в стальной раме большой и очень дорогой плазменной панели снова воцарилась чернота.
– Пап, я его знаю, – услышал вдруг он у себя за спиной Кирин голос.
52
Полтора года спустя. Москва. Дима
Бутерброд с заветренной «докторской», растворимый кофе и дешевая сигарета. Вся квартира пропиталась их запахом, потолок стал желтым. Такой завтрак теперь у него всегда. «Докторская» не закрывается ни крышечкой, ни пленочкой. Кочует со стола в холодильник на потертой хозяйской тарелке и подсыхает. Потом на ее месте появляется новая, из соседнего сельпо. И батон. Иногда водка – бутылочка на выходные. Обеды на работе, жидкие щи, макароны и сосиска в столовке, но до работы надо сначала добраться. Однокомнатная квартира в облупившемся доме с тонкими панельными стенами и пузырящимися потолками за те деньги, которые он мог осилить, нашлась лишь в жопе мира, и от нее надо переться часа два на разнообразных железных оленях. Пора перебраться в местную районную газету, по крайней мере, не придется столько времени убивать на дорогу. Только тогда денег на эту квартиру не хватит и придется переместиться в какую-нибудь комнатушку в бараке еще дальше. Замкнутый круг.
Зачем его спасла та девушка-врач? Не дала спокойно умереть. Полежал бы немного в коме, а потом… Потом все. Наступила бы полная тишина. И покой. Зачем он нужен на этой земле? Что ему тут делать? Дима пытал себя этими вопросами очень часто. Но ответа не находил. Он был раздавлен, грустен и практически равнодушен к этому миру. Только иногда подгрызала досада на то, что его спасли. Тогда проводилось долгое муторное расследование. Дима говорил все как есть:
– Приезжала, колола, уезжала. Куда – не докладывалась.
Рассказал о том, как все случилось в последний день жизни Ады. Изложил подробно. И опустил лишь детали про подвал. Про Киру тоже спрашивали. Он не знал, что она им говорила, но уходил в несознанку:
– Приезжала. Чего-то там собиралась рисовать. Но мы не общались и даже не пересекались.
А на очной ставке с Кирой понял, что был прав, когда молчал, – девчонка не раскололась.
– И однажды я собрался с силами и ушел. Где была Кира в этот момент, не знаю, мне было слишком плохо. И правда ведь, я чуть не умер, но, как видите, мне повезло.
– Откуда вы взяли наркотики для последнего укола?
– Кира нашла в машине сумку. Ампулы были в ней. Последнюю я взял с собой.
Рассказал еще про фотографии, и их действительно нашли. С повесившимся парнем.
Обнаружились и другие Адины проделки, нашли разбитую машину Лауры, опросили знакомых и сделали выводы, после чего дело закрыли и Диму оправдали, признав его действия самообороной.
Он часто вспоминал о Кире. После того как следствие завершилось, они так и не увиделись. Он признавался себе, что грустит по ней. Однако объяснял свои чувства ее благородным поступком. И все же удивительно было, как они, не сговариваясь, так складно врали. Он думал даже, что, может быть, упустил свою судьбу. А в особо тоскливые моменты ему даже казалось, что он ее любит. Такие мысли он оправдывал своим одиночеством. И иронизировал тогда на тему, что на безрыбье и рак рыба. Еще он не мог понять, отчего ему так повезло в этом следствии? Почему его не посадили? Неужели только для того, чтобы проживать эти дни, похожие друг на друга, как номера газеты «Железные факты», и таскаться на эту унылую работу в душной маршрутке, в стоптанных ботинках, и в последние дни месяца наскребать мелочь на билет и дешевые сигареты. Его подташнивало от нынешнего начальника, главного редактора газеты, самодовольного и совершенно бесталанного болвана с сальными волосами, лоснящимися дешевыми костюмами, пивным брюшком и омерзительными пошлейшими шуточками. В этой серой жизни, правда, присутствовала одна важная эмоция – он любил кошку, которую нашел у подъезда своей «новой» квартиры и забрал к себе. Вдвоем есть заветренную колбасу гораздо веселее. Кошка была молчалива, ласкова, но при этом совершенно ненавязчива. Ходила в лоток и ничего не портила. Идеальная, прекрасная Кошка. Иногда вечером тоска совсем брала его за горло, Дима ложился на скрипучую тахту, и Кошка забиралась к нему под бок и урчала-урчала, и они вместе засыпали. Все остальное слилось в однообразное полотно, по которому он шел, автоматически кропая совершенно идиотские «факты», затискиваясь в переполненный автобус, потом в метро, потом в маршрутку, обратно в другом порядке, щи в столовке и жирная котлета, еще котлета Кошке, бутылочка, телевизор, зима, покупка чего-то теплого… Он перестал читать книги и перестал вообще думать о том, что когда-то был журналистом, известным всей Москве, имеющей отношение к глянцу. Дима не верил, что все произошедшее с ним до его службы у «сального» работодателя и жизни в этой квартире, случилось на самом деле. Он просто сходил в кино и вернулся в свою унылую реальность.
Оказавшись в Москве, он поехал к Юле. Больше всего ему хотелось стабильности, заботы, любви, участия, скучного ребенка, и он даже не отказался бы от ячейки общества с прилагающимися к ней родственниками в нагрузку. Вообще он так иронизировал, но ребенка хотелось. Стоит ли говорить, что она не очень обрадовалась внезапному гостю. То есть сначала, конечно, обрадовалась. Но потом, внимательно оглядев, послушав, – он все не рассказал, сообщил только, что ездил в Италию, заболел, лечился и немного выпал из обоймы, – заметно сникла. Его потрепанный, немного понурый вид она сравнивала с тем, другим, модным и самоуверенным, из прошлого, и нынешний был не в его пользу. Он даже не стал заикаться о том, чтобы к ней вернуться. Сразу почувствовал ее холодное напряжение. В этом статусе он был здесь явно не нужен. Она любила известного журналиста из глянца, молодого, талантливого и наглого, за которым бегало девок пол-Москвы, а он оставался с ней. Разговор не клеился. Юля нервничала и поглядывала на часы.
– Да я пойду сейчас. Можно чай допить? – И зачем-то еще сидел.
Он был прав в своих догадках: если бы не одно обстоятельство, Юля при должном количестве извинений, скорее всего, и приняла бы его обратно. А обстоятельство представляло собой мужчину, зубная щетка и бритва которого уже давно заняли место Диминых на стеклянной, аккуратно протертой полочке в ванной. И буквально с минуты на минуты этот блондин должен был прийти на пирог, который томился в духовке, а для неожиданного гостя не предназначалось от него ни кусочка. Дима понял это, когда зашел в совмещенную с туалетом крошечную ванную.
– Юль, ты ждешь кого-то? Сказала бы сразу.
И он, даже не вернувшись на кухню, ушел. Юля же испытала чувство облегчения, что некогда любимый испарился. Потому что только-только у нее все начало складываться, и вроде даже были намеки про замужество, уже ведь тридцать. И парень, кажется, хороший попался. Не хватало только ему встретиться с бывшим. Когда еще чуть-чуть – и белое платье.
А Дима особо не удивился. Жизнь пообтесала большим таким, тяжелым напильничком Димину самовлюбленность. И он лишь подумал о том, что если Юля с ее, казалось, безумной любовью так отреагировала на его появление, то что же скажут другие, просто прошедшие через его кровать. И он не стал звонить ни одной из них. Можно было, конечно, вернуться к родителям и жить у них. Он знал, что они примут его в любом виде, ночевал же он у них несколько дней, и они ничего не заметили, только мама все приговаривала, какой он худой и бледный, и пыталась кормить без остановки. Нет, к ним он не пойдет. Пусть хотя бы для родителей у него все будет хорошо. Дима какое-то время провел у друга Бори, бывшего одноклассника, простого хорошего парня, всегда готового помочь. Боря работал на автосервисе, и Дима в прошлые времена ездил к нему с Юлей чинить ее машину. Чтобы было подешевле. Сейчас он мог пойти только к нему. И жил там, пока не нашел место в своих «желтых фактах» и не снял эту квартиру. А Боря не задавал никаких вопросов. Дима сказал, что расстался с Юлей и надо перекантоваться.
