Барбара Гордон - Польский детектив
Майор промолчал, но комендант, ничуть этим не смущенный, продолжал:
— Я думаю, вам понравится в Подлешной.
— Спасибо, но у меня нет денег на виллу, и потом, я не намерен расставаться с Варшавой. На Рашиньской мне совсем неплохо живется.
— Я и не предлагаю вам навсегда расстаться со столицей. Просто в Подлешной климат целебный, а ведь вы болели, и тяжело болели.
— Знаю, что болел и даже побывал неподалеку от Подлешной, в местечке, которое называется, точнее, называлось, «Творки» [1]. Вы это хотели подчеркнуть?
— Оставь, Бронек. Я вовсе не это имел в виду. — Комендант отбросил официальный тон: перед ним был старый друг, еще со времен оккупации.
— Все вы считаете меня чуть ли не сумасшедшим.
— Опять за свое. Я к тебе всей душой, а ты даже не хочешь выслушать.
— Прошу прощения, пан комендант.
Полковник пожал плечами.
— Сидишь тут над своими бумажками, как барсук в норе, а я хочу тебя вытащить. Уверен, что Подлешная тебе подойдет.
— Как это — подойдет?
— Ну… я бы назначил тебя туда, временно, конечно, комендантом местного милицейского поста.
— Что, не хватает сержантов на эту должность?
— Хватает, конечно. Но мне кажется, в создавшейся ситуации ты бы подошел больше.
— Я уже совсем никуда не гожусь! «Майор непригодный», как меня тут называют. — Голос Неваровного дрогнул. — Даже в отделе статистики я вам надоел. Спасибо, что хоть представляете меня на должности капрала в Подлешной, а не каким-нибудь сторожем в доме отдыха, например в «Мазурском дворе» под Элком.
— Ох, Бронек, Бронек! С тобой надо иметь адское терпенье!
— Скажи прямо: я тут лишний, и пора мне убираться ко всем чертям.
— Я даю тебе самую ответственную работу, которая есть сейчас в управлении, а ты брыкаешься.
— Хороша ответственная работа! Четыре человека в штате, и следи по субботам, чтобы никто драки на станции не устроил.
— Ты что, Бронек, ничего не слышал? Газет не читал?
— А что я должен был слышать?
— Комендант милицейского поста в Подлешной был позавчера убит. Преступник не найден. Завтра похороны. Все только об этом и говорят.
— Что-то такое болтали девицы в моей комнате. Говорили об убийстве какого-то Краковяка, но я не слушаю чужие разговоры.
— Не Краковяка, а Квасковяка. Так звали беднягу. Его нашли позавчера утром в лесочке, там, где кончается улица Розовая. Убит ударом по голове. Вероятно, топором или ломом.
— Что установило следствие?
— Немного. Лишь время преступления. Врач определил, что Квасковяка убили между половиной пятого и половиной шестого утра. Тело было найдено в шесть, а жена сержанта сказала, что муж вышел из дому около четырех.
— Так рано пошел на работу?
— Пожалуй, нет. Если не было дежурства или еще каких-нибудь дел, он приходил туда около семи. Перед работой обычно заходил на станцию купить газету и проверить, все ли там в порядке. В Подлешной вокзал — своеобразный центр. Там все встречаются. Там же чаще всего случаются скандалы и кражи. Милиция внимательно следит за этим местом, особенно утром и вечером, когда люди едут на работу и возвращаются домой.
— Зачем же он вышел из дому так рано?
— Вот этого-то мы и не знаем. Его жена твердит, что в последнее время Квасковяк очень часто выходил из дому около четырех утра и через час возвращался. Что делал в это время, об этом он никому не говорил.
— Оружие у него взяли?
— Нет. При нем не было, оружия. Он вышел в тренировочном костюме.
— Занимался спортом?
— Нет, нет.
— Тогда почему же он был в тренировочном костюме?
— В этом деле довольно много вопросов, на которые мы не можем ответить, — сказал полковник. — Нам известно, что бывший комендант поста в Подлешной всегда выходил из дома в тренировочном костюме. Если шел дождь, то накидывал плащ. Возвратившись, брился, завтракал, надевал мундир и шел на службу.
— Далеко от дома его нашли?
— В Подлешной все близко. Розовая — третья улица от Резедовой, на которой жил Квасковяк. Да мы и не уверены, что его убили на Розовой. Есть предположение, что тело перенесли потом, а убийство совершено в другом месте.
— Следы борьбы обнаружены?
— Никаких. Очевидно, его застали врасплох.
— Должно быть, он хорошо знал убийцу и совсем не ожидал нападения с его стороны.
Полковник улыбнулся и заметил:
— Вот так, Бронек, ты злился, когда я предложил Подлешную, а сейчас сам уже включился в следствие. Ты прав, Подлешная — поселок небольшой, там все друг друга знают. Квасковяк проработал в Подлешной восемь лет, дослужился до старшего сержанта и был назначен комендантом поста. Его предшественника направили на переподготовку в Ивичную, а потом перевели в отдел автоинспекции при нашем управлении. За восемь лет Квасковяк наверняка перезнакомился со всеми жителями поселка.
— Но, я думаю, что если бы он встретил кого-то подозрительного, какого-нибудь местного хулигана, то наверняка не стал бы подставлять ему голову.
— И да, и нет, — ответил полковник. — Кто-то мог устроить на него засаду: спрятаться за деревом и ударить сзади, когда сержант проходил мимо.
— Не исключено. Может быть, месть? У коменданта такого местечка наверняка немало врагов.
— Именно в этом направлении ведет следствие капитан Левандовский. Ты ведь его знаешь?
Неваровный поморщился.
— Самоуверенный сопляк. Думает, что если кончил школу в Щитне и стал магистром права, то уж умнее его нет никого на свете.
— Ты слишком строго судишь. В способностях ему не откажешь, да и в работе у него успехи. Но вернемся к Квасковяку. В поселке его любили и уважали. Люди были благодарны ему за то, что он очистил район от всякой мрази.
— А эта мразь его и прикончила?
— Скорее, это были «гастролеры» из Варшавы, Женсова или Рушкова. Там хулиганов хватает. В Подлешной их значительно меньше. Не забывай, что там в основном живет интеллигенция, и довольно состоятельная.
— Зато много «золотой молодежи», разных маменькиных и папенькиных сынков.
— Несомненно, — согласился полковник, — есть и такие, но Квасковяк сумел их прибрать к рукам. Он особо не церемонился ни с ними, ни с их родителями и добился того, что Подлешная стала самым спокойным из окрестных поселков.
— Поэтому у него и было много врагов, которые его убили.
— Если бы это произошло лет пять назад, то ты был бы прав. Мы не исключаем такого варианта, именно над ним работает Левандовский, но мне кажется, что все это не так просто.
Неваровный задумался.
— Да, — согласился он, — утренние прогулки коменданта, да еще в тренировочном костюме, дают повод для размышления. Если бы он кого-то боялся, то не выходил бы без оружия.
— Все говорит за то, что Квасковяк не чувствовал опасности. Время, которое он выбрал для своих странных прогулок, очень удобно для преступника. Темно, холодно, безлюдно. Во всей Подлешной в такую пору вряд ли встретишь хоть одного человека.
— И тем не менее именно в этот час комендант гулял по улицам поселка. Как долго это продолжалось?
— Жена сказала, что уже три месяца. Несколько раз в неделю он ставил будильник на четыре часа утра, вскакивал с постели, надевал тренировочный костюм и выходил. Возвращался он иногда через десять минут, а иногда через час.
— Интересно. И жене он никогда ничего не рассказывал?
— Он не посвящал ее в служебные дела, да она и не спрашивала.
— Хорошее качество для жены милиционера, но только осложняет следствие.
— Я не думаю, — заметил полковник, — чтобы Квасковяк выходил просто проветриться перед рабочим днем. Он наверняка за кем-то следил.
— Но ведь он был обязан сделать какую-то запись в служебном блокноте.
— Не сделал. Мы перетряхнули весь участок, обшарили его дом, но не нашли ни единой заметки на эту тему.
— А свидетели?
— Это тоже любопытно. Мы опросили почти всех жителей улицы Розовой и немало живущих поблизости. Но никто и никогда не видел старшего сержанта во время его утренних прогулок.
— Тот, кто его убил, наверняка видел.
— Если мы случайно допросим и убийцу, то он, конечно же, не сообщит нам о встрече с Квасковяком.
— За два дня проведена огромная работа, — заметил Неваровный.
— Но она не принесла ни малейшего результата. Весь состав уездной комендатуры в Пушкове принимал участие в расследовании этого дела, не говоря уже о нас. Материалы следствия насчитывают несколько сот страниц, но если их хорошенько выжать, то, кроме воды, там ничего не окажется.
— Кажется, капитану Левандовскому достался крепкий орешек. — Неваровный усмехнулся с оттенком удовлетворения. Ведь именно Левандовский принял у него одно дело и блестяще его закончил.
