Морье Дю - Французов ручей
--Захария Смит, миледи.
--Хорошо, Захария Смит, если это все, что тебя тревожит, обещаю похлопотать за тебя перед королем.
Стражник довольно разулыбался. Через несколько минут его напарник принес поднос с пивом. Стражник запер за ним дверь и подошел к столу.
--Пью за ваше здоровье, сударыня, -- проговорил он. -- А также за то, чтобы в кошельке у меня никогда не переводились деньжата, а на столе - сытная еда. Ну а вам, сударь, желаю быстро и без хлопот перебраться в мир иной.
Он разлил пиво по стаканам. Дона взяла свой стакан и, чокнувшись со стражником, сказала:
--За здоровье будущего лорда Годолфина!
Стражник откинул голову и, причмокивая, принялся потягивать пиво. Узник тоже поднял стакан и, с улыбкой взглянув на Дону, произнес:
--А также за здоровье леди Годолфин, которой сейчас, наверное, приходится несладко!
Дона осушила стакан и собралась уже поставить его на стол, как вдруг в голове ее промелькнула смелая мысль. Она посмотрела на француза и, встретившись с ним глазами, поняла, что и он подумал об этом же.
--Скажи, Захария Смит, -- спросила она, -- ты женат?
Стражник ухмыльнулся:
--Дважды, сударыня. И четырнадцать раз становился отцом.
--Тогда тебе должны быть понятны переживания его светлости, -улыбнулась она. -- Впрочем, с таким опытным врачом, как доктор Уильямc, бояться ему нечего. Ты ведь знаешь доктора Уильямса?
--Нет, миледи. Я родом с северного побережья, а доктор, говорят, живет в Хелстоне.
--Да, доктор Уильямc... -- задумчиво протянула Дона. -- Такой забавный худой коротышка. Я как сейчас его вижу: круглое серьезное личико, ротик-пуговка и при всем при том большой любитель пива.
--Остается только пожалеть, что его нет сейчас с нами, -- промолвил узник, опуская свой стакан. -- Но, может быть, покончив с делами и наградив лорда Годолфина долгожданным наследником, он не откажется пропустить по кружечке пива?
--Боюсь, что это случится не раньше полуночи. А ты как считаешь, Захария Смит? У тебя ведь в этом деле большой опыт?
--Да, миледи, полночь -- самое благоприятное время для младенцев. Девять моих сыновей появились на свет именно в ту минуту, когда часы били двенадцать раз.
--Ну что ж, -- сказала Дона, -- как только я увижусь с доктором Уильямсом, я непременно передам ему, что Захария Смит, который может похвастаться тем, что детей у него чертова дюжина и еще на одного больше, приглашает его распить по кружке пива в честь знаменательного события.
--Это будет самая памятная ночь в твоей жизни, Захария, -- добавил узник.
Стражник поставил стаканы на поднос и, подмигнув, ответил:
--Это уж точно, сударь. Если у лорда Годолфина родится сын, в замке начнется такое веселье, что к утру, глядишь, и про вас забудут.
Дона взяла со стола рисунок чайки.
--Я выбираю вот это, -- сказала она. -- Идем, Захария, мне кажется, нам лучше спуститься вместе, чтобы лорд Годолфин не заметил в твоих руках поднос. А узник пусть снова возвращается к прерванному занятию. Прощайте, сударь, желаю вам покинуть завтра эти места так же легко и незаметно, как перышко, выпорхнувшее из моего окна.
Француз поклонился.
--Это зависит от того, сударыня, сколько кружек пива сумеют одолеть Захария Смит и доктор Уильямс.
--Ну, уж меня-то ему не перепить, какой бы он там ни был выпивоха, -проговорил стражник и распахнул перед Доной дверь.
--Прощайте, леди Сент-Колам, -- сказал узник.
Дона остановилась на пороге и посмотрела на него. Ей вдруг со всей очевидностью стало ясно, что предприятие, затеянное ими, гораздо рискованней и опасней всех его предыдущих операций и что в случае провала спасти его от виселицы будет уже невозможно. Но он неожиданно улыбнулся -- той самой затаенной улыбкой, которая всегда казалась ей выражением сути его характера, улыбкой, за которую она полюбила его и которую уже никогда не забудет. И, глядя на эту улыбку, она снова вспомнила , потоки солнечного света, заливающие палубу, ветер, гуляющий на морских просторах, тенистые заводи ручья, костер на берегу и глубокую, ничем не нарушаемую тишину. Она вскинула голову и, не оглядываясь, сжимая в руке рисунок, вышла из комнаты. .
Она спускалась вслед за стражником по узкой лестнице, чувствуя, что сердце ее ноет от мучительной тоски, а руки и ноги дрожат от пережитого волнения. Стражник задвинул поднос под лестницу и с усмешкой произнес, обращаясь к ней:
--Первый раз вижу, чтобы человек так спокойно встречал собственную смерть. Говорят, французы вообще народ бессердечный.
Дона с трудом выдавила улыбку и, протянув ему руку, сказала:
--Ты добрый малый, Захария. Надеюсь, на твою долю достанется еще немало кружек пива, в том числе и сегодня ночью. Я обязательно пришлю к тебе доктора Уильямса. Запомни: щуплый коротышка с крошечным ротиком.
--И с глоткой, в которую вмещается по меньшей мере целый жбан пива, -захохотал стражник. -- Хорошо, сударыня, я дождусь его и помогу ему утолить жажду. Только ничего не говорите его светлости.
--Не волнуйся, Захария, я никому не скажу, -- серьезно ответила Дона и вышла из темной караульни на залитую солнцем аллею. Не успела она пройти и двух шагов, как увидела Годолфина, торопливо бегущего ей навстречу.
--Представьте себе, сударыня, -- проговорил он, вытирая мокрый лоб, -карета и не думала выезжать со двора -- доктор все еще находится у моей супруги. Он решил, что Люси будет спокойней, если он останется у нас на ночь. Бедняжка совсем упала духом. Так что вы, к сожалению, ошиблись.
--Ах, какая досада! -- воскликнула Дона. -- Я заставила вас напрасно бегать по лестнице. Ради Бога, простите меня, сударь. Но вы ведь знаете: женщины бывают порой так бестолковы! Вот, взгляните, я все- таки выбрала чайку. Как вы думаете, понравится она его величеству?
--Полагаю, сударыня, что вкус его величества известен вам гораздо лучше, чем мне, -- ответил Годолфин. -- Ну а что вы скажете о пирате? Согласитесь, что он вовсе не так страшен, как вы ожидали.
--Наверное, содержание под стражей пошло ему на пользу. А может быть, он просто смирился, поняв, что из-под вашего зоркого ока ему уже не ускользнуть. Во взглядах, который он бросал на вас, я прочла уважение и преклонение перед более сильным противником.
--Вот как? Вы считаете, что его взгляд выражал преклонение? А мне, признаться, показалось, что это нечто совсем противоположное. Ну, да этих иностранцев сам черт не разберет. Они непредсказуемы, как женщины.
--Вы правы, сударь, -- ответила Дона.
Они подошли к крыльцу. Дона заметила стоявшую неподалеку карету врача, а рядом с ней свою коренастую лошадку, которую слуга все еще держал под уздцы.
--Не желаете ли перекусить перед дорогой? -- осведомился Годолфин.
--Нет-нет, благодарю вас, -- ответила она, -- я и так слишком задержалась. У меня еще столько дел перед отъездом! Жаль, что не удалось попрощаться с вашей женой, но ей сейчас, конечно, не до меня. Передайте ей мои наилучшие пожелания. Надеюсь, до наступления темноты она уже порадует вас вашей крошечной копией.
--В этом, сударыня, я целиком уповаю на милость Божью, -- важно изрек Годолфин.
--Уповайте лучше на лекаря, -- ответила Дона, садясь в седло, -- какникак у него в этом деле немалый опыт. Прощайте, милорд.
Она махнула рукой и поскакала прочь, что есть силы нахлестывая коренастую лошадку, которая от испуга припустила галопом. Подъехав к башне, она натянула поводья и, глядя вверх, на узкую бойницу, просвистела несколько тактов любимой песенки Пьера Блана. Прошла минута, и из бойницы вдруг выпорхнуло маленькое белое перышко -- крошечный клочок пуха, оторванный от гусиного пера, -- и плавно, будто снежинка, полетело к земле. Дона подхватила его и, не заботясь о том, что Годолфин может ее увидеть, продела за ленту своей шляпы. Затем еще раз взмахнула рукой и, смеясь, поскакала прочь по дороге.
23
Дона выглянула из окна спальни. Высоко в небе над темными кронами деревьев повис тоненький золотой серпик нарождающегося месяца. , -- подумала Дона и застыла, любуясь погруженным в темноту садом, вдыхая терпкий, сладкий аромат магнолий. Ей хотелось запомнить этот вечер, навсегда сохранить его в сердце вместе с воспоминаниями о той красоте, которая совсем недавно радовала ее, а теперь канула в прошлое, -- она понимала, что видит это в последний раз.
Спальня показалась ей чужой и неуютной. Остальные комнаты тоже выглядели мрачно и неприветливо: всюду громоздились сундуки и коробки, одежда по ее приказанию была сложена и аккуратно увязана в тюки. Когда, разгоряченная и пыльная с дороги, она вернулась под вечер домой, оставив лошадку на попечение грума, у дверей ее уже ждал конюх с хелстонского постоялого двора.
--Сэр Гарри передал, что вы хотите нанять карету до Оукхэмптона, ваша светлость.
--Да, -- ответила она.
--Хозяин просил сообщить, что карета готова и прибудет за вами завтра после полудня.
Она рассеянно поблагодарила его, глядя в сторону, на убегающую вдаль аллею, на парк и на лес, за которым скрывался невидимый отсюда ручей. Слова конюха казались ей нелепыми и бессмысленными, не имеющими никакого отношения к действительности. Он говорил о будущем, а будущее ее не интересовало. Она повернулась и пошла в дом, а конюх долго еще смотрел ей вслед, озадаченно почесывая в затылке, -- какая странная дама, бормочет что-то, будто во сне, и не поймешь, слышит она тебя или сама с собой разговаривает.
