Марина Зосимкина - Комплекс Росомахи. Книга вторая из серии «Сказки мегаполиса»
Алина закивала. Потом торопливо произнесла:
– Спасибо большое. Не знаю, что бы я делала, если бы не вы.
Она поднесла к глазам свой мобильник, который, оказывается, все это
время держала в руке, и попросила:
– Назовите свой номер, пожалуйста, я вам непременно позвоню.
– Добрый человек, – язвительно усмехнулся Женька.
– Что? – непонимающе посмотрела на него Алина.
– Я говорю, ты забыла добавить «добрый человек». «Благодарю тебя,
добрый человек». У меня нет мобилы, – соврал он. – Давай уже, вали отсюда, а то
твой хахаль сейчас вернется, хлопот не оберешься.
Алина пробормотала что-то растерянно, какие-то дополнительные
признательные слова, хотела пожать ему руку, на ходу передумала, кивнула молча
и быстро взбежала по ступенькам наверх.
Евгений пристроил зад на перила, ограждающие спуск в подвал, и щурился
на закатное солнышко. Он ждал. Он предвкушал. Он желал насладиться.
А вот и наш герой.
Женька широко заулыбался одним только ртом и вяло помахал рукой с
зажатой между пальцами сигаретой. Это он так насмехался. Правда, Додик пока не
понял, что над ним насмехаются. Ничего, падла, скоро поймешь.
Он издали увидел Женькину долговязую фигуру и напрягся. Женька кожей
почувствовал, как Додик напрягся. Замедлил шаг, а потом и вовсе остановился в
замешательстве, срочно решая, то ли ему уйти и подождать в сторонке, пока
дебил не свалит, то ли не обращать на дебила внимания и спокойно спуститься в
подвал, чтобы закончить дело.
– Желаете отлить? – вежливо поинтересовался Евгений, решив прийти ему
на помощь. – Вы не стесняйтесь, заходьте, заходьте, нельзя же в ущерб здоровью
терпеть!
Додик сверкнул на него мрачно глазами, но приглашение принял и в подвал
спустился.
Женька ждал, покачивая ногой. А вот и падла. На морде растерянность и
проблески понимания. Кинул злобный взгляд. Сообразил, гнида? А доказательств-
то никаких!
– Все в порядочке? – умилился Евгений. – Тут до вас девушка была, тоже,
видать, пописать заходила. Вам велела привет передать. Сказала, что ждать вас
больше не может, но непременно надеется встретиться еще.
Видно было, как крутятся у Додика в голове колесики. Решает, гад, сама
девчонка выбралась или вот этот придурок помог? Видимо, вывод был не в пользу
«придурка». Но как смогла? Спуститься, что ли, еще раз с фонариком, осмотреть
все повнимательнее?
Хотя, какая фиг разница! Да и времени у него теперь нет совсем. Совсем нет
времени! Если бы не очередь, он бы управился пораньше, но очередь за
алкоголем по субботам всегда большая. Пока отстоял, пока перелил, пока капсулы
в горлышко протолкнул. Может, когда он расковыривал дырку в двери, чтобы
фляжка в нее пролезла, то случайно задвижку открыл? Да нет, глупости, он же не
идиот, чтобы на такое не обратить внимание. Тем более, что задвижка тугая,
потому что ржавая. И этот дебил еще лыбится. Мог он что-то заметить и выпустить
эту гадину на волю? Теоретически, мог. Мразь, ублюдок.
Додик оскалился в улыбке и проговорил:
– Да ладно, подумаешь, девка не дождалась. Мне же больше достанется.
И ловко вытащил из-за пазухи фляжку грамм на двести пятьдесят, которую,
по всему видно, надыбал во время одного из своих рейдов по пустым квартирам.
Фляжка была из полированной нержавейки, с тисненым российским гербом сбоку,
красивая, но малость помятая. Не антиквариат, на продажу такую не пустишь, а
для себя отчего же не подобрать?
Додик ткнул фляжкой Евгению в живот и сказал:
– Хотя, ты знаешь, пропало у меня настроение пить. Хотел с подругой
тяпнуть, а она, видишь, ушла. Бери, братан, питье хорошее. Тебе понравится.
И больно хлопнув Женьку по плечу, торопливо ушел. Женька проследил
взглядом, как тот размахивает руками перед мордами проезжающих машин,
тормозит, договаривается с бомбилой, сунув голову в салон.
Женька сполз с перил, аккуратно поболтал фляжкой. Внутри мягко
плескалась жидкость, больше половины. Отвинтил крышечку, нюхнул. Виски? Нет,
кажется что-то другое. Ром какой-то. Не меньше сорока оборотов. Отличненько.
Женя сунул фляжку во внутренний карман и воровато огляделся по
сторонам. Сейчас было ни к чему, если его с фляжкой застукает Витек или Гарик.
Или оба. Пилим домой.
Стоп! А дома-то эти… Семья… Может, не заметят? А, ладно, прорвемся.
Семеныч, может, и спит. В это время он часто дрыхнет. Мамахен, наверно, с
детьми возится. Так что шанс есть.
Женя очень тихо вставил ключ в замочную скважину, медленно отворил
дверь до половины, проскользнул внутрь и так же медленно и аккуратно дверь
прикрыл. На цыпочках, не разуваясь и не снимая ветровку, прокрался на кухню и
плотно затворил за собой кухонную дверь. Выдохнул. Кажись, пронесло. Не
учуяли.
Он очень любил свою новую семью, чем она и пользовалась, третируя его
беспардонно, особенно если дело касалось выпить и закусить. Его семья на дух не
переносила спиртное.
Но сейчас-то он всех их перехитрил. Теперь осталось достать хлебушка и
чего-нибудь еще накидать на стол, чтобы красиво было.
Для красоты в холодильнике нашелся небольшой шматочек сала в мутном
полиэтилене, а к нему Женя приложил кривенький маринованный огурчик, в банке
осталось еще парочка, и достал тюбик с горчицей.
«Красота», – оценил натюрморт Женя и приступил к кульминации – снял с
полки чайный стакан из чешского хрусталя, оставшийся еще от бабушки, и
медленно, с чувством наполнил его почти до краев пряно-ароматной волнующей
жидкостью.
Потом он двумя пальцами, большим и указательным, с каким-то блатным
шиком принял стакан и утвердил его на уровне лица. Прикрыл веки в
предвкушении.
Тут ему вдруг почему-то вспомнились верующие из церкви, те самые
«активисты», и то, как они у себя в трапезной пили свой компот, крестясь и
кланяясь иконам.
Евгений хмыкнул и с серьезной дурашливостью тоже зачем-то осенил себя
широким православным крестом.
Вздохнул шумно, резко выдохнул. Поднял стакан, потянулся к нему губами.
Вздрогнул.
Дверь затряслась под натиском. Вот, блин, как некстати. Женя решил
притаиться и не открывать. Притаился.
«Фу, ну как несолидно», – устыдился он сам себя и, помедлив, потянулся за
огурчиком. Передумал. Сначала нужно соорудить бутерброд, чтобы не суетиться
потом, после того как он опрокинет внутрь этот живительный напиток, а с
достоинством и без спешки закусить.
Женя снова отставил стакан, достал ножик, дощечку, нацелился на шматок
сала. Стук повторился, дверь затряслась, закряхтела, за ней слышалась возня и
недовольное ворчание.
Женя в сердцах отбросил нож в сторону и уставился на дверь, размышляя,
не подпереть ли ее быстренько чем-нибудь тяжелым? Долго ему потом придется
объясняться с Семенычем? Потому что, судя по всему, рвался на кухню именно
Семеныч.
Дверь распахнулась, Женя ничего не успел сделать. Ни подпереть, ни
выпить, ни даже припрятать. Стакан торчал, как шпала, посередке стола в
окружении натюрморта из огурца и сала. И источал резкий алкогольный аромат.
В дверном проеме, скаля клыки и дыбя загривок, стоял Семеныч. Доберман-
полукровка лет шести. То, что он был полукровкой, не мешало ему иметь такой же
склочный неуживчивый характер, как и стопроцентно чистому. А рядом маячила
Мамахен, как мы могли подумать, что она не заявится? Вот же она, заявилась.
Гладкошерстная кошка черепахового окраса, без устали приносящая потомство.
Мамахен злобно размахивала хвостом и блистала зелеными зеркалами глазищ.
– Что вы себе позволяете, свора? – как можно тверже воспросил Женька. –
Могу я отдохнуть, а? Спокойно без вас могу пообедать? Обнаглели!..
Выдохся, кураж иссяк.
Воспитатели на его голову, блин.
Свора злобно шипела, рычала и жутко его нервировала.
Семеныча Женька подобрал прошлой осенью. Был конец ноября, очень
холодно и очень сыро. Женька как раз пенсию получил и решил, пока она у него
еще есть, купить теплые ботинки.
Здравый смысл подсказал ему, что ботинки нужнее, чем бухалово с Гариком
и Витькой, хоть кроме этих пацанов общаться ему было абсолютно не с кем. И
делать особенно тоже. Только Радио Шансон слушать.
Решил пробежаться к платформе, там вьетнамцы торговали недорого
всяким шмотьем. Чтобы срезать путь, махнул наискосок за старыми гаражами и
чуть не налетел с разгону на пса.
Испугался, естественно. Собачка немаленькая. У нее, то есть у него, у пса,
лапа застряла в решетке водостока. На тот момент, как на него налетел Женька,
псина обессилела от попыток вырваться из тисков, да еще, как потом выяснилось,
сухожилие себе повредила в процессе. Пес то ли сидел на боку, то ли уже лежал,
скалился, тихо рычал, в глазах тоска и ужас.
