Анна Владимирская - Скелет в шкафу
– Это все невероятно интересно! А что там с гербом Мавродиных? – не удержался бизнесмен. – Давайте ближе к сути!
– Сейчас самая суть и начнется! – терпеливо сообщила доктор наук. – Дело в том, что для приобретения гербом законной силы требовалось, чтобы, во-первых, версия («легенда» по геральдической терминологии) происхождения и заслуг рода была доказана или по крайней мере официально признана; во-вторых, герб был составлен с соблюдением строгих правил геральдической науки; в-третьих, герб был утвержден императором и формально зарегистрирован.
– Во как! – не смог скрыть удивления посетитель.
– А вы как думали? В соответствии с этими положениями обычно подготавливались и представлялись для утверждения красочный рисунок герба, его описание с истолкованием и справка по истории рода.
– Хорошо. Это я понял. А скажите, Нина Анатольевна, рисунок герба готовится по каким-то правилам? Или можно рисовать что угодно?
– Ни в коем случае. По правилам геральдики родовой герб состоял из боевого щита, шлема, короны, мантии, намета (цветных украшений, образующих фон герба), щитодержателей, девиза и других, менее существенных элементов. При их изображении могли употребляться восемь красок: золотая, серебряная, красная, голубая (лазоревая), зеленая, пурпурная, черная и белая (при изображении человека разрешалось использовать телесный цвет). Первые две обозначали металлы, остальные – эмаль (финифть). Одно из правил геральдики запрещало накладывать металл на металл и финифть на финифть. Это означало, что на металлическом поле могли быть изображения только из финифти (и наоборот). Щит, являвшийся главной частью герба, мог быть нескольких форм. Правила геральдики также запрещали какие-либо надписи в гербе. В частности, нельзя было указывать имя или фамилию обладателя герба, что, казалось бы, могло снять все проблемы при его распознавании. Указывался лишь девиз – краткое изречение (иногда латинское), характеризующее жизненные принципы и цели представителей рода. Обычно девиз помещался на ленте под щитом.
– Да, как на гербе Мавродиных. Девиз на золотой ленте червлеными буквами: «Преданностью и любовью». Кому были преданы и кого любили?
– Аркадий Леонидович, вы сами прекрасно знаете, не стройте из себя студента-неуча!
– Знаю, знаю, Нина Анатольевна. И вот что меня больше всего беспокоит. Почему рисунок герба Мавродиных в точности повторил убийство моего сына?
– Боже мой! Ваш сын убит?! – Поташева прижала руки к груди в изумлении.
– А разве ваш сын вам не сказал? – Бизнесмен недоверчиво посмотрел на Поташеву.
– Нет. Он только попросил меня проконсультировать вас, и все. Примите мои глубочайшие соболезнования! И давно это случилось?
– На Рождество. Но давайте не будем отвлекаться на эмоции, прошу вас, Нина Анатольевна! Мне теперь нужны не эмоции, я хочу разобраться в причинах гибели сына, поймите! Давайте еще раз пройдемся по гербу.
Поташева достала из папки рисунок герба рода Мавродиных. Тот самый герб, который находился в зáмке, в большом зале над огромным бальным зеркалом, привезенным прямо из Венеции по заказу алкогольного магната. Убитый горем отец ничего не видел, кроме отрубленной головы мавра с золотыми серьгами в ушах.
– Вы не поверите, Нина Анатольевна! Моему сыну точно так же отрезали голову, и в ушах моего Стасика были почти такие же серьги, как у этого мавра! – Топчий не выдержал напряжения, на его глазах выступили слезы.
Поташева захлопотала вокруг плачущего бизнесмена – налила ему воды, достала из сумочки лекарство, заставила его принять.
– Что это? – спросил он, послушно проглотив маленькие оранжевые таблетки.
– Обыкновенная валерьянка, я всегда перед защитой моих аспирантов принимаю. – Она участливо посмотрела на Топчия: – Ну что, вам лучше?
– Простите, Нина Анатольевна! Не сдержался, нервы ни к черту! – пробормотал он в свое оправдание.
– Аркадий Леонидович, я вижу, вы еще что-то хотите спросить. – Ее глубокие карие глаза смотрели на гостя проницательно.
– Хотел. Но не хотел показаться смешным, чтобы вы не приняли меня за… того…
– Я вас слушаю и ничего плохого не подумаю, – спокойно сказала Поташева.
– Не могло ли быть у Мавродиных какого-то родового проклятия, которое перешло на мою семью? – Сейчас Топчий меньше всего был похож на уверенного хозяина жизни, каким он вошел к ней в кабинет. Перед Ниной Анатольевной сидел убитый горем несчастный отец, который повсюду видит тайные знаки свершившейся трагедии.
– Вот что я вам скажу, – медленно проговорила доктор наук. – Я историк. История – это такая наука, которая опирается на даты, документы, факты. К моему большому сожалению, историю постоянно переписывают политики. Но, тем не менее, в нашем деле специалисты всегда опираются на определенные архивные данные. Того, о чем вы спрашиваете, в архивах нет. – Поташева помедлила с ответом. – Но если вы хотите получить дополнительную информацию, попробуйте связаться с потомками Ставра Пантелеймоновича, возможно, сохранились какие-то устные истории, которые передаются из поколения в поколение…
– А где я могу с ними встретиться? – Искра надежды вспыхнула в глазах Топчия.
– Я выпишу и перешлю вам по электронной почте координаты потомков семьи Мавродиных. Они вернулись в Грецию, на свою историческую родину, сразу после начала революции. Вы сможете расспросить их. Думаю, они вам скажут, если что-то подобное было в их роду.
Аркадий Леонидович тепло попрощался с Ниной Анатольевной. После разговора с ней ему стало легче, словно она сумела облегчить груз его горя.
* * *Поташев с детства любил Одессу. Здесь был особенный микроклимат, напоенный юмором, и самоиронией, и бесшабашностью. И это не случайные черты города, потому что каждый одессит считает свой город и себя лично центром мировой культуры. Каждая одесская бабуля знает, где жил Куприн, венчался Бунин и с кого срисовали Остапа Бендера.
А одесская еда, одесская кухня? Особый миф, взлелеянный на протяжении двух веков чисто одесским космополитизмом. Здесь украинский борщ мирно соседствует с русским зеленым, а завезенные из Турции баклажаны просто жить не могут без попавших сюда из Италии помидоров. Ну и, само собой разумеется, еврейская фаршированная рыба дружит с болгарским сладким перцем и брюссельской капустой. Перечислять же названия изысков сладкого стола – все равно что составлять список географических наименований Европы и Азии.
Алексей с Лизой зашли в маленький одесский ресторанчик, где к их столику подошла необъятных размеров официантка лет пятидесяти.
– Можно попросить меню?
– Я вам и без меню скажу: отбивные, варенички, пельменички, сосисочки.
– Пожалуйста, две порции отбивных и кофе.
Спустя пару минут из кухни вышел молодой повар и поверг их в изумление вопросом:
– Вам картошечку поджаренную сильно или не очень?
– Э-э-э… Средне.
– На мой вкус?
– Да.
Когда все было приготовлено, он сказал:
– Вот картошечка с отбивной и два салатика.
– Мы не заказывали салаты…
– Вы не заказывали, я помню. Но я подумал: картошечка с отбивной – и без салатика?
На десерт:
– А вот ваш кофе, сладкий для дамы, простой для мужчины. У нас еще есть тортик, вы такого не ели.
– Торта не надо. Мы худеем.
– Вы будете жалеть всю жизнь.
– Куски большие?
– Малюсенькие, но вкус – оторваться невозможно.
Отказаться тоже было невозможно. После трапезы, когда гости отдали должное всем шедеврам кулинарии (а это действительно были шедевры), к ним по их просьбе вышел шеф-повар. Они выразили свой восторг и спросили: как ему, мужчине, удается готовить так, что редкая женщина может с ним сравниться? На что одесский мастер ответил: «Когда женщина готовит, о чем она думает? Она думает о том, что нужно стирать, убирать, ребенок принес двойку, а муж не помогает. А когда готовит мужчина, он думает: “Чем бы мне их удивить?”»
Пожалуй, это самый короткий и точный ответ на вопрос, почему лучшие в мире повара – мужчины.
Тетя Циля – так представилась официантка – кричала вслед посетителям:
– Приходите еще, будут сказочные варенички…
В Одессе умереть с голоду не получится. Можно сколько угодно спорить о тонкостях французской кухни, о неожиданной прелести китайской, о натуральности японской или о здоровой обстоятельности немецкой… Все они теряют свое обаяние, если вам посчастливилось трапезничать в Одессе. Кто-то из великих говорил, что пища лишь тогда способна пробудить в нас чувство наслаждения, когда в ней собраны пять вкусов: сладкий, соленый, кислый, острый, пряный. Возможно, это сказано именно об одесской кухне. Фаршированная рыба по всем хитрым рецептам еврейских бабушек должна быть сладковатой, а фаршированные баклажаны – острыми. Соленые арбузы, приготовленные в трехлитровых банках, замечательное кисло-сладкое блюдо из чернослива с арахисовым орехом внутри, залитое глазурью из сметаны… Да что там говорить! Сочетание этой магической пятерки вкусовых элементов нельзя описать математической формулой – к счастью.
