Екатерина Лесина - Бабочка маркизы Помпадур
– Погляди, до чего хороша!
Ребеночек и вправду был прелестным – пухленьким и с золотыми волосиками, что, однако, лишь усугубило подозрения супруга, который обладал шевелюрой черной. И никакие уговоры – матушка Марты ссылалась на свою сплошь светловолосую родню – не спасли ее от скорой расправы.
Впрочем, к девочке супруг не проявлял обычной своей жестокости, принимая ее как неизбежное зло и повод выместить злобу на матери.
Марта росла быстро, словно понимая, что не стоит ей надолго задерживаться в отцовском доме. И когда выросла настолько, что появилась грудь, которую уже никак невозможно было скрывать под просторными рубахами, отец ушел из дома. А вернулся спустя два дня, довольный и в новых сапогах.
– Радуйся, – сказал он Марте. – Я нашел тебе работу в хорошем доме.
Мать завыла, но, получив затрещину, смолкла. Да и, признаться, давно она уже ждала чего-то подобного. И мысленно не раз, не два попрощалась с дочерью.
Поплакав для порядку, матушка расчесала светлые косы Марты, вплела в них ленту и велела:
– Подарков требуй, и побольше. А то на что потом жить станешь?
– С кого?
– С кем приведется, с того и требуй.
За Мартой пришел господин пресолидного вида. Он был дороден и одет нарядно, а на голове носил парик из белых волос.
– Как тебя зовут? – поинтересовался господин, разглядывая Марту через стеклышко на палочке. И она прямо оробела.
– Марта, господин.
– Читать умеешь?
– Нет.
– И писать, значит, не умеешь… а петь?
Пела Марта хорошо, все хвалили, и даже отец, который редко снисходил до того, чтобы признать за Мартой хоть какой-то талант, и тот говорил, будто голос у нее хороший.
– Спой.
Она подчинилась, стараясь, как никогда прежде.
– Нимфою будешь… – сказал господин и велел идти за собой.
Марта подчинилась. Ей не было страшно, она предполагала, что ждет ее впереди – уличная жизнь способствовала раннему просвещению и вносила коррективы в вопросы морали. Ей лишь хотелось, чтобы господин этот не был сердитым или строгим. Он и не выглядел таковым. А подарки… подарки Марте дарили редко. Но вдруг да господин пожелает сделать ей приятное?
Но чаяниям Марты не суждено было сбыться. Ее привели в домик пренарядного вида.
– Здесь пока жить станешь. Учиться. Помойся. Вечером придет госпожа. Слушай ее во всем, и твоя жизнь, девочка, переменится самым чудесным образом.
– Буду рада услужить вам.
– Вот и умничка.
У Марты никогда прежде не было своей комнаты, тем более такой роскошной! Тут и кровать имелась! С периной и простынями. Нет, в отцовском доме тоже была кровать, но для родителей. Марта же спала с сестрами на полу…
Мыться ей тоже помогали, как будто знатной госпоже. Пожилая женщина натирала тело докрасна, потом мазала чем-то, снова натирала, пока кожа не обрела чудесную белизну. И мягкой такой, верно, она была лишь в первые дни после рождения.
Волосы Марте расчесали.
И нарядили в длинную сорочку.
– Хороша, – сказала женщина, добавив: – Постарайся понравиться госпоже. И госпожа сделает так, что ты никогда больше не будешь нуждаться.
Искомая госпожа, имени которой Марте не сказали, появилась за полночь. Но Марта, пусть бы и неимоверно желала спать, всячески гнала от себя сон. При появлении госпожи она вскочила и поклонилась.
– Доброй ночи, госпожа…
– Жанна…
– Госпожа Жанна.
Женщина сняла плащ, и Марта застыла в восхищении. Ее называли красивой? О нет, вот настоящая красота, по-благородному изысканная. На такую гляди – не наглядишься. А уж платье до чего замечательное.
– Нравится? – спросила госпожа. Говорила она мягко, смотрела ласково. И Марте захотелось сделать что-то хорошее для этой замечательной женщины.
– Очень, госпожа!
– И у тебя такое будет.
У Марты? О нет, госпожа ошибается. Где это видано, чтобы девица самого простого рождения, пусть бы и везучая – а Марта уже не сомневалась, что ей несказанно свезло, – носила подобное.
– Если станешь меня слушать и делать то, что я скажу.
– Да, госпожа!
– Ты кажешься мне разумной девушкой. Но тебе надо немного… подучиться. Это несложно. Главное, будь внимательна.
Марта тотчас пообещала, что никого более внимательного и благодарного госпожа не сыщет!
Новая жизнь ее стала похожа на сказку. Марте больше не приходилось вскакивать спозаранку, чтобы помочь матери прибраться. Не было ворчащего и вечно недовольного отца. Сестер, которые только и делали, что ругались… и есть позволяли досыта. Расчесывали, одевали, будто Марта вовсе дитя. Но она ничему не перечила. А учителю – тому самому господину, который привел Марту в этот дом, – и вовсе старалась угодить, правда, несмотря на все старания, он был недоволен.
Ну да, у Марты память цепкая, и буковки она с ходу запомнила, а вот что с ними дальше делать… Или вот не выходило у нее красивые позы принимать. Марта уж на что себя измучила, выгибаясь то так, то этак, а ему все неладно!
– Тоньше надо! Изящней!
Не кричит, конечно, но голос скрипучий от недовольства. И тросточкой этак по ладони постукивает, лучше бы просто ударил.
Зато с пением все ладится лучше некуда. Марта и рада…
На сей раз госпожа появилась утром, и в свете дня Марта приметила необычайную бледность. Конечно, все благородные дамы бледны, но эта – как-то чересчур.
И глаза блестят, точно у больной…
– Мне сказали, что ты очень старательная девушка, – Жанна держала платок у губ, и этот жест настораживал Марту, заставляя думать о плохом. – Меня это радует. Я в тебе не ошиблась.
– Спасибо, госпожа.
– Но думаю, что ты уже научилась всему, что следует знать. И сегодня ты оставишь этот дом…
Ох, Марте бы не хотелось. Ей нравилось здесь, и втайне она мечтала, что этот самый дом будет принадлежать ей. Вот бы матушка удивилась!
– Мы отправимся в другое место. Тебе там понравится. Я так думаю.
Госпожа ждала, пока Марту собирали. Вещей у нее было немного, но Марта все равно спешила, потому что ожидание могло утомить госпожу. Вон она ничего не пьет, ничего не ест и сидит-то так, будто бы неживая…
Экипаж ждал за воротами, и лакей помог забраться в карету. Было душно и немного страшно.
– Не бойся, – сказала госпожа Жанна, касаясь Мартиной руки. – С тобой не произойдет ничего, что не происходит рано или поздно с любой женщиной. Но в отличие от многих, ты можешь использовать это с выгодой.
– Могу я спросить, куда мы едем?
– В… одно уединенное место. Думаю, больше тебе знать незачем. Пока. Не следует волноваться, Марта. Никто тебя не обидит. А если будешь вести себя так, как я скажу, то через месяц или два станешь свободной и богатой девушкой.
Марте хотелось бы верить госпоже Жанне, тем более что пока она и вправду не видела от этой женщины ничего, кроме добра. Разве не спасла Жанна ее от отца и бедности? Разве не поселила в красивом доме? Разве не одарила нарядами, о которых прежде Марте и мечтать не приходилось?
Госпожа вновь коснулась губ платком, будто стирая нечто невидимое. И тайком глянула на белый батист. Неужели она все-таки больна?
Марта видела чахоточных людей, столь же характерно-бледных, немощных, живущих единственно на упрямстве, но все равно рано или поздно умирающих. Если так, то госпожу очень и очень жаль. Правда, вряд ли ей нужна жалость.
– Тебя поселят в красивом доме. Но тебе не следует покидать этот дом без разрешения. По вечерам ты должна будешь гулять в парке, там, где скажут. И петь.
– Какие песни, госпожа?
Марта старательно запоминала каждое слово. Несомненно, что рано или поздно в этот дом заглянет мужчина, ко встрече с которым Марту готовили столь тщательно. И вся ее дальнейшая судьба зависит от того, удастся ли Марте доставить ему удовольствие.
Мужчин она не боялась, лишь надеялась, что он будет не слишком отвратителен. Хорошо бы, если бы хоть немного походил на учителя… или хотя бы не походил на соседа – старого, толстого и вонючего. Он еще имел обыкновение облизывать губы и шумно вздыхать, при этом левый глаз дергался…
– Какие тебе хочется. У него… странные вкусы.
– Как мне его называть?
