Ян Мортенсон - Убийство в Венеции
— Наверное, так и есть. Но будь осторожна. Никогда не знаешь, что может случиться. Особенно, если ружье не заряжено.
— Я думаю, риск был бы больше, если бы оно было заряжено, — улыбнулась она. — И для меня, и для других. Впрочем, я впервые взяла его с собой в этот вечер. Было так темно и противно. Хотя, если говорить об Андерсе…
Ева замолчала и, взяв лепешку, стала намазывать ее толстым слоем меда, капля которого упала на поверхность стола. Потом продолжила:
— Мне казалось, что это никого не касается. Но теперь… Теперь, когда ты сказал, «что это не несчастный случай…
Я молча ждал, уловив нерешительность в ее серо-голубых глазах.
— Андерс фон Лаудерн был гомосексуалистом, — сказала она быстро, словно решив избавиться от того, что знала, и, взяв салфетку, стала сосредоточенно вытирать стол в том месте, куда капнул мед.
Я даже не понял, что она сказала. Андерс? Откуда она это взяла?
Она заметила, что я не верю ей, что не понимаю смысла только что сказанного.
— В тот вечер, когда он устраивал обед в Банке, я почему-то не могла заснуть. И Голден просился гулять. — Она кивнула на лабрадора, растянувшегося у камина. Услышав свое имя, он тут же поднял голову и насторожился, но потом опять успокоенно засопел в обычном своем полусне.
— А поскольку в такое время года тут бегают зайчата, косули и другой молодняк, я не могла выпустить его без поводка. И хотя он домашний пес, в нем глубоко сидит инстинкт охотника. Так что мне пришлось выйти с ним. Мы, как обычно, пошли вдоль берега озера и когда дошли почти до мостков Банки, я услышала голоса. — Она опять замолчала.
— Ты узнала, чьи это были голоса?
— Я узнала только голос Андерса. Он был пьян. Это было заметно. Он говорил запинаясь. Но я видела их. Андерс был голый. Он обнимал другого мужчину. Они как будто целовались.
ГЛАВА XXVII
— Сколь! — сказала она.
— Сколь! — сказали мы.
Семь водочных рюмок на длинных ножках с монограммой Густава III были подняты, поднесены к губам, секундная пауза — и раздалось единое «а-ах».
«Словно ритуал в какой-нибудь секте», — подумал я и запил холодную водку глотком пива. А это и был ритуал, уходящий корнями во многовековую историю. Дело в том, что мы ели раков у Маргареты Андерссон в Слагсте: Когда мы приехали, круглая луна висела над растущими в парке деревьями, особые фонари по случаю ракового праздника светили на выходящей к озеру террасе, где стоял накрытый к ужину стол, и водка была упрятана в большие блестящие блоки льда.
После закусок — маленьких битков и нескольких сортов маринованной сельди — две официантки в чернобелом внесли на серебряных блюдах традиционное августовское угощение. Дикая утка с рябиновым желе. К ней подали изысканное вино «От Брион» урожая великого 1961 года. «Это почти святотатство», думал я, чувствуя прекрасный вкус во рту. Для нас, простых смертных, слишком изысканно. И я поблагодарил мою счастливую звезду за то, что Барбру Лунделиус тоже смогла приехать сюда. Она была за рулем, настояла на том, чтобы мы ехали на ее машине. Маргарета спросила меня, кого я особенно хотел бы видеть на ее раковом празднике, и ничего не имела против Барбру. Конечно, я не потому предложил Барбру, чтобы та отвезла меня домой. Мои намерения были куда серьезнее. Но ничего не поделаешь: отказаться от фантастического бордо Маргареты было сложно, может быть, слишком сложно. Однако с водкой, подаваемой к ракам и сельди, я был осторожен и поднимал рюмку больше для блезиру. Мне нужно было сохранить голову ясной. Сегодня вечером мне нельзя было допускать ошибок.
По праву старшинства Свен Лундман проводил хозяйку к столу, с другой стороны от нее уселся Эрик Густафсон. В честь праздничного вечера он был облачен в рачьего цвета алый блейзер с монограммами на золоченых пуговицах, розовую рубашку; на шее вместо галстука у него был синий шелковый шарф. Элисабет тоже была приглашена, как и Гуннар Нерман.
— Для меня, старой шведки, живущей за границей, а теперь такие, как я, зовутся «швед в мире», сегодняшний день — апогей года, — сказала Маргарета, приветствуя нас. — От многого в жизни я могу отказаться, многим могу пожертвовать, но не троньте раков и водку в августе! Вообще-то, я водки не пью, но в такие дни без этого не обойтись. Ешьте сколько хотите дикую утку из озера Слагста и шведских раков. А на десерт будет малина из сада. Желтая малина. Это наш маленький местный деликатес.
Я оглядел стол. Семь человек. Прекрасно образованные, хорошо воспитанные. Люди с карьерой. С разной карьерой, конечно, но каждый — по-своему успешной. Шведская идиллия в обстановке высшего общества. Праздничный стол с раками, накрытый летним поздним вечером в старинном замке, и полная луна висит над макушками деревьев. Но идиллия была призрачной. Среди нас находился убийца. У роскошного фасада виднелась мрачная задняя стена.
Середину стола венчало огромное серебряное блюдо, заваленное блестяще-красными раками с черными глазками. Там и сям торчали большие укропные кроны. Они выглядели как экзотические миниатюрные деревья, раскинувшие свои ветви над рачьей горой.
Я вспомнил, как давным-давно мы с Андерсом ловили раков. Как мы ездили вверх по маленькой темной бергслагской речке со своими сачками и клетками. В отношении приманки существовали различные школы — от мяса ежей и белок, обожженного на огне, до самой обычной наживки в виде плотвы. Мы применяли телячьи потроха, которые дешево покупали на бойне. И срабатывало отлично. Мы забрасывали снасти далеко от берега и привязывали длинные бельевые веревки к стволам и веткам деревьев. Затем сидели у бивачного костра, жарили сосиски на длинных палочках и болтали, пока луна медленно поднималась над ельником по ту сторону речки. С напряжением вытаскивали потом клетки и выбирали из них черных, мокрых раков с красными глазами, которые светились в свете карманных фонарей. В мокрых, грязных мешках мы волочили их домой через темный лес. Но то время прошло. Это приключение кануло в небытие. Как и Андерс.
— О чем ты все думаешь, Юхан? — спросила Маргарета, сидевшая напротив. — Ты такой молчаливый. И водки совсем не пьешь.
— Я вспоминал, как в былые времена мы с Андерсом ловили раков, когда были мальчишками.
За столом воцарилось молчание, неловкое молчание. Я совершил преступление против этикета, заговорил о предмете, задевшем всех. Свен Лундман посмотрел на меня, будто я был слоном в фарфоровой лавке. Но я не имел ничего против. Это было только начало.
— У нас, к сожалению, с этим здесь тоже неважно стало, — натянуто сказала Маргарета. Как хорошая хозяйка, она пыталась сгладить мой проступок против неписаных законов приличий. — Эти раки — из Смоланда, но мы еще совсем недавно, пока на них не напал мор, ловили раков в здешнем озере. Когда я была ребенком, их было здесь сколько душе угодно.
— Ты имеешь в виду — до развала Унии? — хихикнул Эрик и поднял перед ней свою рюмку.
— Противный! — она шутливо шлепнула его рукой, а мне стало интересно — не больно ли ему было, когда попало большим бриллиантом на безымянном пальце.
— Будешь плохо себя вести, не буду у тебя больше покупать вещи.
— У тебя все равно места уже нет, — сказала Элисабет. — Стены и полы так забиты, что на них не поместится даже огрызок ковра, а тарелка из Ост-Индии не влезет ни в один из шкафов.
— А то бы ты могла устроить что-нибудь роскошное, — сказал я, взглянув на нее.
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, ты ведь занимаешься искусством. Посредничаешь в продаже первоклассных предметов искусства.
— Само собой разумеется, — улыбнулась она. — Но таких прекрасных вещей, как здесь, в Слагсте, у меня на складе нет. То, что я могу предложить, к этой обстановке не подойдет.
— Не говори так, — сказал я. — У тебя, возможно, есть гораздо более стоящие вещи, чем считается. Стоит только хорошенько посмотреть.
— Хватит вам дразниться, — прервала Маргарета. — Расскажите лучше о должности в музее. Все уже ясно, или я задаю бестактный вопрос? И, как обычно, сяду в лужу?
— Тебе это не грозит, — улыбнулся Свен Лундман. — Официально решение еще не принято; но нет никакого секрета в том, что ты находишься в довольно уникальном окружении старого и нового директоров за одним столом. Правда, не совсем так. Я еще не сложил полномочий, а Гуннар еще не назначен, но практически все ясно.
— Тогда тебе надо загадать желание, — сказал Эрик. — Когда сидишь между двумя директорами музея, следует зажмуриться и загадать желание. Но нельзя говорить о загаданном, иначе не сбудется.
— Вот это да, — засмеялась Маргарета. — Мне нужно поторопиться, пока ужин не кончился. Какое желание, по-вашему, мне стоит загадать?
— Картину Рубенса, — сказал я. — Чтобы она заполнила раму в стиле барокко в том салоне наверху.
