Алексей Макеев - Смертельный архив
– Все, бабка. Конец, – бросил равнодушно Димка, усаживаясь в старое, продавленное кресло.
Глава 45
– Вы не имеете права… Вы же сотрудник органов правопорядка! Коллега моего сына! – она обращалась к капитану, не найдя сочувствия в его спутниках.
– Хорошевский мертв, – бросил Звонарев коротко, – охрана перебита, фирму разорвут молодые и зубастые. Ты осталась одна.
И тут увидел… перемена была столь разительной, что капитан отшатнулся – испуганные глаза налились злобой, черты лица обострились, верхняя губа приподнялась, обнажая желтые зубы… Перед ним оказался другой человек – да какой человек! – зверь, готовый клыками впиться в глотку любому, кто стоит на пути.
– Догадался! – даже голос стал ниже, злее. – Недооценила я тебя, щенок!
– Точно, – хотелось ее ударить… – Теперь все: я не отдам тебя своим, не получишь нар с пайкой.
– Убьешь? Как тогда? – Полина Карповна осклабилась. – Виталик на себя вину взял, со службы ушел – говорил, пусть молодой, достойный остается… А ты сидел, заткнувшись, и смотрел, как увольняют начальника? Знал бы, что ты мать его придешь убивать…
– Ты хоть понимаешь, что натворила, тварь?! – капитан заорал, не сдержался. – Столько людей погибло! Хороших людей – полицейских, солдат? За что?!
– Не ори на меня! – она подалась вперед. – Я за жизнь от людей повидала, что тебе и не снилось! Плевать я хотела на всех, пусть хоть передохнут – а мне кусочек счастья положен!
Шайтан, Харон, Звонарев смотрели на брызжущую слюной бабу… Впрочем, она быстро успокоилась, снова обнажила клыки – и, как киношный злодей, вывалила грязное белье на обозрение.
* * *Полина родилась в большой, не слишком дружной семье. Отец – крикливый тракторист, любитель выпить; мать – доярка, уставшая и не ласковая. Семь детей, из них Полине не повезло больше остальных – три младших ребенка, о которых надо заботиться, и три старших, норовивших скинуть обязанности на среднюю. В целом жизнь не хуже и не лучше, чем у миллионов людей в разных уголках необъятной страны, – покосившийся дом и буренка прилагаются.
Любопытно, как несколько событий влияют на оставшуюся жизнь… У Полины таких событий было три, имевших роковые последствия.
Первое – когда исполнилось девять. Осенний день, пасмурный и холодный, не задался с утра – сестра ударила за синяк у младшего брата, мать накричала за недоеную корову, а папаша, с утра приняв на грудь, разбил куклу – дорогую, фарфоровую, неизвестно как попавшую в дом.
Не сдержалась – дети шалили за столом, старшие не обращали внимания. Взяла в ладошку кусок хлеба и кинула в младшего – пекли сами, потому нужды не чувствовалось…
Мать, прошедшая войну и голод, коршуном бросилась на дочь и разбила Полине голову. Отец, не обращая внимания на слезы, вытащил из брюк армейскую портупею и отхлестал до шрамов, оставшихся на всю жизнь. Тогда, в сарае, обнимая ленивую корову, девочка поклялась, что никогда не будет голодать, знать нужды и бить детей. Поклялась – и запомнила навсегда.
Второе событие, играющее важную роль, произошло, когда девочка подросла и оканчивала школу. Примерно за год до этого из деревни в город уехала признанная красавица Ира, светловолосая, голубоглазая и без комплексов, – уехала и пропала, о ней и не вспоминал никто. Однажды, когда деревня пережидала полуденный зной, по дороге пропылил автомобиль! Да не какой-нибудь – кабриолет! Водитель и пассажирка задыхались от желтых пыльных тучек, но – кабриолет!
Ира – повзрослевшая, в дорогом легком платье, в шляпе и – невиданное дело! – черных очках – рассказала, как снялась в фильме, ее заметили, и вот – Валентин, муж и по совместительству партийный деятель. В перерывах между вздохами «Ах, икра… не люблю!» и «Вы бы видели Италию!» девушка рассказывала, как легко сниматься в кино и какие платят зарплаты (к слову сказать, Ира в деревню больше не приезжала: ходили слухи, что Валентин увлекся новой актрисой и забыл благоверную в Италии…). Скорее всего выдумали – из зависти.
Как бы там ни было, Полина запомнила эти слова «Ах, икра…» и твердо решила стать актрисой. В мечтах рисовались прекрасные страны, где нет голода, орущих детей и пьяного тракториста, колотящего безответную доярку… Она начала откладывать и к моменту выхода из восьмилетней школы имела денег на билет до райцентра и мечты – розовые, как вымя постаревшей буренки.
И третье событие, определившее ее будущее, произошло в городе, где Полина подрабатывала в массовках и, если доверяли, гримером (а честнее, не в доверии дело – все зависело от того, приглашал ли директор кинопавильона на крем-брюле…).
Попалась роль, будто специально писанная для нее, – ростом и статью Полина удалась; карие глаза лучились мягкостью; темные, слегка вьющиеся волосы притягивали мужские взгляды… Одна проблема – режиссер требовал, чтобы актриса непременно была матерью. Роль – женщина-одиночка, бредущая через бои с ребенком-инвалидом… трогательно, но Полина не любила детей – даже приглашенный ребенок-актер вызывал глухое раздражение.
Неожиданно помог старый знакомый, тоже изредка приглашающий в гости.
– Сейчас ситуация! – втолковывал сильный, с хищными чертами лица знакомый, поглаживая Полинину коленку. – Детей полно! Если хочешь, устроим за день – по моему ведомству, и похожего найдем!
– И куда его потом? – томно вздыхала Полина, убирая потную руку. – Ведь не бросишь на улице!
– Снимешься, а ребенка обратно!
– Но ведь нельзя! – притворно возмущалась, а у самой глаза горели: вариант!
– Я устрою, ты только приходи почаще…
Так и вышло – знакомый на служебной машине отвез ее в приют, где выбрали симпатичного пацана с внимательными, умными глазами. Режиссер сразу утвердил красотку-актрису, а мальчик был отдан гувернантке. Жизнь будто бы превращалась в то самое розовое вымя…
Все изменилось в один далеко не прекрасный момент – кино назвали вражеской пропагандой и запретили, а всех актеров вписали в черный список – тогда это делалось быстро и непринужденно.
Знакомый отказался от контактов с любовницей, гувернантке стало нечем платить, и Полина осталась одна, в коммуналке, с чужим нелюбимым ребенком и сомнительным будущим.
Три события, внешне не связанные между собой, проявились через десятки лет, когда у взрослого сына обнаружились признаки душевной болезни – еще до ухода из органов. Полина сразу заметила, как он изменился – дорогая одежда, возросшая тяга к деньгам, шику, повадки, даже жесты… Это был последний шанс съехать из опостылевшей «двушки» и пожить наконец для себя одной.
Надо отдать должное, она умела выждать. Задавала сыну аккуратные вопросы, наводила на нужные мысли… в конечном итоге он принес ей маленький листок, почти справку – о том, что некий известный в городе гражданин, всеми уважаемый, «стучит» операм. Обнародование бумажки непременно сведет «дятла» в могилу – и человек получил записку: «Десять тысяч долларов и информация на твоих партнеров!»
Жизнь стала приятной и необременительной: деньги есть, информация течет рекой – каждый охотно защищал себя, подставляя другого. Полина так и вовсе оказалась в безопасности, убедив всех, что за криминальным бизнесом стоит Виталик… который, кстати, охотно пользовался деньгами, но лишь в образе – в здравом уме он не помнил, что делал.
Все пошло не так, когда сын добровольно лег в больницу. Покупатели требовали информацию, а Полина боялась выдать свою причастность. Все стало еще хуже, когда он начал выздоравливать, – периоды смены личности сокращались, Виталий повеселел…
Решилась проблема элементарно – хорошей взяткой. Доктор оказался так мил, что даже плацебо выписал – мало ли, зачем обаятельной, небедной женщине ненормальный сын? Люди все с причудами, просто некоторые удачно их скрывают.
А потом все рухнуло, как взорванное здание, – быстро и шумно. Виталий никогда не расставался с архивом, но, однажды придя в себя, написал письмо – себе же, где подробно изложил основы бизнеса, перечислил виновных и написал, где искать копию. Также требовал, едва прочтет письмо, сдаться в прокуратуру и передать все Звонареву Александру Михайловичу – лично в руки.
Полина отбывать срок не хотела, потому вспомнила старого знакомого, подставившего с ребенком… Хорошевский занимал видное положение, чувства, на которые она рассчитывала, остались – и не прогадала. Была одна трудность – Виталий маниакально подозрителен, не верит даже ей… тогда человек Палача изобразил покупателя, выманил Ермолаева в парк; она дождалась на одной из лавок, когда он пойдет к выходу, приблизилась, улыбаясь… и всадила тонкую инсулиновую иглу чуть ниже локтя.
Но Виталий не зря был опытным бойцом – изловчившись, он подвернул руку так, что при падении локоть оказался сломан – открытый перелом, кровь начала бить из раны… флешка с компроматом оказалась насмерть зажата в каменеющей ладони.
