Дмитрий Вересов - Карта императрицы
Мура затаила дыхание: ей так хотелось, чтобы отец смог осуществить свои опыты с радием, — несчастный англичанин умер ужасной смертью, и не все ли теперь равно, как он добыл опасное вещество. Кроме того, она боялась, что может произойти нечто еще более страшное…
— К сожалению, при осмотре трупа никаких опасных веществ не обнаружено, — признался Вирхов. — Вероятно, выбросил в какую-нибудь канаву или в Неву… В ходе следствия выяснилось: мистер Стрейсноу не был знаком с сумасшедшим Адрианом Урагановым. И значит, не мог причинить вреда Вдовствующей Императрице Марии Федоровне.
— Кстати, Карл Иваныч, — подала голос Мура, — Вдовствующая Императрица завтра возвращается из Дании. Мы приглашены господином Формозовым на Варшавский вокзал. Предусмотрены ли меры безопасности?
Карл Иванович посмотрел на забавное личико младшей дочери профессора Муромцева, и ему стало грустно. Как хорошо, что ни она, ни ее сестра никогда не прочтут сообщение, полученное из Скотланд-Ярда, и не узнают, что английский гость — вор международного масштаба.
— Если не удастся сегодня разыскать злодея-публициста, — печально усмехнулся Вирхов, — я завтра подъеду к вокзалу… Но у Вдовствующей Императрицы своя надежная охрана…
— Приезжайте в любом случае, Карл Иваныч. — В дрожащем голосе Муры звучала непонятная настойчивость. — Приезжайте! Дмитрий Андреевич Формозов считает, что мы станем свидетелями исторического события…
Глава 28
Мура решила выйти из дому вместе с Вирховым. Доктор Коровкин, которому предстояло вынести баул со старинной картой, не понимал, почему она подвергает его опасности, — в этой ситуации присутствие Вирхова казалось ему нежелательным.
Но Мура знала, что делала. Пока Клим Кириллович переодевался у себя в комнате в приличествующий концерту костюм, а Полина Тихоновна и Карл Иванович, расположившиеся вместе с Мурой в уютной розово-коричневой гостиной Коровкиных, беседовали, девушка подошла к окну и увидела на противоположной стороне улицы человека в черной рясе. Сомнений у нее более не оставалось — за ними следили. И вполне возможно, что таинственный соглядатай — сообщник тех, кто стремится уничтожить карту. Мура надеялась, что присутствие следователя Вирхова, его шинель и фуражка отпугнут преступника, и тот не посмеет напасть на них, когда рядом будет важный чин.
— Ну что, дорогие мои, куда изволите отправляться? — спросил Вирхов, остановившись вместе с молодыми людьми на тротуаре Большой Вельможной. Он без особого любопытства взглянул на старенький баул в руках принаряженного Клима Кирилловича.
— Карл Иваныч! — взмолилась Мура. — Вы же фактически раскрыли преступление, имена злодеев установлены. Не проведете ли вы сегодняшний вечер с нами?
— С превеликой радостью принял бы ваше приглашение, — ни на минуту не задумываясь, откликнулся Вирхов, — да служебный долг превыше всего.
— Ну хоть ненадолго, — настаивала Мура, — прокатитесь вместе с нами к банку, затем немного послушаете Моцарта. А потом мы вас и держать не станем…
— Не могу, милая Мария Николаевна, никак не могу, — ответил Вирхов.
— Очень жаль, — разочарованно протянула Мура и оглянулась: подозрительный монах куда-то исчез.
Вирхов махнул рукой проезжавшему мимо извозчику и вскоре скрылся за поворотом на Н-ский проспект.
Мура вздохнула, проводив взглядом сыщика, и обратилась к доктору:
— Милый Клим Кириллович, вы предлагали везти баул на сохранение в какой-нибудь банк?
— Мне кажется, это решение самое подходящее, — неуверенно ответил доктор. — Где еще карта будет в относительной безопасности?
— Вот эта относительность меня и тревожит.
Когда Мура приостановилась напротив безжизненного особняка покойного князя Ордынского, прячущегося в глубине квартала за прозрачно-зеленоватыми кронами дубов и кленов, доктору показалось, что тревоги Муры небезосновательны, и он шепнул ей:
— У меня такое ощущение, что мне в спину кто-то смотрит. Успеем ли мы добраться до банка?
Мура быстро оглянулась — из-за афишной тумбы виднелась длинная черная ряса.
— Нет, мы поступим по-другому, — решила она, — кричите извозчика.
Доктор замахал своим неизменным зонтом, и возле них резко осадил коня лихач. Мура поспешно вспрыгнула на подножку, следом поднялся доктор Коровкин.
— Куда прикажете, драгоценные господа? — зычно справился молодец в велюровом цилиндре и в отделанной куницей поддевке из тонкого сукна.
— На подворье Благозерского монастыря. — Мура опередила Клима Кирилловича, не успевшего раскрыть рот. — На Калашниковскую набережную.
Лихач мгновенно рванул с места.
— Зачем мы туда едем? — шепотом спросил ошарашенный доктор Коровкин.
Он смотрел на младшую дочь профессора Муромцева с негодованием. Его вообще-то мало занимала судьба таинственной карты, но Мура в который раз ставила его перед необходимостью совершать безумные поступки.
Их экипаж стремительно обгонял конки, пролетки, одноконные и пароконные коляски — лихач оправдывал свое название: мчал он действительно лихо. До Калашниковской набережной они добрались очень быстро.
— Прямо в ворота въезжай! — закричала Мура и привстала с сиденья.
Лихач с явным удовольствием от своего мастерства вписался в проем ворот, прокатился по земляному двору подворья и остановился, едва не подняв на дыбы своего скакуна.
Клим Кириллович безропотно отдал напомаженному лихачу три рубля — сумму, конечно, безумную, но за удалую езду, за щегольской выезд лихачи и драли безбожно.
Мура первая спрыгнула на землю, с трудом дождалась, пока Клим Кириллович расплатится, потом, ухватив доктора за руку, в которой тот держал баул, потащила своего спутника к высокому крыльцу. Там у двери стоял хмурый инок и, засунув руки в рукава рясы, бесстрастно созерцал прибытие неизвестных ему прихожан.
— Извините, святой отец, мне надо срочно видеть иеромонаха Амвросия, — задыхаясь, крикнула Мура, — прошу вас, проведите нас к нему.
Монах оставался недвижным и молчаливым и лишь смотрел изучающим взором на интеллигентную барышню в порядочном пальто и шляпке с гирляндой из мелких цветочков и ее свежевыбритого, аккуратного спутника в щегольских ботинках, с зонтом, с потрепанным баулом в руках.
— Не медлите, умоляю вас, — продолжала Мура. — Отец Авель советовал мне просить помощи здесь, если понадобится. А она мне очень нужна!
При имени Авеля монах разомкнул руки, выпрямился и сделал знак следовать за ним.
Через низенькую дверцу они вступили в прохладный свежебеленый коридор, уводящий куда-то в глубь строения, миновали несколько комнат, в которых трудилась братия, и вскоре оказались в просторном помещении с накрытым белой скатертью длинным столом посредине. Монах бесшумно скрылся, и молодые люди успели оглядеться: перед большими и маленькими образами, в окладах дорогих и скромных, теплились лампадки; два широких окна были завешены тонким белым полотном, сквозь которое просвечивали стоящие на подоконнике горшки с пышно цветущими красными геранями.
— Чем могу служить вам? — раздался за спиной Муры глухой мужской голос.
Она обернулась и увидела иеромонаха — он стоял, опираясь на палку, и по черной рясе его разметались седые космы, длинная белая борода спускалась до креста, покоящегося на груди.
— Вы отец Амвросий? — Мура шагнула вперед.
— Совершенно верно, дитя мое, — ответил монах. — Что привело вас в нашу обитель?
— Нас привело сюда опасение за нашу жизнь, — прохрипел доктор Коровкин.
— Да, святой отец, нас преследуют… — Мура наконец отпустила руку Клима Кирилловича, судорожно сжимавшую ручку баула. — А отец Авель из Благозерского монастыря говорил мне, что я всегда могу прибегнуть к вашей защите.
Иеромонах пристально взглянул на Муру, огладил свою седую бороду.
— Судя по всему, вас зовут Мария Николаевна, — сказал он и перевел взгляд на встревоженного молодого человека.
— Да, меня зовут Мария Николаевна, — подтвердила Мура, — я младшая дочь профессора химии Николая Николаевича Муромцева. Вместе со мной доктор Клим Кириллович Коровкин, частнопрактикующий врач. В наших руках оказался документ, который хотят уничтожить. Поэтому я и прошу вашей помощи.
— Кто же вас преследует? — спросил отец Амвросий.
— Не знаю, — ответила Мура, — мне показалось, что это человек в рясе, он или переодетый преступник, или посланец из Макарьевского монастыря…
Доктор Коровкин в состоянии глубокого душевного потрясения, которое без усилий прочитывалось на его лице, смотрел на свою юную спутницу — как она могла определить, из какого монастыря монах, их преследующий? Ведь ни на лбу, ни на рясе, у него это не написано!
— Я помогу вашей беде, — принял решение отец Амвросий. — Присядьте, передохните. Я сейчас вернусь.
