Саманта Хайес - Пока ты моя
— Мощная вещь эти гормоны, — посочувствовал Адам.
Лоррейн метнула в него грозный взгляд. Все-таки муж иногда бывал идиотом, каких мало.
— Это, должно быть, очень расстроило вас, Рассел, — покачала головой Лоррейн. — Нечто подобное когда-нибудь повторялось?
— Она по-прежнему капризничала, у нее часто менялось настроение, но с тех пор она ни разу не говорила о том, что хочет сделать аборт. Я просил ее стать моей женой. — Расс невольно улыбнулся при этой мысли.
— От всей души сочувствую вам, Расс, — проникновенно и абсолютно искренне произнесла Лоррейн. — Вы не могли бы назвать мне имя той другой женщины, с которой Лиам Райдер, судя по всему, встречался?
Расс задумчиво почесал голову.
— Я узнал об этом случайно, — объяснил он. — Отправился в колледж, чтобы поговорить с ним по душам, предупредить, чтобы держался подальше от моей Сэл. И застукал его… ну, сами понимаете, когда он занимался этим с той, другой женщиной. Это было отвратительно.
— И как же ее зовут? — напомнил вопрос Адам.
Расс крепко задумался.
— Эта женщина вела вечерний курс в колледже. Создание украшений или что-то в этом роде. Насколько я помню, выглядела она по-настоящему странно.
— Ее имя? — упорствовал Адам.
Расс Гудол пожал плечами:
— Имя у нее тоже было странное. Что-то типа Делии или Селии. Не помню. Спросите в колледже. У нее такие вьющиеся рыжие волосы, все спутанные.
25
Я не стала бы утруждать себя и открывать дверь, но если Клаудия узнает, что я пропустила доставку покупок или не поприветствовала какую-нибудь подругу, она наверняка задумается над тем, чем же я здесь занималась. Я пообещала ей, что разберу бельевой шкаф и закончу разбирать стопку вещей, на починку которых, кажется, не хватит и целой жизни. Множество рваных вещей уже сложено в пакет с наклейкой «нужно зашить», убранный в кладовку.
«От подобной работы, — сказала мне Клаудия, когда я только-только приступила, — зависит все в доме». И улыбнулась так, словно эта задача — словно я сама — была важнейшей вещью в мире.
«Как же банально!» — помнится, подумалось мне, когда я заверила Клаудию, что люблю шить, прекрасно разбираюсь в мелких деталях, да и вообще у меня верный глаз на такие вещи. «Может быть, так и есть», — мелькает в моей голове, когда я неохотно плетусь к входной двери. Вероятно, я переняла это у Сесилии, наблюдая за ее работой долгими зимними вечерами. Она горбилась над столом в нашей крохотной квартирке, и падающий под углом из окна свет сиял над ней, словно личное маленькое солнце светило над ее собственным маленьким миром. Иногда она работала, глядя через гигантскую лупу на подставке. Как-то я посмотрела на Сесилию сквозь это увеличительное стекло. Ее тело трансформировалось, словно она попала в комнату смеха на ярмарочной площади. Сесилия стала огромной и перекошенной, словно громадное беременное животное. Я ничего не сказала. Это убило бы Сесилию, особенно если учесть то, что беременной она не была.
Кто бы ни стоял сейчас у двери, он проявляет удивительную настойчивость, трезвоня уже в третий раз.
Отпираю дверь и распахиваю ее.
— Клаудия Морган-Браун дома? — спрашивает незнакомая женщина в костюме.
— Простите, — отвечаю я. — Она будет только вечером.
Пытаюсь вспомнить, во сколько Клаудия собиралась вернуться.
— Я — инспектор уголовной полиции Фишер, — представляется женщина.
Я во все глаза смотрю на нее. Мне становится дурно. Земля уходит у меня из-под ног.
«Вот черт…»
— С вами все в порядке, голубушка? Вы кажетесь немного бледной. — Сотрудница полиции делает шаг вперед.
— Все хорошо, — отвечаю я и хватаюсь за дверной косяк, чтобы сохранить равновесие.
— А вы не знаете точно, во сколько она будет вечером? — спрашивает инспектор, притопывая так, словно и замерзла, и сгорает от нетерпения. Она засовывает руки в карманы пальто.
— Я… я не уверена. — Мне остается только молиться, чтобы сотрудница полиции явилась по поводу вчерашней аварии.
— А вы кто? — интересуется женщина.
Язык отказывается мне повиноваться. Что же мне ей ответить? Я совсем не ожидала этого. По крайней мере, не так скоро.
— Я — Зои, — сделав над собой усилие, любезно объясняю я. — Няня детей Клаудии.
Почему выяснять подробности ДТП пришла инспектор полиции? Увы, никак не могу придумать этому объяснение, я вообще едва держусь на ногах.
— А! — кивает женщина. Она явно мне верит. — Так вы не знаете, во сколько миссис Морган-Браун вернется?
— Думаю, около шести-семи, — расплывчато отвечаю я, глядя на часы. Пытаюсь вспомнить, что говорила Клаудия сегодня утром. Она сообщила, что чувствует себя лучше, что хочет пойти на свои предродовые занятия йогой, а потом поехать на работу.
Мой неопределенный ответ, кажется, доводит детектива до белого каления.
— Послушайте, — решаюсь я. — Если это — по поводу ДТП, то с ней все в порядке. Мы во всем разобрались на месте происшествия. Я решила не давать делу хода.
— ДТП? — переспрашивает женщина.
— Вчера кто-то влетел в нашу машину сзади. Я волновалась за Клаудию, она беременна, и… к счастью, никто не пострадал. — Мне даже удается заставить себя немного засмеяться.
— Я пришла по другому поводу, — объясняет инспектор. — Передайте это миссис Морган-Браун, прошу вас. Попросите ее связаться со мной, если я не смогу застать ее сегодня.
Беру визитку из обтянутых перчаткой пальцев и смотрю вслед удаляющейся сотруднице полиции. Потом захлопываю дверь, закрываю ее на ключ, запираю на засов и, наконец, в бессилии прислоняюсь к стене спиной. Требуется вся моя сила воли, чтобы не сползти на пол. Я внимательно смотрю на визитку. В середине отпечатано: «Отдел по борьбе с особо тяжкими преступлениями». Я мчусь в туалет, рву визитку в клочья и спускаю в унитаз.
* * *Дело плохо. Мне снова нужно ее видеть. Я набила текст эсэмэски, но никак не могу решиться отправить сообщение. Вместо этого брожу по саду босиком, позволяя холодной влажной траве забиваться между пальцами, а грязи — попадать мне под ногти. Вернувшись в дом, включаю компьютер и захожу в одну из своих электронных почт — этот адрес предназначен для общения с ней — и быстро печатаю сообщение, которое она не сможет проигнорировать.
Я пытаюсь сказать ей, что всегда буду любить ее и заботиться о ней. Не знаю, что еще я могу сделать.
«Дорогая Сесилия…» — пишу я и тут же стираю эти слова — они звучат излишне формально.
«Привет, Сесилия, я знаю, недавно вечером, в пабе, все прошло не так, как ты надеялась, но это не означает, что я не люблю тебя с прежней силой. Ты знаешь, что я всегда буду тебя любить. Я дала тебе обещание — и я его сдержу. Просто мне нужно чуть больше времени. С любовью. Целую».
Хоть что-нибудь, чтобы поддержать ее, чтобы не дать умереть надежде.
Смеюсь про себя и удаляю электронное письмо. Я не могу его отправить. Кто-нибудь может случайно увидеть сообщение, прочитать его. Отследить такое письмо слишком легко. Я — не дурочка. Можно было запросто нарушить все правила, встретившись с Сесилией, но оставлять электронный след, недвусмысленно заявляя о своих намерениях, — нет, так дела не делаются. Я уничтожаю и черновик письма.
Смотрю на часы. Время еще есть. До шести мальчики играют у Пип дома. Повинуясь импульсу, надеваю пальто, ботинки, шарф и хватаю ключи от машины. Если я приду в квартиру, никто потом не сможет узнать, о чем именно мы разговаривали.
* * *Паркуюсь и шагаю к двери. Я все еще помню код, и, как обычно, никто не потрудился повернуть ключ в замке, так что я спокойно прохожу в дом. У стены стоит велосипед Ким. Неужели она не поехала сегодня на работу? Стол в холле усеян корреспонденцией, большей частью всякой макулатурой, а рядом стоит сумка с бутылками, которые явно собираются сдать. Эта сумка здесь — целую вечность.
«Ничего из этого не должно было произойти», — печально думаю я. Она могла рассчитывать на помощь, сделать все иначе, послушаться меня. «Еще не слишком поздно», — пытаюсь я убедить саму себя, одновременно ругая за проявленную слабость. Все эти годы она заставляла меня делать такое, что я и представить себе никогда не могла. Отношения между нами все время складывались именно так — ее необъяснимая, недоступная пониманию потребность подпитывалась моим постепенно слабеющим чувством вины. «В какой-то мере утешает осознание того, что не только я во всем виновата», — думаю я, топая вверх по скрипучей лестнице. Вырываясь из ее тисков, я вижу ситуацию гораздо яснее. Сесилия — властная, обладающая даром убеждения женщина. Она всегда была такой — безрассудной, обладающей магическими чарами, которые действуют только на меня. Вот почему я пыталась — лишь пыталась! — уйти от нее, но мы обе прекрасно понимаем, что это не так просто, как кажется. Она вечно пользуется слабостью, которую я к ней питаю, прекрасно зная, что я сделаю все, что бы она ни попросила.
