Анна Малышева - Тамбур
— Юлия, постойте, — наконец перебил он ее. — Есть такая вещь, как экспертиза. Его мобильный телефон, с которого он вам звонил, проверили. И там четко высветились три, понимаете, три последних звонка на один и тот же номер. А номер ваш. Так что пусть наш милый Даня…
— Он и сказал, что звонил три раза! — воскликнула женщина. — Но первый раз, услышав мой голос, бросил трубку! Вот ваши три звонка!
— Отлично! — с иронией заметил Голубкин. — Наконец-то все выяснилось! А я уж и руки опустил! Так кто же звонил в первый раз? Насколько я помню, там четкое признание в убийстве?
— Нет, нечеткое! — Женщина все больше волновалась, ее голос уже не казался заспанным. Собака замолкла. — Он сказал — "у меня кое-что случилось.
Кажется, убили человека!" Это разве четкое признание?!
— Да что там ни говори, а это признание, — не сдавался Голубкин. — И я сам был у него в больнице и видел, как наш милый Даня рвал повязки на руках и вопил, что это он убил Боровина. Давайте закроем тему!
— Он и вчера вечером сказал мне то же самое, — чуть тише ответила женщина. — И подчеркнул, что убил он, и только он. Парень был явно не в себе.
— Он и сейчас не в себе.
— Но послушайте, — не сдавалась она, — какой смысл ему врать про первый звонок, если он и вам, и мне говорит, что убил своего учителя?! Зачем врать, если он сам против себя дает показания?! Да он на все готов, он в тюрьму пойдет, в психушку, ему все равно — я по голосу понимаю, уж поверьте моему опыту!
— Верю, — следователь взглянул на часы. Вот ведь черт… Приближалось время, которое ему назначил Сергей Семенихин, нужно было пилить через пол-Москвы, а спрашивается — зачем? Может, тот ничего и не скажет. Квашня какая-то, а не мужик!
— Первый раз звонил кто-то другой! — Голос Юлии тревожно звенел. — И этот кто-то знал об убийстве! Я могла запросто перепутать голоса, потому что все три раза в трубке был только шепот! Невозможно было попять, женщина говорит или мужчина! И еще меня сбило столку то, что они говорили похожие фразы! «Мне не с кем поговорить, смотрите себе телевизор, вы от меня отделываетесь!» Но это говорят практически все, кто звонит! А я перепутала! Или могла перепутать! Выслушайте меня! Это не пустяки, и Даня не врет! Не заставляйте меня повторять за другими пошлую фразу, что все менты — козлы!
— Ого… — только и пробормотал Голубкин, расширив глаза. Нет, эта женщина ему нравилась. Очень нравилась. По крайней мере, она говорила то что думала.
После паузы в трубке раздалось тихое «извините».
Он решительно пресек этот порыв:
— Я не обиделся. Если хотите, встречусь с нашим красавцем и поговорю еще раз. Только будет ли прок…
Он постоянно впадает в истерику. Кстати, откуда это он вам звонил?
— Из больницы, — с запинкой ответила та. — У него мобильный телефон.
— С какой стати? — рассеянно ответил Голубкин. — Впрочем, не важно. Я с ним встречусь.
Он быстро попрощался и бросился вниз, к стоянке.
Уже сев за руль, усмехнулся, подумав о том, что Юлия не учла одной простой вещи. Даже если предположить, что первый звонок был не от Дани, в нем могла идти речь совсем о другом убийстве. Не о Боровине. Мало ли народу поднимает по ночам руку на своих ближних, а потом звонит в телефон доверия? Ему ли не знать! А ей-то уж тем более. :
* * *
Сергей Семенихин выглядел типичной серой мышью, конторской крысой — да и вообще на ум сразу приходило сравнение с грызунами. Заостренное серое лицо, красноватый от хронической простуды кончик носа, приличный, но недорогой костюм, который плохо на нем сидел и наводил на мысли о распродажах. Старательная, усталая и безупречно порядочная трудовая единица, в каких всегда будет нужда и которые всегда боятся потерять работу. Голубкин опустился на стул и, протянув руку через столик, обменялся рукопожатием.
— Что ж, времени мало, — энергично начал он. — Но полчаса-то есть?
Сергей робко кивнул. Он впервые в жизни сталкивался с представителями закона и теперь сам не понимал — какай муха его укусила? Зачем он позвонил?
Вчера весь день мучился, терзая в кармане бумажку с номером, который ему дала мать той девочки. И все отчетливее понимал, что позвонит. Он просто не мог не позвонить, особенно когда перед ним, как наяву, вставало лицо того парня перед освещенной витриной ночного магазина. Красивое, юное, но — мертвенно-бледное, с расширенными от ужаса синими глазами, с перекошенным на сторону ртом. И его поза — как перед расстрелом. И взгляд, ужасающий, и одновременно — молящий о чем-то. Во взгляде было все дело — ни в чем ином. И даже кровь, которую Сергей после заметил на его руке, не напугала его так же сильно.
Это был взгляд убийцы или сумасшедшего, а может, одновременно и того и другого.
Все это он по мере сил и постарался объяснить следователю. Тот слушал его очень внимательно, и это ободряло Сергея.
— А в воскресенье я услышал от продавщицы, у которой парень покупал коньяк, что случилось убийство.
Про кровь она не помнила. Не заметила, наверное. Мне удалось узнать адрес и потом войти в подъезд. Не понимаю, зачем это сделал…
— Вы все правильно сделали, — заметил Голубкин, который, к стыду своему, уминал уже третий пирожок.
Если бы его видела жена… Она бы все ему сказала — и про низкопробные кафе, где он любил назначать свидания со свидетелями, и про его неумеренный аппетит, и про лишний вес… — А потом бы еще добавила про Третьяковскую галерею, где дочка не бывала ни разу, а ведь это же стыд и позор — они коренные москвичи!
— Там я встретил девочку, — робко продолжал Сергей. — Она живет в одном тамбуре с этим парнем и с тем, кого он убил. Та сказала, что парень убил своего соседа и теперь… Потом ко мне вышла ее мать №дала ваш телефон. И я решил позвонить, хотя это меня никак не касается. — Мужчина покачал головой. — Простите, но я никак не могу выкинуть его из головы. И работы по горло, и жена больна, и детей почти не вижу… А все равно думаю о нем.
— Во сколько вы его видели?
— Около полуночи.
— А точнее? — Голубкин подался вперед. Эта деталь его очень заинтересовала. Ведь было уже точно доказано, что Исаев перерезал себе вены около трех часов ночи, уже в пятницу. Врачи допускали временное расхождение в полчаса — не больше. Около полуночи у него рука была в крови — а спрашивается, в чьей?
Эксперты, обследовавшие тело Боровина, называли время смерти от 23.00 в четверг до 1.00 в пятницу. При этом учитывалось, что труп был обнаружен Татьяной Кривенко у батареи, так что могла быть допущена небольшая погрешность. Однако, как ни крути, а кровь, которую незадолго до полуночи этот мышеобразный свидетель видел на руке у Дани, могла принадлежать только Боровину. Которого, как тот сам признался, парень и убил. Свидетель оказался куда более ценным, чем ожидал Голубкин.
— Точнее? — Сергей сильно волновался, сидел как на иголках. Он ничего не ел, заказал только скверный чай из пакетика, да и к нему не притронулся. — Наверное, было совсем поздно… Полночь, скорее всего. Я часто возвращаюсь поздно…
Он нервно теребил кончик дешевого синего галстука.
— И вы можете дать письменные показания, что у парня рука была в крови? — Голубкин проглотил последний кусок пирожка и едва не подавился. — Именно в это время? В том месте? И он выглядел именно так, как вы говорите — в деловом костюме?
— Да-да, — нервно кивнул Сергей. Ему все больше не нравилось, что он ввязался в это дело. Знала бы жена! Алена все еще лежала в постели, даже фильмы не хотела смотреть. Порою человек настолько устает, что ему даже отдыхать лень…
— А вы опознаете его?
— Парня этого? — Сергей судорожно оттянул запястье и взглянул на часы. — Да. Мне пора на работу.
Простите!
— Поехали, — Голубкин решительно встал и отшвырнул ногой легкий пластиковый стульчик. — Вы его опознаете, а потом подпишете показания.
— Но я… Меня уволят!
Следователь решительно гарантировал, что ничего подобного не случится. Напротив — после того, как он покажет начальству бумаги, из которых будет следовать, что Семенихин оказал большую помощь в раскрытии дела об убийстве, его авторитет на работе сильно возрастет. Говоря это, Голубкин несколько посмеивался. Да и Сергей не слишком верил его утешительным речам — он проклинал себя за то, что все-таки решился позвонить Разве этого он добивался? Половина рабочего дня — псу под хвост! Алена с ума сойдет, когда у знает. А потом . Какое ему дело до этого парня?!
И все-таки он поехал. Сергей совершенно не умел возражать, особенно тем людям, которые стояли выше его на социальной лестнице. А таковыми он считал практически всех.
Звонок
— Господи, — Галина стиснула виски руками, глядя на истошно звонящий телефон. — Еще одна ночь, еще одна каторга! Вот не возьму трубку и все!
Однако взяла и сказала привычные фразы, и дала пару советов — все, как во сне. Илья вернулся, и они все делали вид, будто ничего не случилось. Однако о том, что у него есть другая женщина, все-таки упомянули.
