Татьяна Коган - Человек без сердца
Джек плотнее запахнул пиджак и улыбнулся, невидяще глядя в окно. Сейчас он уже не маленький мальчик, и чернота, окутавшая его, страшнее черноты автомобильного тоннеля. Но и она однажды рассеется. Иначе и быть не может.
Джек заснул под утро и проспал почти до самого обеда — ни доктор Вангенхайм, ни медсестры, обычно наведывавшиеся спозаранку, сегодня пациента не тревожили. Разбудил его отец.
— Стесняюсь предположить, чем ты занимался ночью, что так вымотался, — весело сказал Сергей Иванович, усаживаясь на стул у стены. Настроение у него было прекрасное. В последние дни сын выглядел довольным и, похоже, не притворялся.
— Рефлексировал, — ответил Джек, садясь на кровати и протирая глаза.
— Надо полагать, успешно? — В голосе Кравцова-старшего звучала улыбка.
— А сколько времени?
Отец посмотрел на дорогие наручные часы — единственный атрибут роскоши, к которому питал слабость:
— Без четверти час.
— Ого. — Джек зевнул и потянулся. — Даже осмотра сегодня не было. Не день, а сказка.
— Доктор Вангенхайм сказал, последний осмотр будет сегодня вечером.
— Последний? — насторожился Иван.
— Последний перед операцией, — уже не пряча радостного возбуждения, сообщил отец.
— Когда операция?
— Завтра.
Несколько минут Джек молчал, переваривая не столько новость, сколько собственную реакцию на нее. Казалось бы, известие должно было осчастливить его, а он…
Огорчился?
Как это?
Долго искать ответ не пришлось. Операция предполагала два результата. При положительном все было понятно и однозначно. При отрицательном едва установившееся душевное равновесие будет сметено на корню. Это и беспокоило Ивана Кравцова. Заново переживать изнуряющую апатию ой как не хотелось. Следовательно, сегодняшний день стоит посвятить аутотренингу и самовнушению. Убедить себя не слишком надеяться. Не делать высокие ставки. Не ждать спасения. Воспринимать операцию как маленький шажок к успеху, а не как прыжок через голову.
Кравцов-старший внимательно смотрел на сына, стараясь угадать, что творится у того в голове. Иван о чем-то напряженно думал, и отец с облегчением узнал сосредоточенное, строгое и несколько отсутствующее выражение лица, знакомое с детства. Судя по всему, к сыну вернулся здоровый прагматизм, которого так не хватало ему в последнее время. Наконец-то он видел прежнего Ивана: хладнокровного, разумного, управляющего своими эмоциями.
Кравцов-старший неожиданно понял — именно понял, а не почувствовал, — что черная полоса подошла к логическому завершению. И пусть врачи не давали гарантий, главная гарантия сидела сейчас перед ним. Иван излучал спокойствие и уверенность, и Сергей Иванович впервые за последний месяц не опасался за судьбу сына.
— Ну что ж, завтра — значит завтра, — заключил Джек, подводя итог внутреннему диалогу. — Будем надеяться, но не переоценивать шансы.
— Мысль здравая. Поддерживаю. — Кравцов-старший взял с тумбочки сложенные брюки и рубашку и кинул сыну: — Одевайся, умывайся, выйдем на воздух. Нагуляешь аппетит перед обедом.
— Есть! — по-военному отрапортовал Джек, приложив правую руку к виску, и стал поспешно натягивать джинсы.
Они гуляли по больничному дворику, каждый сантиметр которого Джек успел изучить. Он отчетливо представлял себе окружающую картину и не сомневался в ее достоверности. Если… Вернее, когда зрение вернется, он сравнит воображаемый двор с реальным и убедится в их идентичности.
Гулялось по гравийной дорожке некомфортно — солнце палило нещадно. Мужчины укрылись под раскидистыми кронами деревьев и неспешно шагали по упругой травянистой почве. Иногда под ногами шуршала прошлогодняя хвоя, Джек то и дело наступал на шишки, давя их с характерным хрустом. Кто бы мог подумать, что психотерапевт Кравцов однажды будет с любопытством прислушиваться к звукам из-под ботинок.
А звуки, между прочим, ему нравились. Судя по всему, шишки были двух типов. Первые — вытянутые, маленькие и сухие. Под подошвой они рассыпались с треском, как яичная скорлупа. Вторые — более круглые, крупные и упругие. Такие разваливались не сразу — приходилось приложить усилие, чтобы раздавить их полностью. И хруст у них был довольно сдержанный, сырой. Не самый вкусный хруст.
Кравцов-старший пребывал в необычно разговорчивом настроении, рассказывал о работе, вспоминал прошлое, задавал вопросы, вдохновленный переменами в душевном состоянии сына. Джек охотно поддерживал беседу, сознательно уводя мысли от намеченного на завтра события. Уже к середине прогулки Иван не сомневался, что возможный отрицательный результат операции не застанет его врасплох. Проигранное сражение — еще не вся война. А воевать он собрался упрямо и героически.
День пролетел быстро. Джек с гордостью отметил отсутствие тревожности, пульс был спокойным, дыхание — ровным. Он с успехом преодолевал один из опаснейших участков пути, где так велика вероятность стать жертвой завышенных ожиданий.
Вечером ненадолго зашел доктор Вангенхайм, измерил давление, уточнил расписание на завтра, пожелал спокойной ночи и удалился. Джек достал плеер и надел наушники, собираясь включить что-нибудь из классической музыки.
В дверь заскреблись и тут же ее открыли.
Иван отложил плеер и повернул голову в сторону невидимого гостя.
— Слышала, завтра у тебя важный день, — задумчиво протянула Гретхен.
— Здравствуй, — улыбнулся он. — Ты так поздно торчишь на работе?
— Наведываюсь в палаты слепых, подворовываю то, что плохо лежит, — ответила девушка и подошла ближе, тихо цокая набойками.
«Скучные классические лодочки на низком толстом каблуке, — предположил Джек. — Шпильки звучат агрессивней».
— Могу отдать тебе плеер, — он махнул рукой на тумбочку.
— За него, наверное, и сорока марок не выручишь? — пренебрежительно фыркнула Гретхен. — Мне бы что-то более ценное.
— Будь я романтиком, подарил бы тебе свое сердце.
— Твое сердце уже давно мое, — ее голос раздался неожиданно близко, у самого уха. Джек почувствовал, как мягкие пальцы коснулись его груди и, задержавшись на мгновение, упорхнули.
— Ты умело манипулируешь мужскими инстинктами, — помедлив, ответил Джек. Физического возбуждения он не ощущал, но присутствие медсестры однозначно его будоражило. Интересно, насколько близок придуманный им образ к настоящей Гретхен. Он представлял ее тонкой, высокой брюнеткой с острыми чертами лица, хотя именно такой типаж никогда его не привлекал. Проскользнула шальная идея: не притянуть ли девушку к себе, дабы мануально обследовать объект? Но он тут же подумал, что наверняка «объект» именно этого и ждет. В таком случае пусть удивится. Настроение его было если не игривым, то близким к тому.
Джек отступил на пару шагов назад и оперся о подоконник.
— Ты ходишь в бары?
— Бывает, — сухо бросила медсестра.
Он с трудом удержал ликующую ухмылку: неужели действительно расстроилась, что не обнял?
— Для чего?
— Известно для чего. Напиться и наделать глупостей. — Гретхен опять заговорила нежно и мелодично. И все-таки в приятном, обволакивающем тембре ее голоса пряталась строгость учительницы. Джек давно не встречал столь интересной особы. Разумеется, львиную долю ее очарования он нафантазировал, однако ж кое-какие задатки в ней, несомненно, есть.
— И когда последний раз ты совершала какую-нибудь глупость?
— Да вот прямо сейчас и совершаю.
— Ты заставляешь меня волноваться.
— Ты умеешь лгать не хуже меня, — язвительно отозвалась Гретхен. — Я не заметила у тебя волнения, хотя смотрела с пристрастием.
— Ты чем-то расстроена? — предположил Джек.
— С чего ты решил? — слишком поспешно ответила она.
— Так я прав?
Медсестра проигнорировала его вопрос. Джек почувствовал витавшее в воздухе напряжение. Это было странно. Обычно Гретхен являла собой образец спокойствия и юмора, сегодня же в ней явно присутствовала нервозность. Она была чем-то озабочена и безуспешно пыталась скрыть этот факт.
— Гретхен? — позвал он.
— Да?
— Что тебя тревожит?
— Знаешь, когда я тебя впервые увидела, сперва не поверила, что ты незрячий, — рассеянно протянула Гретхен. — У тебя совершенно осмысленный взгляд. Как будто ты все видишь и только притворяешься слепым. Жутковатое зрелище.
Джек замешкался с ответом, не зная, как реагировать на ее заявление. Гретхен вела себя странно, и он терялся в догадках об истинных причинах. Раньше психотерапевт Кравцов без труда определял основные раздражители и больные места пациента, даже когда тот не горел желанием откровенничать. С Гретхен сей процесс заметно усложнялся. То ли она столь искусно маскировалась, то ли сама не поспевала за разнонаправленными векторами в своей голове. Конечно, они находились в неравных условиях. Джек не мог насильно усадить Гретхен рядом и заставить говорить. Она не слишком стремилась раскрывать свою личность. Он довольствовался намеками и не испытывал стремления к большему. До сегодняшнего дня.
