Данил Корецкий - Счастливых бандитов не бывает
— Зачем звал, начальник? — строго спросил бригадир, будто это он вызвал Лиса повесткой. И выдвинул массивную нижнюю челюсть, словно готовый к атаке бульдог.
Коренев открыл розыскное дело, достал фотокарточку и положил на стол.
— Узнаешь?
Это было фото Тихомирова, выданное его матерью. Киллер сидел за барной стойкой где-то в Турции, держась за пивной бокал, и хмуро пялился в камеру. Зрачки отсвечивали красным.
Гарик слегка наклонил голову, посмотрел на снимок без всякого любопытства. Пожал плечами.
— А кто это такой?
— Еж.
Гарик поднял глаза от снимка, посмотрел Лису в глаза и нагло ухмыльнулся.
— Похож на артиста одного, — сказал он. — Подонков всяких играл. Не помню только фамилию.
— Тихомиров его фамилия. Он действительно из подонков. Только он такой же артист, как ты режиссер.
Гарик помрачнел. Фамилии Ежа даже он не знал, и такая осведомленность начальника УР его сильно насторожила. Что он такого раскопал?
— Хватит загадки загадывать, — процедил Гарик.
— А никаких загадок и нет. Ты режиссер, придумал сцену, выписал артиста, он эту сцену сыграл, а потом… Куда он потом подевался?
— Не вешай лапшу, начальник! Не знаю я этого типа.
Лис усмехнулся.
— Странно! А я вот буквально вчера беседовал с человеком, который видел вас вместе осенью 2008-го на судовом кладбище! Тебя и артиста твоего! Как же так, Гаркушин?
— Начхать, кто и с кем меня видел! Я тебе уже ответил. К тому же в отстойнике я вообще не бываю! Чего мне там делать? Бомжей гонять? Так это твоя работа, а не моя!
Он держался уверенно, лицом не суетился, даже не пытался изобразить из себя невинную овечку. Скорее изображал травленого волка, которого просто так не возьмешь.
— А если я очняк проведу? Ты как, Гаркушин, не возражаешь?
Лис внимательно наблюдал за ним, но Гарик не дрогнул ни единым лицевым мускулом.
— Проводи что хочешь! — буркнул он. — Мне фиолетово!
Но глаза метнулись: туда-сюда! Взглядом управлять труднее, чем мускулами.
Лис поднял трубку внутренней связи.
— Заводи свидетеля!
Точнее было сказать — лжесвидетеля. Накануне Лис договорился с охотником за цветным металлом Халиловым, чтобы он подтвердил одну-единственную вещь. Не для следствия и суда — исключительно для Гарика. Чтобы запудрить ему мозги и взять на понт.
Дверь кабинета распахнулась, и Волошин ввел «свидетеля». Его не приводили в порядок — та же длинная желтая куртка, тот же тросик в штанах, та же щетина, те же грязные потеки на острых скулах. Словом, он был «в образе».
— Заходи, Леша, — приветливо, даже слишком, сказал Лис. — Посмотри, ты знаешь этого человека?
Халилов должен был обойти стул с Гариком, внимательно осмотреть бригадира с головы до ног, задуматься, почесать в затылке или поковыряться в носу и раздумчиво сказать: «Дык, это он на том пароходе был, на „Горьком“. А с ним еще один, в черной одеже…» И посмотрев на предъявленный Лисом снимок, добавить: «Точно, вот с этим самым!» На репетиции все прошло гладко, а сейчас, перед тем как получить обещанные пять тысяч рублей, Халилов должен был сыграть не хуже любого профессионального артиста.
Но вся жизнь состоит из непредвиденных случайностей, причем проявляются они в самое неподходящее время. Начальник уголовного розыска Коренев знал это лучше многих. Сейчас ему пришлось еще раз убедиться в справедливости этой закономерности.
Халилов обошел стул, посмотрел на Гарика, и тут же лицо его исказилось, в бессмысленных глазах метнулся ужас.
— Не знаю я его! — истерично заорал бомж. — Никогда не видел! И вообще никого не видел! Лучше сажайте, я отсижу! Не знаю никого-о!
С Халиловым началась истерика, и Волошин с трудом вывел его из кабинета.
Бригадир речпортовских сидел неподвижно, как каменное изваяние бульдога.
— Что, начальник, не вышло? — с усмешкой спросил он. — Теперь твои мусорские прокладки не работают. Время другое, люди другие. И мусарня изменилась, и «деловые» уже не те, что раньше. На пенсию тебе пора, мусор! Давай, отмечай повестку, и я пошел!
Лис вздохнул, стараясь, чтобы это выглядело естественно. Про то, что времена изменились и он устарел, ему говорили начальники, так считали и молодые подчиненные, а теперь он услышал это от криминального авторитета. Наверное, они правы. Есть поговорка: «Если третий человек говорит, что ты пьян, заканчивай спорить и ложись отсыпаться…»
— На пенсию так на пенсию, — сдерживаясь, сказал он. — Только к этому разговору мы с тобой еще вернемся!
— Да хоть каждый день, — кивнул Гарик. — Только попусту меня больше не гоняй. Веди свидетелей, проводи опознание, ордер на стол! Иначе скажу своему адвокату — пусть на тебя жалобу пишет. Вы же все аттестацию ждете? Как раз и получишь сюрприз…
Лис откинулся на спинку кресла и внимательно разглядывал бригадира речпортовских. Его подозрения переросли в уверенность: это Гарик заказал Валета Ежу, а после прикончил исполнителя и спрятал концы в воду. Он хорошо обставился, потому и держится так уверенно. Но больше в Тиходонске нет человека, которому была бы выгодна эта комбинация. Хотя доказательств, очевидно, собрать не удастся. Что ж, есть и другие методы…
— Чего ты тут раскомандовался, Гаркушин? — сказал он спокойно. — Ордер тебе на стол, свидетелей подавай… Ты что, прокурором заделался? Или начальником ГУВД? Ты бандит, а я офицер, вот и веди себя соответственно. Никаких новых времен для меня нет — заруби это себе на носу! Еж — высокопрофессиональный киллер, и в Тиходонск приехал не просто так! И не по простому совпадению как раз в это время Валета убили!
Он навалился грудью на стол, поймал затравленный взгляд бригадира.
— Как считаешь, Гаркушин? Не случайно? Интересно, что братва на этот расклад скажет?
Да, глаза выдают глубоко скрытые чувства. И Лис понял, что он не ошибся. Только догадки к делу не пришьешь, а выражение взгляда доказательством не является. Но Гарик понял, что он понял. И зло окрысился:
— Хватит, мусор, порожняки гнать! Давай пропуск на выход!
— Порвут тебя, Гаркушин, на куски порвут!
Лис взял повестку, подписал, швырнул… Листок бумаги не долетел и спланировал Гарику под ноги.
— Все, Гаркушин, топай отсюда. Подумай над тем, что я сказал.
Гарик побелел — то ли от страха, то ли от бешенства. Выдержка, похоже, изменила ему. Сжатые в кулаки руки дернулись, по лицу пробежала судорога.
— Ну, что уставился, как хер на бритву? — Лис с усмешкой наблюдал за ним. — Или думаешь, что можно меня грохнуть и все будет хорошо? Не выйдет, я же всегда страхуюсь. Иди, думай!
Гарик нагнулся, поднял повестку и волчьей походкой вышел из кабинета.
* * *Степашка и Мокей ждали на улице, в стороне от здания УВД. Самоха на «линкольне» укатил в гараж менять какое-то реле, сказал, что вернется раньше, чем шеф выйдет. Так что охладиться было негде, стояли на жаре. Не в ментовку же идти! Тем более, что могучий сержант в бронежилете и с автоматом у входа их бы туда не пустил.
У Степашки нос сразу покраснел, и щеки, и лоб — короче, вся рожа покраснела и потом покрылась. А у Мокея ничего не покраснело. Мокей объяснил, что у него нордический тип организма, капилляры спрятаны глубоко. А у Степашки, значит, тип другой, не нордический. Какой-нибудь восточный. Может, даже африканский. Степашка с таким объяснением не согласился. Он сказал, что весь пот у него от шрамов, которые остались после того выстрела из «травматики», ну тогда, на 31-й линии. Это заслуженные шрамы, нехер гнать. А Мокей просто разжирел, у него всюду сало, даже на морде. Поэтому он не потеет. Обезьяны тоже не потеют — у них что, тоже организм нордический? Мокей на это сказал, что у него тоже шрамы есть, ему тогда на 31-й линии ножиком бок покромсали, это тебе не «травматика» какая-нибудь, он чуть не сдох… В поисках истины они едва не подрались, но потом Степашка достал из кармана фляжку с виски, и через какое-то время оба пришли в хорошее расположение духа. А тут и Самоха отзвонился: сообщил, что мчит обратно. Пацаны обрадовались: одной проблемой меньше.
Но Самоха не успел. Гарик вылетел из тяжелых дверей так, будто ему дали пинка под зад. Бульдожья челюсть выставлена вперед, глаза зло прищурены, желваки вздулись…
— Где машина?! — рявкнул он и протянул руку. — Давай ствол!
— Здесь?! — удивился Мокей. — Стремно…
— Давай! — бригадир распахнул пиджак, и Мокей, озираясь, сунул пистолет ему во внутренний карман.
— Машина где?! — повторил Гарик.
— Щ-щас будет! — кивнул Степашка. И пояснил: — Самоха в гараж ездил, чиниться. Мухой летит обратно!
Гарик наклонился, раздул ноздри.
— Вы тут бухали, что ли?!
— Так по грамульке… — начал объяснять Степашка, но не успел закончить.
Клац! Кулак бригадира врезался ему в скулу и опрокинул на грязный асфальт.
