Валерий Макеев - Тайный монах
Нужно было что-то сказать генералу. Что-то, что не вызвало бы тогда ни малейшего желания заниматься конкретикой. И полковник лишь филологически обыграл название операции. Мол, еще в восьмидесятых годах прошлого века пытались организовать группу из нескольких спецагентов, которые даже такую боль, возникающую при нехирургическом срывании ногтя, могли утолить собственным взглядом за две-три минуты, и залечить окровавленное место водой, направив на нее собственный взгляд. Генерал, начиная немного понимать, глубоко вздохнул. Нет, он себя не оправдывал — мол, действительно, тогда ему было не до этого. Просто время было не для креатива. Как настоящий профессионал, он четко поставил себе «галочку» в личном учете — собственное поражение. И как профессионал справедливо решил: «Это уже история. Нечего вздыхать. Надо отработать, пока есть хоть малейшая зацепка по этой операции».
— И на этом разговор закончился? — прервал молчание шефа Владислав.
— Помню, после этого короткого филологического обыгрывания словосочетания (а не операции!) «сорванный ноготь» мы вместе посмеялись, подшутили над руководством. Дескать, порой и такие бессмыслицы выдумывают. И на этом все, — подвел черту Александр Дмитриевич. Нет, он никоим образом не обиделся на старого спеца полковника. Все вопросы только к себе. «Тогда, видно, я был не готов принять это. Но сейчас я просто обязан исправить эту ошибку».
«Сорванный ноготь, сорванный ноготь…», — уже по-своему обыгрывал это словосочетание Владик, возвращаясь домой из больницы. Когда он подъехал к ярко освещенному МакДональдсу, его вдруг осенило. Дерюгин притормозил свою скромную «девятку» перед светофором. И чуть не въехал в маршрутку.
— Ты что, о….л! — резкий оклик водителя маршрутного такси пробудил у майора спецслужб на минуту потерянное чувство реальности. Дело в том, что он вдруг вспомнил одну занимательную деталь. Такой явно не хирургическим путем сорванный ноготь он неоднократно видел у своего старого приятеля. И возможно, этот приятель неким образом имел отношение не только к словосочетанию, но и к операции. Майор нажал на педаль газа, и лишь благодаря крепким выражениям второго сорта, которые возвращают к жизненному тонусу любого славянина, избежал нежелательного ДТП.
* * *Суббота. Конечно же, банька. Только здесь вместо любых приветствий «добрый вечер» или «добрый день», можно услышать «с легким паром». Мы как всегда пришли втроем: я, Владик и Петрович — наш старый приятель. Владик в этот раз был какой-то неразговорчивый и настороженный, как мне показалось. Ароматы мяты, эвкалипта и лаванды, разговоры о футболе и политике — все было, вроде, как всегда. Но Владика что-то явно тревожило.
— Ну что, заходим последний раз? — спросил Петрович. Хотя обычно мы больше семи раз в парную не заходили, а этот раз и был седьмым.
— А как тебе твой сорванный ноготь — не припекает? — на мой взгляд, странно повел себя Владик. Никогда ни я, ни он не допрашивались у Макса о его явно сорванном ногте. Было непонятно, зачем нужно было именно сейчас об этом спрашивать.
И Петрович почему-то мгновенно нахмурился. Далее парились практически молча.
— Ну что — по пиву? — традиционную процедуру решил объявить Владик.
Я обратил внимание, что эти слова Петрович процедил нехотя.
Владик предложил поехать на «утверждение процедуры» к нему. Как раз отправив жену с дочерью в Алушту, он «холостячил».
— Максим Петрович, а ты не хочешь в таком тесном кругу прояснить некоторые детали твоего таинственного прошлого, — без особой разминки Владик таки решил под пивко поговорить о «чем-то важном», обращаясь к приятелю как-то чересчур официально. — Или нам лучше поговорить в присутствии твоего бывшего шефа-Николая Семеновича?
— Таки докопались, — Макс, казалось, погрузился куда-то в себя.
— Ребята, процедуру почитания бани портим, — на этот раз и я решил вмешаться в непонятные мне вопросы-ответы.
— Да ничего. Уже не испортим. Это жизнь, — в словах Макса не было ни тени каких-то претензий к Владику. — Я знал, что рано или поздно, придется об этом говорить. Так уж лучше перед друзьями, чем перед «оторванными» солдафонами.
Я только пожал плечами и посмотрел на Владика. Но тот, опустив-приподняв взгляд, без каких либо словесных комментариев дал мне знать: «Пусть говорит. Пусть говорит лучше нам».
— Если вы знаете о Николае Семеновиче и обо мне, то больше нам некому помешать. Нас осталось только двое из бывшего спецподразделения КГБ. Не уверен, что могу рассказывать детали даже вам…
— Расскажи хотя бы о том, изучением каких именно чрезвычайных возможностей человека вы занимались, как это использовали на практике? — допытывался Владик.
— О, так вы очень далеки от деталей. Знаете, это тайна другого государства, которому я присягал. Его уже нет. Претензий к тому, что оно разрушило мою жизнь, у меня тоже нет. Знаете, скажу вам, как близким друзьям. Думаю, вам лучше и не знать о том, о чем я пытаюсь каждый забывать. А если говорить с вами, как с работниками СБУ, то даже не знаю… Не думаю, что я хотел бы возвращаться на путь, с которого сошел.
— А может, пришло время, и именно твои знания, твой опыт может стать той необходимой цепочкой для развития военно-научного направления не только нашего государства?..
— Остынь, — хотя официально, как мы знали, Макс был младшим сержантом запаса ВВС, но без напряжения остановил Владика — офицера СБУ. — Ты чего от меня хочешь? Исповеди? Наука, государственность… Солдафонство даже в вашей структуре не только осталось, но и вышло на новый виток развития. Чего ты от меня хочешь? Признания об участии в тайных военных операциях? Или в убийствах «по приказу», даже без использования огнестрельного оружия?
На мгновение воцарилась тишина. Каждый думал о своем, и о совместном. «Возможно, когда-то такие дилеммы стояли перед друзьями мушкетерами. Что имеет больший приоритет — интересы короля, королевы, или крепкая мужская дружба?»
— Хорошо, — опять младший сержант запаса, опередив двух офицеров, прервал молчание. — Я так понимаю, что на сто процентов съехать с темы уже не удастся. Но это жизнь. «Конторе» я не открою и десятой части. Вам же, если сам буду видеть, что это действительно нужно, пригожусь…
«Один за всех!», — почему-то мелькнуло в моих мыслях.
* * *— Заходи, Николай Семенович, — генерал Крикун встал с кресла и направился к ветерану «органов».
— Александр Дмитриевич, ты словно помолодел, такой шустрый!
— А что ты думаешь? Наших врачей все бранят, а они таки свое дело знают!
— Так, может, секрет не во врачах, а в медсестрах?
— Ну, от тебя скрыть ничего невозможно! — поддержал остроумную шутку генерал, — Видишь, дело наше такое — работать с секретами…
Николай Семенович понял, что генерал не просто так пригласил его на «чашечку кофе».
— Чай или кофе?
— Спасибо-спасибо, Дмитриевич. Я как раз на «Карсил» перешел, так что без кофе.
— Ну, «Карсила» у меня нет. А есть один вопрос. Дружеский. О «сорванном ногте»…
Полковник в отставке тему понял. И четко спросил в ответ:
— Архивы?
— Нет, воспоминания. Просто припомнилось в больнице, что ты сказал при увольнении. Я тогда промолчал. Только сейчас дошло, — будто шутил генерал. Но обоим было понятно, что это не шутки.
— Ну, а если нет никаких архивов, то в чем интерес? Кто-то что-то натворил?
— Начали заниматься подобной тематикой, а у нас по ней только один «молодой специалист». Вот я и решил обратиться к тебе — не поможешь ли с кадрами.
Пауза. Полковник понимал, что, с одной стороны, есть верность профессиональному высказыванию «Мы всегда в строю. У нас пенсионеров не бывает «. А с другой — он помнил о заповеди «не навреди».
— Еще тогда, в КГБ Советского Союза, полномочия относительно того, при каких обстоятельствах можно кого-то из группы засветить, были возложены на меня. Я мог сделать это только офицеру генеральского чина. При этом — мог бы! Но не обязан…
Крикун ждал…
— К тому же, это положение распространялось как раз в рамках КГБ. Хорошо, товарищ генерал. Принимаю решение. Я могу предоставить ограниченную информацию касательно спецпроекта «сорванный ноготь». Но только из уст в уста. Нигде ничего не буду подтверждать. Просто тебя я знаю как порядочного действующего офицера. Убежден, что то, что ты узнаешь, будет использовано исключительно с полезными для развития государства намерениями. Да. Есть один человек. Но из нашего подразделения живым остался только он. Может выйти на контакт только по моей просьбе. Но границы информации определит он сам.
«Вот это уже настоящая работа», — резюмировал значимость события внутренний голос генерала Крикуна.
На следующий день генерал Крикун уже жал руку с «сорванным ногтем» временно рассекреченному спецагенту Максу. А еще через пару дней запыхавшийся полковник Ефимов докладывал генералу Крикуну:
