Ирина Глебова - Ночные тени (сборник)
Викентий отодвинул две первые папки и любовно провёл ладонью по страничке с фотографией Забурина.
– Во-первых, – сказал, – опять же, профессия. Григорий Александрович работал фельдшером-патологоанатомом. Причём, с очень юных лет, с шестнадцати. И потом… С теми двумя всё достаточно ясно. А у этого, знаешь ли, интересная биография. Необычная. А ведь и дело наше, преступления, которые расследуем, необычные.
Михаил отнёс пустые чашки на свой стол, принёс стул, сел рядом с Викентием.
– Ну-ка, ну-ка…
– Сирота с раннего детства. Родители сгорели при пожаре. Через одиннадцать лет, опять же в огне, погибла его опекунша. Сгорела.
– Интересно… Совпадение, как думаешь, Вик?
– Я человек простой, простодушный! Могу, конечно, поверить и в совпадение. Однако, заставляет задуматься… Итак, опекунша Забурина, Покалькова Ульяна Антоновна, работала медсестрой в отделении патологоанатомии. Там же, в морге, стал трудиться и вновь осиротевший шестнадцатилетний Григорий. Заметь, он окончил школу и больше нигде не учился. Но в характеристике с места работы его называют очень способным и подающим надежды. И старательным.
– Значит, свою работу в морге он любил?
– Вот-вот… В тюрьму попал за драку со смертельным исходом.
– Всего три года получил? – удивился Михаил. – Что же случилось?
– Смягчающие обстоятельства. Свидетели показали, что погибший был зачинщиком драки, оскорбил Забурина, насмехался.
– Каким же образом?
– А у Григория Александровича, видишь ли, есть особая примета. Физический дефект, который он, видимо, воспринимает как уродство. И сильно комплексует по этому поводу.
Викентий перевернул страницу в деле Забурина, показал фото, сделанное уже после суда: белокурая шевелюра заключённого была сбрита, и на Михаила глянуло безухое ассимитричное лицо. И оно уже вовсе не показалось ему ангельским: глаза – в щёлочку, губы стиснуты, открывшийся изъян отталкивает взор. Другой, другой человек! Словно, обнажив, хоть и невольно, свой физический недостаток, Забурин обнажил и свою внутреннюю суть…
– Да-а, – протянул Лоскутов. – Ангел-то, похоже, падший. То бишь – Сатана… Комплексует, говоришь?
– Да. А как подобные комплексы отражаются на психике, мы с тобой знаем.
– Значит, будем искать Забурина? – подвёл итог Лоскутов.
– Его. Но и Касимова со Степановым тоже. Сейчас составлю запросы по их месту жительства, отошлю. И вновь пойдём к бомжам, фото показывать будем. Ну и, конечно, размножим, по всем городским отделениям разошлём. Ох, верю я Миша, что он ещё в городе. Хочу верить!
Викентий закурил, помолчал немного, потом спросил:
– Ну, давай, что там у тебя?
– Вот. – Михаил достал из сейфа ещё одну стандартную папку. – Дело об убийстве неизвестного в Коцарском переулке, на складе торговой фирмы «Бинго». Забрал вчера у Антона Ляшенко. Долг платежом красен!
– Да, помню. – Викентий кивнул.
Капитан Ляшенко, следователь из соседнего отдела, буквально на днях тоже забрал одно висевшее на них дело – ограбление профессорской квартиры. Антон Ляшенко подсел к Кандаурову в столовой, сказал, что ограбление это связано с делом о самоубийстве, которое он недавно расследовал: и то, и другое произошло в одном подъезде. Спросил, не против ли будет майор, если он у него дело заберёт. Викентий был только рад. Через час Ляшенко пришёл с разрешением от начальства и унёс документы. Когда же, после разговора с больным в профилактории, Викентий поинтересовался, в чьи руки попало «дело Витька» – так он условно назвал убийство на складе, ему сказали – у капитана Ляшенко. Он обрадовался, что может отплатить Антону услугой за услугу. Ему нравился этот молодой следователь: способный, умный, цепкий. Кандауров охотно бы взял его в свою команду, да только Антон был человеком очень самостоятельным. Предпочитал не подчиняться, а сам вести расследование. Что ж, Викентий это понимал.
– Ты уже полистал материалы? – спросил он у Лоскутова. – Ну, что Антон там успел раскопать?
– Кое-что есть. Установил личность убитого. Допросил руководителя фирмы, грузчиков. Все перепуганы, отрицают свою причастность.
– Так, Михаил. Надо вновь допросить директора. Ведь замок на двери склада не ломали, отпирали. У кого ещё мог быть ключ?
– Антон об этом тоже подумал. Но директор скрылся куда-то. Домашние говорят: уехал в командировку, куда и насколько не сказал.
– Значит, дай задание кому-то из наших: пусть начинают искать. И вновь допрашивают – грузчиков, шофёра, заместителя, бухгалтера…
Викентий задумался. Потом покачал головой:
–Не знаю, даст ли нам это что-либо. Мальчишка, Витёк этот, случайно ведь там оказался. И ушёл незаметно. Или кто-то видел его? И как это связано с «упырём»?
– Может, вообще никак, – согласился Лоскутов. – Но покопать нужно. Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь!
Капитан Лоскутов любил вставлять к месту пословицы и поговорки. Он говорил с восхищением: «Сколько веков назад придумали, а лучше не скажешь!» Теперь, собираясь выйти, он вдруг вспомнил ещё кое-что.
– Кстати, Антон, отдавая мне дело, сказал, что вчера же к нему приходил Игорь Лунёв – ну, тот самый журналист. Между прочим, интересовался именно этим убийством, в Коцарском переулке.
– Вот настырная братия, эти газетчики! И что Антон?
– А что? У Лунёва было разрешение от генерала. Он ведь часто пишет на криминальные темы. Так что Антон рассказал ему кое-что из следствия, не всё, конечно. Договорились, что будет держать Лунёва в курсе. Он же не знал, что через два часа я явлюсь и дело заберу.
– Скоро, значит, к нам пожалует. Я помню его, встречал как-то. Какая-то там у него личная история интересная.
– Жена от него ушла, а сына он себе оставил. Сам воспитывает мальчишку. Это весь город, наверное, знает. Человек-то он, вообщем, известный.
Викентий тут же подумал о своей дочери и позавидовал Игорю Лунёву. Он тоже хотел, чтоб Катюша осталась с ним. Но бывшая жена жёстко пресекла все его попытки, уехала, увезла девочку, и несколько лет он даже не знал, где она. А полгода назад вдруг получил от Кати письмо: «Дорогой папа! Мама разрешила мне написать тебе. Я так рада, потому что всегда помнила и любила тебя…» Что смягчило сердце бывшей жены? Время ли и утихшая обида? Или, может, она на практике убедилась, что он – не самый плохой на свете мужчина? Теперь Викентий регулярно переписывался с дочерью, а в отпуске собирался съездить к ней в гости. Дело «угличского упыря» отодвинуло отпуск.
Гриня
Когда Гриня хотел, он у любого человека мог выведать всё, что ему нужно. Исподволь, так, что собеседник и не догадывался о направленности разговора. Это был всего лишь один из многочисленных талантов Грини, которыми он гордился и за которые любил себя. Впрочем, «любил» – слабенькое слово. Гриня уже давно подозревал, что в нём есть некое высшее начало. Первое время он думал, что – Божественное. Но потом пришло озарение: он – семя Демона. Демона-инкуба. Ведь они – тоже бессмертные божества. Только иной сути. Падшие ангелы. И кто знает, чья сила сильнее! Коль идёт непрерывная битва Добра и Зла, битва без начала и конца, значит и силы равны. А значит и правда неизвестно на чьей стороне. Может быть, Зло нужнее людям, может быть, в нём – вечный двигатель жизни и прогресса. А Добро – утопия…
Инкуб может принимать любой вид. И почему бы ему не приходить на землю в облике мужчины? И не иметь здесь женщин? А коль так – то и детей? Всё больше и больше Гриня склонялся к мысли, что он – один из сыновей Демона-инкуба. Много, много примет указывало на это! И даже утерянное ухо – особая метка! И недаром бабушка, говоря о его матери, всегда повторяла: «Чертовка, распутница, дьяволица!» Да, такой, именно такой могла быть избранница Демона! И, в конце концов, Гриня поверил: он – сын инкуба, у него особая роль на земле.
Идея «инкарнации» пришла к нему очень рано. Часто, готовя очередной труп к вскрытию, бабушка приговаривала:
– Совсем целёхонький: голова, руки, ноги! Чего бы не жить, казалось? Ан нет! Ушла жизнь. Куда же она уходит? Не пропадает ведь бесследно? Неужели в червей перейдёт, которые тело едят?
И каждый раз такое искреннее недоумение было в её голосе, такая зависть к червям, что чувства эти передались и Грине, который постоянно крутился рядом.
Чем дальше отдалялись от него по времени детство и трагический день гибели родителей, тем сильнее мучили его воспоминания и подозрения. Когда он вошёл в подростковый возраст, рассказы бабушки слушал и воспринимал по-другому. С растущей неприязнью. Почему она всегда плохо говорит о его матери: зло, гадкими словами? Да и отца особо не хвалит. И словно радуется, что они погибли: «сгорели в пламени, как грешники! Совокуплялись, как звери, где только могли! Вот огонь и достал их…» А сама бабушка, почему её тогда не было дома? Гриня убедил себя, что помнит: бабушка всегда была при нём, продукты в дом привозил шофёр – всё, что надо. Она сама не ходила по магазинам. А именно в тот день и час – пошла…
